Томек в Гран-Чако

Альфред Шклярский

После неудачной попытки вызволить Яна Смугу из плена индейцев-кампа Томек и его товарищи спешно готовят новую спасательную экспедицию. Пожертвовав своей свободой и оставшись в поселении индейцев ради побега друзей, Смуга и капитан Новицкий пообещали юноше встретиться с ним через пару месяцев близ северной границы Боливии. Вот только, кажется, сама судьба против их воссоединения: сначала восстание кампа в Монтанье вынудило Вильмовского-младшего и остальных участников группы отказаться от короткого маршрута, а затем карты им спутала революция в Боливии. Чтобы как можно скорее добраться до условленного места, Томек решается повести экспедицию через Гран-Чако – таинственный край, который уже долгое время остается неизведанным. По легенде, там проживают свободные индейские племена и беда ждет любого белого человека, осмелившегося вторгнуться на их земли… Но разве Томек может отступить, когда на кону стоит жизнь дорогих ему людей? На историях о бесстрашном Томеке Вильмовском, вышедших из-под пера польского писателя Альфреда Шклярского, выросло не одно поколение юных любителей книг. Перед вами новый перевод восьмого романа из этого цикла – «Томек в Гран-Чако», который был дополнен интересными и познавательными научно-популярными справками. Замечательные иллюстрации к книге создал художник Владимир Канивец. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

III

Беседа друзей

Новицкий сделал глубокий вдох, затем медленно открыл глаза. С удивлением понял, что лежит у себя на топчане, в той самой комнате, которую они вместе со Смугой занимали в одной из каменных построек древнего города. Еще не до конца пробудившись от глубокого и долгого сна, он лениво рассматривал дыру в потолке, через которую проникали палящие солнечные лучи. Новицкий не мог сосредоточиться: в голове то и дело возникали непонятные образы. То какие-то пумы крутились вокруг, а он, по примеру Томека, пытался укротить их с помощью гипноза, то шаман в высоком венце из перьев на голове, коварно хихикая, пытался подсунуть ему яд, а стоявшая за спиной мужа Агуа строила Новицкому глазки. Это видение и доконало капитана — он окончательно проснулся.

«Чтоб тебя кит слопал! Приснится же такая ерунда!»

Какое-то время он продолжал неподвижно лежать, постепенно приходя в себя. Фрагменты событий минувшего дня мало-помалу складывались в связную картину — схватка с пумой, таинственный Онари, осматривавший его рану… Чтобы полностью убедиться, что это ему не приснилось, Новицкий уселся на топчане. Быстро сбросив с себя укрывавшую его мягкую звериную шкуру, он заметил широкую повязку на левой ноге.

— Сто пар бочек прогорклого жира! — вполголоса выругался Новицкий. — Оказывается, точно, никакой не сон!

И тут же у него за спиной раздался хорошо знакомый голос:

— Добрый день, капитан! Точно не сон. И не советую тебе делать резких движений.

Новицкий резко обернулся. На топчане в глубине комнаты сидел Смуга. Поднявшись, положил погасшую трубку в карман и подошел к своему другу.

— Добрый день, Ян! — беззаботно отозвался Новицкий. — Ты только глянь — солнышко уже пригревает, а я еще в постели! Как я здесь очутился? Не могу ничего вспомнить. Этот индеец-шаман усыпил меня в своей хижине, а потом…

— А потом ночью кампа перенесли тебя на носилках. Ты спал как убитый, — продолжал Смуга. — Ну и напугал ты меня!

— Было бы чего пугаться. Понимаю, произошло б со мной что-нибудь страшное… А так ерунда, кошка полоснула когтями. Просто царапина.

— Ничего себе царапина! — ухмыльнулся Смуга. — Я все знаю, Онари рассказал. Пойми, здесь с такими ранами не шутят. Не дай бог еще заразу занесешь.

— Я все и так понимаю. Поэтому и приполз к шаману, хоть мы ему и не доверяем.

— Правильно сделал, что приполз, — согласился Смуга. — Здешние шаманы знают столько разных лечебных трав, кореньев, растений! Нашим европейским врачам им бы позавидовать, но они же их презирают, за шарлатанов держат. Онари говорит, что рана скоро затянется. Теперь я спокоен — он в этом толк знает.

— Так ты и у него побывать успел? — удивился Новицкий.

— Незачем было ходить — он сам здесь был. Тебя притащили под его надзором. И ночью два раза приходил. Поил тебя какими-то отварами, дымом окуривал, бубнил свои шаманские «колыбельные», как ребенку, — усмехаясь, пояснил Смуга.

— Ну, раз уж так все было, вынужден признать, что он вел себя достойно, хоть и терпеть нас не может. Не поймешь их, этих индейцев!

— Вообще-то, если они не воюют — это гордые, прямодушные, вполне приятные люди. Ты их покорил своим благородным поступком и смелостью, а уж они это ценят, можешь не сомневаться.

Новицкий был одновременно и польщен, и смущен словами друга. Смугу он знал не первый день, всегда преклонялся перед его отвагой, выдержкой и ценил его опыт. Тем более ему было приятно услышать от него похвалу.

— Черт возьми, что это значит? Где моя одежда?

— Принесли тебя сюда в чем мать родила, но вот кушму оставили.

Сказав это, Смуга кивнул в сторону лавки, где лежало долгополое одеяние, в каком он и сам предстал перед Новицким.

— Бог ты мой, что это за балахон такой? — недовольно вопросил Новицкий. — Я в нем ни дать ни взять японский борец. Уж лучше голышом разгуливать, как эти кампа.

— Не сомневаюсь, что им это пришлось бы по душе, — хохотнул Смуга. — Только не все кампа ходят голышом даже здесь. Родственные индейцам-кампа ацири и аутанири носят кушмы, которые переняли, между прочим, от жителей соседних Центральных Анд^[13]. Самые примитивные из племен — амаценге, те вообще ничего не надевают. Да при такой жаре в джунглях на восточных склонах Анд это и ни к чему. Ты особо не тревожься насчет одежды, тебе все равно еще надо лежать. И не день и не два, чтобы рана зажила как следует.

— И то верно, — не стал спорить Новицкий. — В любой момент нужно быть готовым делать отсюда ноги. И моя нога должна зажить, иначе как мне за тобой угнаться? Время не терпит. Да и мне покоя не дают мысли о Томеке.

— Мне тоже, — кивнул Смуга. — Нужно смываться отсюда в ближайшие дни. Может, вскоре представится случай?

— Ты правда так считаешь? — с надеждой в голосе спросил Новицкий.

Помолчав с минуту, Смуга высказался:

— Ты своим смелым поступком заработал признание кампа. По сути, они люди как люди. Даже Онари, тот самый, кто еще недавно больше остальных сделал нам гадостей. А сейчас? Подумать только — он тебя выхаживает!

— Это может быть важно для нас?

— Может, и так, а может, и нет. Но я не сомневаюсь, что мы здорово выросли в их глазах. Однако у индейцев настроение меняется быстро. Как бы то ни было, скоро наше положение прояснится.

Из-за закрывающей выход циновки послышались приглушенные женские голоса и характерное позвякивание колокольчиков, сделанных из семян какого-то растения. Женщины обычно подвязывают такие колокольчики на шнурке вокруг пояса и надевают для исполнения танцев или в особых случаях.

Друзья тут же умолкли, явно заинтригованные происходящим. В помещение вошли несколько молодых женщин во главе с Агуа. Как и почти на всех обитательницах джунглей, на них были надеты лишь два сшитых вместе коротеньких передничка из плотного коричневого домотканого полотна, прикрывавших лишь живот и ягодицы. Длинные черные прямые волосы спадали на спину, почти доходя до пояса. На шее у каждой из них на сплетенном из стеблей растений разноцветном шнурке висел деревянный гребешок.

Новицкий широко улыбнулся гостям. При виде полных еды блюд он на пару секунд даже позабыл обо всех своих тревогах и болях. С прошлого утра он не проглотил ни кусочка — по милости шамана капитан проспал весь вечер и всю ночь. Аппетитный аромат жареной курятины и рыбы, запеченного сладкого картофеля, риса, фасоли, кукурузы и свежих бананов, да еще и здоровенный кувшин масато^[14] привели Новицкого в отличное настроение.

— О-го-го, Янек, ты только посмотри! — воскликнул он по-польски. — Не хуже, чем в варшавском «Бристоле», а официантки одеты как на танцы, даже посмотреть приятно.

— Верно говоришь! — согласился Смуга. — Такие дамы точно наделали бы переполоху в «Бристоле».

Агуа остановилась перед Новицким и, приглядевшись, сказала:

— Вижу, кумпа, тебе уже гораздо лучше. Вчера ты был ужасно голоден, но Онари утверждал, что ты проснешься еще не скоро. Вот поэтому мы и принесли еду только сейчас.

Смуга с Новицким обменялись многозначительными взглядами. Впервые с пленения кампа назвали одного из них «кумпа», то есть кумом, словом, с которым обращались к кровным родственникам или друзьям. Довольный Новицкий ответил ей:

— Благодаря добрым снадобьям твоего муженька рана мне почти не досаждает. Вот скоро встану на ноги и тогда с вами, красавицы, погуляю как полагается. Вижу, вы как на танцы вырядились.

Индианки с улыбкой расставляли на лавке блюда и с любопытством разглядывали белых мужчин. Агуа же, все еще не отходя от Новицкого, продолжала:

— Онари знает, что рана скоро заживет. Своими чарами он снял с тебя порчу, которую напустил злой дух, живший в пуме.

— Сеньор Смуга рассказал мне, что Онари сидел подле меня, — сообщил Новицкий. — Я отблагодарю его, как только поправлюсь.

— Он сам придет осмотреть рану.

— Вот и хорошо, тогда и поблагодарю. Можешь мне сказать, где моя одежда? В этой кушме мне как-то неудобно…

— Не волнуйся об этом, кумпа, — успокоила его индианка. — Старшие жены Онари чинят твои штаны. Солнце не успеет зайти, как их тебе отдадут.

— Ну, раз так, то приступлю к еде со своим другом, ведь я голоден настолько, что и тебя бы съел!

Женщины визгливо расхохотались. Агуа тоже.

— Вот уж напугал, кумпа! — отмахнулась она. — Только уитото и кашибо едят человечину.

Индианки с хохотом выбежали наружу, позвякивая колокольчиками, и друзья остались в одиночестве.

— Ну и что теперь скажешь, кумпа Новицкий? — шутливо осведомился Смуга.

— Похоже, эти хохотуньи сообщили нам недурную новость, — ответил Новицкий, вонзая зубы в ножку курицы. — Но сначала поедим, а то на голодный желудок никакие умные мысли не идут в голову.

Какое-то время они ели молча. Смуга в немом восторге смотрел на Новицкого, который поглощал одно блюдо за другим. Наконец, утолив голод, тот потянулся к большому кувшину:

— Выпьем, Янек! Масато в умеренных количествах способствует пищеварению.

Смуга со вздохом ответил:

— Ох и завидую я тебе, Тадек! Я намного дольше живу среди индейцев, но до сих пор на их масато и чичу смотреть не могу без содрогания.

— Ну ты уж и привереда! Томек тоже не переносил чичу, когда мы были у индейцев-кубео. Подумаешь, женщины племени сначала пережевывают кукурузу для напитка. Что тут такого? Видно, их предки передали им способ приготовления. И потом, они после еды полощут рот.

— А ты не видел, случаем, что за рты у этих старух? Они же постоянно жуют коку!

— Не хватало мне еще на старух заглядываться! — возмутился Новицкий. — К тому же излишнее любопытство ни к чему хорошему не приводит. Например, владел мой дядька на Повислье пекарней, а я мальчишкой обожал всюду нос совать. И вот однажды вечером, а дело было как раз на каникулах, пошел посмотреть, как выпекают хлеб. Духота ночью тогда стояла страшная. Да и печь просто раскалилась. Неудивительно, что с пекарей пот катил градом, хоть они и чуть ли не догола разделись. Так вот, месят они тесто, а пот в тесто и капает. Как мне противно стало! Утром за завтраком меня аж всего перекосило, когда вспомнил об этом. Ну и бате рассказал. А он хвать меня за ухо и говорит: «В следующий раз не суйся в кухню и не порть людям аппетит!» Поэтому давай выпьем с тобой, что ли, за все хорошее и для нас, и для наших друзей!

Выпив, Новицкий продолжил:

— Не стану скрывать: в сравнении даже с самым отвратительным ромом, не говоря уж о ямайском, масато — то еще пойло. Только ведь на безрыбье и рак рыба. А сейчас раскурим с тобой трубки и спокойно поговорим. Похоже, нам попутный ветерок в паруса задувает. Но ты утверждаешь, что у индейцев настроение часто меняется, стало быть, нужно не мешкая воспользоваться положением.

Смуга довольно долго сидел молча, попыхивая трубкой, прежде чем ответил:

— После побега наших друзей я думал, как бы нам самим последовать их примеру. Смотаться-то отсюда наверняка можно, а вот потом будет хлопотно. Пойми, нам нельзя избрать тот же самый кратчайший путь, что Томек. Кампа их хоть и не поймали, но незамеченными наши друзья точно не остались. Уверен, кто-то теперь присматривает за этой дорогой.

— Уж не задумал ли ты бежать через Гран-Пахональ? — недоверчиво осведомился Новицкий. — Где-где, а там кампа нас точно сцапают.

— Согласен с тобой, Гран-Пахональ тоже отпадает.

— Что тогда остается?

— Остается идти прямиком на восток, через джунгли, которые населены враждебными племенами.

— Говоришь, на восток? То есть к бразильской границе? В другую сторону от места встречи с Томеком?

— Точно, в десятку! Нас ждет долгий опасный путь, но зато мы обойдем Гран-Пахональ, где, как и на юго-востоке, кампа и их союзники смотрят во все глаза.

— Ты все верно рассуждаешь, но если мы пойдем в обход, то можем опоздать на встречу с Томеком! А он как себя в таком случае поведет? Руку даю на отсечение, бросится к нам навстречу и непременно угодит в ловушку. Этого допустить нельзя ни в коем случае!

— Единственный способ — добраться до места встречи раньше Томека, — пояснил Смуга. — Нельзя больше тянуть с побегом.

— Ты все хорошо продумал, — согласился Новицкий, но в его голосе чувствовалась озабоченность. — Да вот только беда в том, что у нас нет ни оружия, ни экипировки, ни носильщиков. Кстати, эта девчонка шамана говорила о каких-то там уитото и кашибо. Они что, на самом деле людоеды?

Смуга снова набил табаком трубку, прикурил от тлевшей в углу лампадки и лишь после этого ответил:

— Я многие годы интересуюсь этнографией. И даже здесь не тратил времени даром, при малейшей возможности собирал сведения о племенах в Монтанье. Понимание их обычаев также может быть полезным во время побега, о котором я никогда не переставал думать.

— Меня всегда поражали твои знания о мире, о людях, — ввернул Новицкий. — И ты, и Томек, и его отец — вы самые настоящие ходячие энциклопедии! Ты говори, говори, я слушаю.

— В истоках Агуайтии^[15] живут воинственные кашибо, чама зовут их «народом летучей мыши». Они ненавидят всех — и белых, и индейцев других племен. По рекам плавают на небольших плотах. Мужчины ходят обнаженными, а женщины в коротких юбках. Убитому врагу отрубают голову, руки и ноги. Из вырванных зубов делают амулеты, а руки и ноги варят, пока мясо не отвалится от костей. Потом из костей изготавливают дудки и колчаны для стрел. Пока варят этот «бульон» из добычи, некоторые из племени пробует его на вкус, чтобы таким вот образом отвага убитого врага перешла к ним. Отсюда и слухи о людоедстве. Мне рассказывали, что кашибо сжигают останки умерших родственников вместе со всем их скарбом, а прах поедают, чтобы унаследовать характер умерших.

— Ну и жуткие вещи ты рассказываешь, — покачал головой Новицкий. — А об уитото тебе тоже удалось разузнать?

— Вот уитото действительно людоеды и охотники за головами. Они поедают врагов, убитых в бою. Деликатесом считаются сердце, печень и костный мозг. Головы убитых врагов они высушивают до размеров головы новорожденного. В этом племени налицо влияние африканских негров — беглых рабов с плантаций. Уитото тоже общаются друг с другом с помощью тамтамов, играют на бамбуковых флейтах, стучат на бубнах. И волосы у некоторых вьющиеся. А танцы уитото основываются на индейских танцах и африканской самбе.

— Странно, что уитото, раз уж они людоеды, не сжирают беглых негров-рабов, — удивился Новицкий. — Но насчет тамтамов — так и есть, я тоже об этом слышал.

— Видимо, индейцев и негров объединяла общая ненависть к белым, — пояснил Смуга. — Влияние негров куда сильнее заметно у племени кокама, живущих вблизи Икитоса. У многих из них раскосые глаза, как у индейцев, и толстые губы, как у негров.

— Чтоб их всех бешеный кит слопал! — пробурчал Новицкий. — Да уж, весело здесь, в этой Монтанье!

— Верно говоришь, Тадек, — согласился Смуга. — Что ты хочешь, Монтанья — это родина пукуны^[16], так здесь называют духовое оружие. Пукунами пользуются хибаро и ягуа, они тоже охотники за головами. Именно ягуа отрубили голову несчастному племяннику Никсона.

— Помню-помню, ты говорил об этом ужасном случае. Потому-то ты и попал в беду. А еще я хочу спросить тебя об индейцах племени чама, которые считают кашибо людоедами.

— Племя чама состоит из трех групп: конибо, шипибо и шетебо. Чама — люди довольно спокойные, кочевые, вечно в поисках пропитания. Совсем как наши европейские цыгане. Передвигаются небольшими группами по рекам и озерам Монтаньи на особенных лодочках. Эти лодочки для них все равно что мустанги для индейцев североамериканских прерий. Чама, вообще-то, народец ленивый, для пропитания довольствуются и одичавшей юккой, бананами и рыбой, а на охоту отправляются только тогда, когда их женщины требуют добыть мяса.

— Верная поговорка: не было бы счастья, так несчастье помогло, — отметил Новицкий. — Вот повезло бы, попади мы в плен к этим чама. Кампа хотя бы нас голодом не морят. Я пока еще чуточку хлебну масато, а ты говори, говори, Янек.

— Чама верят только в магию. Они думают, что у шаманов в груди сидят отравленные колючки и эти колючки могут наслать на людей смертельные недуги. Всем грудным младенцам чама деформируют головы^[17]. Если рождаются близнецы, то считается, что это наказание женщине за недобрые дела. Близнецов, как злых духов, живьем закапывают в землю, а женщину изгоняют из племени, обрекая на гибель в полном одиночестве. А если во время родов умирает мать, отец живьем зарывает вместе с ней в землю и новорожденного.

— Дикость! Настоящее варварство! Даже поверить трудно! И это, по-твоему, тихие мирные люди?!

— Дорогой мой капитан, я имел в виду исключительно их отношение к чужакам. Да и на самом деле чама воюют только с кашибо, потому что ужасно их боятся. Может, еще и повидаемся с индейцами-чама, они селятся по берегам Укаяли до самых окрестностей Кумарии^[18].

— Значит, к белым они относятся дружественно?

— Нет, они и белых ненавидят за то, что те вынуждают их работать в качестве невольников, просто уже смирились со своей горькой участью. Некоторые даже с удовольствием идут служить своим хозяевам, так называемым опекунам, — ведь у тех столько всяких любопытных вещиц.

— Тем лучше для нас! — резюмировал Новицкий. — Вот только жаль, что ни у меня, ни у тебя с собой нет никаких любопытных вещиц. Хоть бы оружие достать, так уж как-нибудь пробились бы. Ладно, главное — не падать духом, все как-нибудь утрясется.

— Верно, верно говоришь, Тадек! — согласился Смуга. — Терпеть не могу паникеров! Не будет у нас оружия, ведь все припрятанное мы отдали Томеку.

— Разумеется, Томеку пришлось куда труднее, он должен был защищать Наташу и Салли.

— Не сомневался, что ты так скажешь, — с улыбкой произнес Смуга. — Мы же сами с тобой хотели, чтобы у Томека и Салли все было в порядке.

— Ты, Янек, прямо читаешь мои мысли, — обрадовался Новицкий. — Вот поэтому я и рвусь отсюда — не желаю подвергать наших друзей новым бедам.

— Понимаю, — поддержал его Смуга. — Думаю, справимся. Какое-то время придется обходиться без оружия, но потом нам наверняка удастся набрести на лагерь сборщиков каучука и там что-нибудь раздобыть.

— Надежды на это мало, да и что мы можем дать им взамен?

— Кто знает, вероятно, даже больше, чем ты думаешь, — таинственно произнес Смуга.

— Ну, раз так говоришь, я тебе верю. Знаю, ты слов на ветер не бросаешь.

— Положись на меня и ни о чем не тревожься. Главное, выздоравливай скорее. А я схожу сейчас в селение к кампа. Не сомневаюсь, они еще не наговорились о вчерашних событиях. Надо разузнать, что там у них и как. А ты отдыхай.

— Ладно, посплю. Что-то меня и правда в сон клонит после сытной еды, — ответил Новицкий, поудобнее устраиваясь на топчане.

Примечания

13

Многочисленные племена, населяющие равнинные леса Восточных Анд в Монтанье, заимствовали отдельные элементы материальной культуры народов Центральных Анд, в частности одеяние под названием «кушма». Также они научились у них выращивать картофель и разводить скот (лам и альпака). Кроме того, на смену гамакам, используемым для сна, пришли топчаны. Гамаки остались только в качестве колыбелей для грудных детей.

14

Масато и чича — спиртные напитки индейцев. Их изготавливают путем сбраживания. Для приготовления масато в землю зарывают объемистые глиняные сосуды так, чтобы над землей оставалась только верхняя часть. Затем женщины садятся вокруг сосуда, пережевывают вареную юкку и кукурузу и выплевывают их в сосуд. Туда же добавляют и вареные бананы, после чего все заливают холодной водой. Процесс брожения занимает три дня. Потом снова добавляют воду, массу тщательно перемешивают — и напиток готов к употреблению.

15

Агуайтия — левый приток реки Укаяли.

16

Пукуна — древнее оружие, представляющее собой полую трубку небольшого диаметра, через которую человек энергией своих легких выдувает маленькую стрелку, похожую на стрелу для лука. Обычно индейцы пользовались духовыми трубками длиной 1,8–2,5 м с отверстием 8–12 мм. Вставленный в трубку со стороны мундштука клочок хлопка, свернутый конусом, создает необходимое уплотнение в трубке.

17

Индейцы этого племени пережимают верхнюю часть головы грудного младенца, пока она не становится конусовидной. К двум дощечкам они привязывают мешочки с песком, одну дощечку прикладывают ко лбу, другую к затылку, обе дощечки связывают по бокам, отчего череп изменяет форму. Обычай, берущий начало в Южной Америке от инков, практиковался и в Северной Америке у племени салиши («плоскоголовых»); он известен и на других континентах.

18

Кумария в те времена представляла собой крохотную индейскую деревушку, пока в ее окрестностях в 1880 году не поселился эмигрант из Италии, который и основал селение.