Неточные совпадения
Она была удивительно сложена; ее коса золотого цвета и тяжелая, как золото, падала ниже колен, но красавицей ее никто бы не назвал; во всем ее лице только и было
хорошего,
что глаза, и даже не самые глаза — они были невелики и серы, — но взгляд их, быстрый и глубокий, беспечный до удали и задумчивый до уныния, — загадочный взгляд.
— Да кто его презирает? — возразил Базаров. — А я все-таки скажу,
что человек, который всю свою жизнь поставил на карту женской любви и, когда ему эту карту убили, раскис и опустился до того,
что ни на
что не стал способен, этакой человек — не мужчина, не самец. Ты говоришь,
что он несчастлив: тебе
лучше знать; но дурь из него не вся вышла. Я уверен,
что он не шутя воображает себя дельным человеком, потому
что читает Галиньяшку и раз в месяц избавит мужика от экзекуции.
— Воспитание? — подхватил Базаров. — Всякий человек сам себя воспитать должен — ну хоть как я, например… А
что касается до времени — отчего я от него зависеть буду? Пускай же
лучше оно зависит от меня. Нет, брат, это все распущенность, пустота! И
что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдем
лучше смотреть жука.
— Вам здесь
лучше,
чем в прежнем флигельке? — спросил Павел Петрович вежливо, но без малейшей улыбки.
— Ну, насчет общины, — промолвил он, — поговорите
лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле,
что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобные штучки.
Оказалось,
что Одинцова не теряла времени в уединении: она прочла несколько
хороших книг и выражалась правильным русским языком.
— Может быть, вам
лучше знать. Итак, вам угодно спорить, — извольте. Я рассматривал виды Саксонской Швейцарии в вашем альбоме, а вы мне заметили,
что это меня занять не может. Вы это сказали оттого,
что не предполагаете во мне художественного смысла, — да, во мне действительно его нет; но эти виды могли меня заинтересовать с точки зрения геологической, с точки зрения формации гор, например.
— В
хорошем смысле, в
хорошем, батюшка вы мой, Аркадий Николаич! Я уверен,
что она и своим имением отлично распоряжается. Но чудо — не она, а ее сестра.
—
Что делать-с! Отец меня ждет; нельзя мне больше мешкать. Впрочем, вы можете прочесть «Pelouse et Frémy, Notions générales de Chimie»; [Пелуз и Фреми. Общие основы химии (фр.).] книга
хорошая и написана ясно. Вы в ней найдете все,
что нужно.
— Мы говорили с вами, кажется, о счастии. Я вам рассказывала о самой себе. Кстати вот, я упомянула слово «счастие». Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой,
хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие,
чем действительным счастием, то есть таким, которым мы сами обладаем? Отчего это? Иль вы, может быть, ничего подобного не ощущаете?
— Как хотите, — продолжала она, — а мне все-таки что-то говорит,
что мы сошлись недаром,
что мы будем
хорошими друзьями. Я уверена,
что ваша эта, как бы сказать, ваша напряженность, сдержанность исчезнет наконец?
— А коли ты не совсем меня понимаешь, так я тебе доложу следующее: по-моему —
лучше камни бить на мостовой,
чем позволить женщине завладеть хотя бы кончиком пальца.
— Да
чем же оно
лучше? Скажите мне!
— О прошлом вспоминать незачем, — возразил Базаров, — а
что касается до будущего, то о нем тоже не стоит голову ломать, потому
что я намерен немедленно улизнуть. Дайте я вам перевяжу теперь ногу; рана ваша — не опасная, а все
лучше остановить кровь. Но сперва необходимо этого смертного привести в чувство.
— Я Николая Петровича одного на свете люблю и век любить буду! — проговорила с внезапною силой Фенечка, между тем как рыданья так и поднимали ее горло, — а
что вы видели, так я на Страшном суде скажу,
что вины моей в том нет и не было, и уж
лучше мне умереть сейчас, коли меня в таком деле подозревать могут,
что я перед моим благодетелем, Николаем Петровичем…
— Фенечка! — сказал он каким-то чудным шепотом, — любите, любите моего брата! Он такой добрый,
хороший человек! Не изменяйте ему ни для кого на свете, не слушайте ничьих речей! Подумайте,
что может быть ужаснее, как любить и не быть любимым! Не покидайте никогда моего бедного Николая!
— Роль тетки, наставницы, матери, как хотите назовите. Кстати, знаете ли,
что я прежде хорошенько не понимала вашей тесной дружбы с Аркадием Николаичем; я находила его довольно незначительным. Но теперь я его
лучше узнала и убедилась,
что он умен… А главное, он молод, молод… не то,
что мы с вами, Евгений Васильич.
— Катерина Сергеевна, — заговорил он с какою-то застенчивою развязностью, — с тех пор как я имею счастье жить в одном доме с вами, я обо многом с вами беседовал, а между тем есть один очень важный для меня… вопрос, до которого я еще не касался. Вы заметили вчера,
что меня здесь переделали, — прибавил он, и ловя и избегая вопросительно устремленный на него взор Кати. — Действительно, я во многом изменился, и это вы знаете
лучше всякого другого, — вы, которой я, в сущности, и обязан этою переменой.
— Так ты задумал гнездо себе свить? — говорил он в тот же день Аркадию, укладывая на корточках свой чемодан. —
Что ж? дело
хорошее. Только напрасно ты лукавил. Я ждал от тебя совсем другой дирекции. Или, может быть, это тебя самого огорошило?
— Тебе
лучше, вот
что я вижу, вот
что меня радует, — отвечал Василий Иванович.
— Я не отказываюсь, если это может вас утешить, — промолвил он наконец, — но мне кажется, спешить еще не к
чему. Ты сам говоришь,
что мне
лучше.
— Эх, Анна Сергеевна, станемте говорить правду. Со мной кончено. Попал под колесо. И выходит,
что нечего было думать о будущем. Старая шутка смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить!(Он слабо махнул рукой.) Ну,
что ж мне вам сказать… я любил вас! это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу я
лучше,
что какая вы славная! И теперь вот вы стоите, такая красивая…
— Великодушная! — шепнул он. — Ох, как близко, и какая молодая, свежая, чистая… в этой гадкой комнате!.. Ну, прощайте! Живите долго, это
лучше всего, и пользуйтесь, пока время. Вы посмотрите,
что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится. И ведь тоже думал: обломаю дел много, не умру, куда! задача есть, ведь я гигант! А теперь вся задача гиганта — как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет… Все равно: вилять хвостом не стану.
Знакомцы наши изменились в последнее время: все как будто
похорошели и возмужали; один Павел Петрович похудел,
что, впрочем, придавало еще больше изящества и грансеньйорства его выразительным чертам…
Он совсем окоченел от глупости и важности, произносит все екак ю: тюпюрь, обюспючюн,но тоже женился и взял порядочное приданое за своею невестой, дочерью городского огородника, которая отказала двум
хорошим женихам только потому,
что у них часов не было: а у Петра не только были часы — у него были лаковые полусапожки.
Неточные совпадения
Осип. Да
что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете,
лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади
хорошие были! Ямщикам скажи,
что я буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
— Анна Андреевна именно ожидала
хорошей партии для своей дочери, а вот теперь такая судьба: именно так сделалось, как она хотела», — и так, право, обрадовалась,
что не могла говорить.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо,
что у вас больные такой крепкий табак курят,
что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и
лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Анна Андреевна. Цветное!.. Право, говоришь — лишь бы только наперекор. Оно тебе будет гораздо
лучше, потому
что я хочу надеть палевое; я очень люблю палевое.