Неточные совпадения
— Да, — процедил сквозь зубы Николай Петрович. — Подбивают их, вот
что беда;
ну, и настоящего старания все еще нету. Сбрую портят. Пахали, впрочем, ничего. Перемелется — мука будет. Да разве тебя теперь хозяйство занимает?
— Точно, точно. Так этот лекарь его отец. Гм! — Павел Петрович повел усами. —
Ну, а сам господин Базаров, собственно,
что такое? — спросил он с расстановкой.
Еще прежние туда-сюда; тогда у них были —
ну, там Шиллер, [Шиллер Фридрих (1759–1805) — великий немецкий поэт, автор пьес «Коварство и любовь», «Разбойники» и др.]
что ли, Гётте [Гетте — искаженное произношение имени Вольфганга Гёте (1749–1832) — великого немецкого поэта и философа; друг Шиллера.
—
Ну, полно, Евгений. Историю моего дяди. Ты увидишь,
что он не такой человек, каким ты его воображаешь. Он скорее сожаления достоин,
чем насмешки.
— Воспитание? — подхватил Базаров. — Всякий человек сам себя воспитать должен —
ну хоть как я, например… А
что касается до времени — отчего я от него зависеть буду? Пускай же лучше оно зависит от меня. Нет, брат, это все распущенность, пустота! И
что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество. Пойдем лучше смотреть жука.
— Bene. [Хорошо (лат.).] Мне нравится в ней то,
что она не слишком конфузится. Иной, пожалуй, это-то и осудил бы в ней.
Что за вздор?
чего конфузиться? Она мать —
ну и права.
—
Ну, насчет общины, — промолвил он, — поговорите лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле,
что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобные штучки.
— Не знаю… посмотрю.
Ну, так,
что ли? Мы отправимся?
—
Ну, вот он взялся меня проводить… Слава богу, я свободна, у меня нет детей…
Что это я сказала: слава богу!Впрочем, это все равно.
—
Ну? — говорил он ему на улице, — ты все того же мнения,
что она — ой-ой-ой?
— Поздравь меня, — воскликнул вдруг Базаров, — сегодня 22 июня, день моего ангела. Посмотрим, как-то он обо мне печется. Сегодня меня дома ждут, — прибавил он, понизив голос… —
Ну, подождут,
что за важность!
—
Ну хорошо, хорошо! не расписывай. Скажи им,
что скоро буду.
—
Ну, красавчик не красавчик, — заметил Василий Иванович, — а мужчина, как говорится: оммфе. [Настоящий мужчина (homme fait) (фр.).] А теперь, я надеюсь, Арина Власьевна,
что, насытив свое материнское сердце, ты позаботишься о насыщении своих дорогих гостей, потому
что, тебе известно, соловья баснями кормить не следует.
—
Ну, смотри же, хозяюшка, хлопочи, не осрамись; а вас, господа, прошу за мной пожаловать. Вот и Тимофеич явился к тебе на поклон, Евгений. И он, чай, обрадовался, старый барбос.
Что? ведь обрадовался, старый барбос? Милости просим за мной.
— А то здесь другой доктор приезжает к больному, — продолжал с каким-то отчаяньем Василий Иванович, — а больной уже ad patres; [Отправился к праотцам (лат.).] человек и не пускает доктора, говорит: теперь больше не надо. Тот этого не ожидал, сконфузился и спрашивает: «
Что, барин перед смертью икал?» — «Икали-с». — «И много икал?» — «Много». — «А,
ну — это хорошо», — да и верть назад. Ха-ха-ха!
— Та осина, — заговорил Базаров, — напоминает мне мое детство; она растет на краю ямы, оставшейся от кирпичного сарая, и я в то время был уверен,
что эта яма и осина обладали особенным талисманом: я никогда не скучал возле них. Я не понимал тогда,
что я не скучал оттого,
что был ребенком.
Ну, теперь я взрослый, талисман не действует.
— Как тебе не стыдно, Евгений…
Что было, то прошло.
Ну да, я готов вот перед ними признаться, имел я эту страсть в молодости — точно; да и поплатился же я за нее! Однако, как жарко. Позвольте подсесть к вам. Ведь я не мешаю?
—
Ну, вот еще
что выдумали! — шепнула Фенечка и поджала руки.
—
Ну, выдерется как-нибудь!» Зато Петр расчувствовался до того,
что плакал у него на плече, пока Базаров не охладил его вопросом: «Не на мокром ли месте у него глаза?», а Дуняша принуждена была убежать в рощу, чтобы скрыть свое волнение.
—
Ну, так я вам скажу,
что он… не то
что мне не нравится, а я чувствую,
что и он мне чужой, и я ему чужая… да и вы ему чужой.
Иная барышня только оттого и слывет умною,
что умно вздыхает; а твоя за себя постоит, да и так постоит,
что и тебя в руки заберет, —
ну, да это так и следует.
Он даже повторял эти, иногда тупые или бессмысленные, выходки и, например, в течение нескольких дней, ни к селу ни к городу, все твердил: «
Ну, это дело девятое!» — потому только,
что сын его, узнав,
что он ходил к заутрене, употребил это выражение.
— Сила-то, сила, — промолвил он, — вся еще тут, а надо умирать!.. Старик, тот, по крайней мере, успел отвыкнуть от жизни, а я… Да, поди попробуй отрицать смерть. Она тебя отрицает, и баста! Кто там плачет? — прибавил он погодя немного. — Мать? Бедная! Кого-то она будет кормить теперь своим удивительным борщом? А ты, Василий Иваныч, тоже, кажется, нюнишь?
Ну, коли христианство не помогает, будь философом, стоиком,
что ли! Ведь ты хвастался,
что ты философ?
«
Ну, из восьми вычесть десять, сколько выйдет?» — Василий Иванович ходил как помешанный, предлагал то одно средство, то другое и только и делал,
что покрывал сыну ноги.
—
Ну, беседуйте скорее, только не по-латыни; я ведь понимаю,
что значит: jam moritur. [Уже умирает (лат.).]
— Эх, Анна Сергеевна, станемте говорить правду. Со мной кончено. Попал под колесо. И выходит,
что нечего было думать о будущем. Старая шутка смерть, а каждому внове. До сих пор не трушу… а там придет беспамятство, и фюить!(Он слабо махнул рукой.)
Ну,
что ж мне вам сказать… я любил вас! это и прежде не имело никакого смысла, а теперь подавно. Любовь — форма, а моя собственная форма уже разлагается. Скажу я лучше,
что какая вы славная! И теперь вот вы стоите, такая красивая…
— Великодушная! — шепнул он. — Ох, как близко, и какая молодая, свежая, чистая… в этой гадкой комнате!..
Ну, прощайте! Живите долго, это лучше всего, и пользуйтесь, пока время. Вы посмотрите,
что за безобразное зрелище: червяк полураздавленный, а еще топорщится. И ведь тоже думал: обломаю дел много, не умру, куда! задача есть, ведь я гигант! А теперь вся задача гиганта — как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет… Все равно: вилять хвостом не стану.
Неточные совпадения
Осип. Давай их, щи, кашу и пироги! Ничего, всё будем есть.
Ну, понесем чемодан!
Что, там другой выход есть?
Хлестаков (защищая рукою кушанье).
Ну,
ну,
ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)
Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться.
Ну, да уж попробовать не куды пошло!
Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в
чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков (пишет).
Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие были! Ямщикам скажи,
что я буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…