Неточные совпадения
Старики — те за ней и не гонялись; она сама сходила в
их создания, откуда —
Бог весть,
с неба, что ли.
— Совсем
с ума сошел старец. Сидит по целым дням у своей Августины Христиановны, скучает страшно, а сидит. Глазеют друг на друга, так глупо… Даже противно смотреть. Вот поди ты! Каким семейством
Бог благословил этого человека: нет, подай
ему Августину Христиановну! Я ничего не знаю гнуснее ее утиной физиономии! На днях я вылепил ее карикатуру, в дантовском вкусе. Очень вышло недурно. Я тебе покажу.
— Павел, — начал
он, — что это за детство? Помилуй! Что
с тобою сегодня?
Бог знает, какой вздор взбрел тебе в голову, и ты плачешь. Мне, право, кажется, что ты притворяешься.
— Вы правы, вы всегда правы, Елена Николаевна, — пробормотал
он, — но это я только так, ей-Богу. Мы целый день
с ним вместе гуляли, и
он, я уверяю вас, отличный человек.
— И
он. Кричал на
них.
Они как будто жаловались друг на друга. И если б вы взглянули на этих посетителей! Лица смуглые, широкоскулые, тупые,
с ястребиными носами, лет каждому за сорок, одеты плохо, в пыли, в поту,
с виду ремесленники — не ремесленники и не господа…
Бог знает, что за люди.
Нет, я не встретился
с ним, и слава
Богу!
— Так пусть же
Бог накажет меня, — воскликнул
он, — если я делаю дурное дело!
С нынешнего дня мы соединены навек!
— Елена Николаевна, — сказал ей Берсенев, —
он может прийти в себя, узнать вас;
Бог знает, хорошо ли это будет. Притом же я
с часу на час жду доктора…
— Собралось опять наше трио, — заговорил
он, — в последний раз! Покоримся велениям судьбы, помянем прошлое добром — и
с Богом на новую жизнь! «
С Богом, в дальнюю дорогу», — запел
он и остановился.
Ему вдруг стало совестно и неловко. Грешно петь там, где лежит покойник; а в это мгновение, в этой комнате, умирало то прошлое, о котором
он упомянул, прошлое людей, собравшихся в нее.
Оно умирало для возрождения к новой жизни, положим… но все-таки умирало.
К великому скандалу трех посетителей англичан, Елена хохотала до слез над святым Марком Тинторетта, прыгающим
с неба, как лягушка в воду, для спасения истязаемого раба;
с своей стороны, Инсаров пришел в восторг от спины и икр того энергичного мужа в зеленой хламиде, который стоит на первом плане тициановского Вознесения и воздымает руки вослед Мадонны; зато сама Мадонна — прекрасная, сильная женщина, спокойно и величественно стремящаяся в лоно Бога-отца, — поразила и Инсарова и Елену; понравилась
им также строгая и святая картина старика Чима да Конельяно.
— Рендич! — воскликнула Елена, — это вы! Посмотрите, ради
Бога,
с ним дурно! Что
с ним? Боже, Боже!
Он вчера выезжал,
он сейчас говорил со мною…
Друзья, которые завтра меня забудут или, хуже, возведут на мой счет Бог знает какие небылицы; женщины, которые, обнимая другого, будут смеяться надо мною, чтоб не возбудить в нем ревности к усопшему, —
Бог с ними!
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера,
с тем чтобы отправить
его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Говорят, что я
им солоно пришелся, а я, вот ей-богу, если и взял
с иного, то, право, без всякой ненависти.
Сначала
он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к
нему не поедет, и что
он не хочет сидеть за
него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился
с ним, тотчас переменил мысли, и, слава
богу, все пошло хорошо.
Бобчинский.
Он,
он, ей-богу
он… Такой наблюдательный: все обсмотрел. Увидел, что мы
с Петром-то Ивановичем ели семгу, — больше потому, что Петр Иванович насчет своего желудка… да, так
он и в тарелки к нам заглянул. Меня так и проняло страхом.
Глеб —
он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, //
С родом,
с племенем; что народу-то! // Что народу-то!
с камнем в воду-то! // Все прощает
Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!