Неточные совпадения
Мое качество коренного
русского обратило на себя внимание лифляндского помещика испанского происхождения Перейры, обрусевшего в
русской артиллерии, в которой, достигнув чина
полковника, он женился на весьма милой дочери лифляндского богача Вульфа, обладавшего, как мне говорил сам директор Крюммер, 360-ю больших и малых имений и фольварков.
Считая, вероятно, для сына, предназначаемого в военную службу, мое товарищество полезным, хотя бы в видах практики в
русском языке,
полковник сперва упросил Крюммера отпускать меня в гостиницу в дни, когда сам приезжал и брал к себе сына, а затем, узнавши, что изо всей школы на время двухмесячных каникул я один останусь в ней по отдаленности моих родителей, он упросил Крюммера отпустить меня к ним вместе с сыном.
Любивший надо мною подтрунить, Крюммер говорил в моем присутствии кому-то, чуть ли не
полковнику Перейре, будто я пишу на аспидной доске стихи известных
русских поэтов и потом выдаю их за свои. А между тем удивительно, что Крюммер мог говорить о моих мараниях стихов, так как я их никому не показывал.
С детства опекуны воспитывали Милана в Париже, где он не столько изучал науки, сколько веселился. Докняжив до 21 года, Милан задумал жениться, и ему подсватали бессарабскую красавицу с огромным состоянием, дочь
русского полковника Наталью Кешко.
Неточные совпадения
— Позор и срам! — отвечал
полковник. — Одного боишься, — это встречаться с
Русскими за границей. Этот высокий господин побранился с доктором, наговорил ему дерзости за то, что тот его не так лечит, и замахнулся палкой. Срам просто!
— Спасибо, тут вмешалась эта… эта в шляпе грибом.
Русская, кажется, — сказал
полковник.
— Как! чтобы жиды держали на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христиан! Как! чтобы попустить такие мучения на
Русской земле от проклятых недоверков! чтобы вот так поступали с
полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!
Это — не наша,
русская бражка, возбуждающая лирическую чесотку души, не варево князя Кропоткина, графа Толстого,
полковника Лаврова и семинаристов, окрестившихся в социалисты, с которыми приятно поболтать, — нет!
Наш командир,
полковник барон фон Шпек, принял меня совершенно по-товарищески. Это добрый, пожилой и очень простодушный немец, который изо всех сил хлопочет, чтоб его считали за
русского, а потому принуждает себя пить квас, есть щи и кашу, а прелестную жену свою называет не иначе как"мой баб".