Неточные совпадения
Любивший надо мною подтрунить, Крюммер говорил в моем присутствии кому-то, чуть ли не полковнику Перейре, будто я
пишу на аспидной доске
стихи известных русских поэтов и потом выдаю их за свои. А между тем удивительно, что Крюммер мог говорить о моих мараниях
стихов, так как я их никому не показывал.
В настоящую минуту мне ясно, до какой степени это сухое и сочиненное сравнение обличало головной характер его отношений к делу. Под влиянием неудачи он вдруг неведомо отчего приступил ко мне с просьбой
написать сатирические
стихи на совершенно неизвестную мне личность офицера, ухаживающего за предметом его страсти.
Несколько дней мучился я неподсильною задачей и наконец разразился сатирой, которая, если бы сохранилась, прежде всего способна бы была пристыдить автора; но не так взглянул
на дело Введенский и сказал: «Вы несомненный поэт, и вам надо
писать стихи». И вот жребий был брошен.
С этого дня, вместо того чтобы ревностно ходить
на лекции, я почти ежедневно
писал новые
стихи, все более и более заслуживающие одобрения Введенского.
Начать с того, что Александр Иванович сам склонен был к стихотворству и
написал комедию, из которой отрывки нередко декламировал с жестами; но Аполлон, видимо, стыдился грубого и безграмотного произведения отцовской музы. Зато сам он с величайшим одушевлением декламировал свою драму в
стихах под названием: «Вадим Нижегородский». Помню, как, надев шлафрок
на опашку, вроде простонародного кафтана, он, войдя в дверь нашего кабинета, бросался
на пол, восклицая...
Неточные совпадения
Он скептик и матерьялист, как все почти медики, а вместе с этим поэт, и не
на шутку, — поэт
на деле всегда и часто
на словах, хотя в жизнь свою не
написал двух
стихов.
Я знаю: дам хотят заставить // Читать по-русски. Право, страх! // Могу ли их себе представить // С «Благонамеренным» в руках! // Я шлюсь
на вас, мои поэты; // Не правда ль: милые предметы, // Которым, за свои грехи, //
Писали втайне вы
стихи, // Которым сердце посвящали, // Не все ли, русским языком // Владея слабо и с трудом, // Его так мило искажали, // И в их устах язык чужой // Не обратился ли в родной?
Конечно, вы не раз видали // Уездной барышни альбом, // Что все подружки измарали // С конца, с начала и кругом. // Сюда, назло правописанью, //
Стихи без меры, по преданью, // В знак дружбы верной внесены, // Уменьшены, продолжены. //
На первом листике встречаешь // Qu’écrirez-vous sur ces tablettes; // И подпись: t. á. v. Annette; // А
на последнем прочитаешь: // «Кто любит более тебя, // Пусть
пишет далее меня».
Когда нам объявили, что скоро будут именины бабушки и что нам должно приготовить к этому дню подарки, мне пришло в голову
написать ей
стихи на этот случай, и я тотчас же прибрал два
стиха с рифмами, надеясь также скоро прибрать остальные.
И я
написал последний
стих. Потом в спальне я прочел вслух все свое сочинение с чувством и жестами. Были
стихи совершенно без размера, но я не останавливался
на них; последний же еще сильнее и неприятнее поразил меня. Я сел
на кровать и задумался…