Неточные совпадения
У мужика овес только что скошен, стало быть заплатить есть чем; он
идет с купцом в кабак и там
уже расплачивается.
Оно и точно не годится:
пойдут дети, то, се, ну, где ж тут горничной присмотреть за барыней, как следует, наблюдать за ее привычками: ей
уж не до того, у ней
уж не то на уме.
Кое-как дотащился я до речки Исты,
уже знакомой моим снисходительным читателям, спустился с кручи и
пошел по желтому и сырому песку в направлении ключа, известного во всем околотке под названием «Малиновой воды».
— Зачем я к нему
пойду?.. За мной и так недоимка. Сын-то у меня перед смертию с год хворал, так и за себя оброку не взнес… Да мне с полугоря: взять-то с меня нечего…
Уж, брат, как ты там ни хитри, — шалишь: безответная моя голова! (Мужик рассмеялся.)
Уж он там как ни мудри, Кинтильян-то Семеныч, а
уж…
До сих пор я все еще не терял надежды сыскать дорогу домой; но тут я окончательно удостоверился в том, что заблудился совершенно, и,
уже нисколько не стараясь узнавать окрестные места, почти совсем потонувшие во мгле,
пошел себе прямо, по звездам — наудалую…
Я все
шел и
уже собирался было прилечь где-нибудь до утра, как вдруг очутился над страшной бездной.
И вот
уж я бы туда
пошел…
Ну, вот
пошел бы я туда… и вот… и
уж и…
И Ерофей медлительно слез с облучка, отвязал ведерку,
пошел к пруду и, вернувшись, не без удовольствия слушал, как шипела втулка колеса, внезапно охваченная водою… Раз шесть приходилось ему на каких-нибудь десяти верстах обливать разгоряченную ось, и
уже совсем завечерело, когда мы возвратились домой.
Софронов сын, трехаршинный староста, по всем признакам человек весьма глупый, также
пошел за нами, да еще присоединился к нам земский Федосеич, отставной солдат с огромными усами и престранным выражением лица: точно он весьма давно тому назад чему-то необыкновенно удивился да с тех пор
уж и не пришел в себя.
— Ну, так по рукам, Николай Еремеич (купец ударил своими растопыренными пальцами по ладони конторщика). И с Богом! (Купец встал.) Так я, батюшка Николай Еремеич, теперь
пойду к барыне-с и об себе доложить велю-с, и так
уж я и скажу: Николай Еремеич, дескать, за шесть с полтиною-с порешили-с.
— Еще божитесь! Да
уж коли на то
пошло, скажите: ну, не боитесь вы Бога! Ну, за что вы бедной девке жить не даете? Что вам надобно от нее?
На другой день
пошел я смотреть лошадей по дворам и начал с известного барышника Ситникова. Через калитку вошел я на двор, посыпанный песочком. Перед настежь раскрытою дверью конюшни стоял сам хозяин, человек
уже не молодой, высокий и толстый, в заячьем тулупчике, с поднятым и подвернутым воротником. Увидав меня, он медленно двинулся ко мне навстречу, подержал обеими руками шапку над головой и нараспев произнес...
Четвертого дня Петра Михайловича, моего покровителя, не стало. Жестокий удар паралича лишил меня сей последней опоры. Конечно, мне
уже теперь двадцатый год
пошел; в течение семи лет я сделал значительные успехи; я сильно надеюсь на свой талант и могу посредством его жить; я не унываю, но все-таки, если можете, пришлите мне, на первый случай, двести пятьдесят рублей ассигнациями. Целую ваши ручки и остаюсь» и т. д.
— Все бы ничего — продолжал он, отдохнувши, — кабы трубочку выкурить позволили… А
уж я так не умру, выкурю трубочку! — прибавил он, лукаво подмигнув глазом. —
Слава Богу, пожил довольно, с хорошими людьми знался…
— Однако мне пора
идти, — проговорил Виктор и
уже оперся было на локоть…
При встрече с барином всяк, бывало, так
уж и кричит, такой-то нумер
идет! а барин отвечает ласково: ступай с Богом!
— Не к господину Яффу я
пошла, Пантелей Еремеич, — ответила Маша ровно и тихо, — а только с вами я
уже больше жить не могу.
— Лейба! — подхватил Чертопханов. — Лейба, ты хотя еврей и вера твоя поганая, а душа у тебя лучше иной христианской! Сжалься ты надо мною! Одному мне ехать незачем, один я этого дела не обломаю. Я горячка — а ты голова, золотая голова! Племя ваше
уж такое: без науки все постигло! Ты, может, сомневаешься: откуда, мол, у него деньги?
Пойдем ко мне в комнату, я тебе и деньги все покажу. Возьми их, крест с шеи возьми — только отдай мне Малек-Аделя, отдай, отдай!
В течение рассказа Чертопханов сидел лицом к окну и курил трубку из длинного чубука; а Перфишка стоял на пороге двери, заложив руки за спину и, почтительно взирая на затылок своего господина, слушал повесть о том, как после многих тщетных попыток и разъездов Пантелей Еремеич наконец попал в Ромны на ярмарку,
уже один, без жида Лейбы, который, по слабости характера, не вытерпел и бежал от него; как на пятый день,
уже собираясь уехать, он в последний раз
пошел по рядам телег и вдруг увидал, между тремя другими лошадьми, привязанного к хребтуку, — увидал Малек-Аделя!
Дорогой он ехал больше шагом, враскачку, глядел по сторонам, покуривал табак из коротенького чубучка и ни о чем не размышлял; разве возьмет да подумает про себя: «Чертопхановы чего захотят —
уж добьются! шалишь!» — и ухмыльнется; ну, а с прибытием домой
пошла статья другая.
— Что Поляков? Потужил, потужил — да и женился на другой, на девушке из Глинного. Знаете Глинное? От нас недалече. Аграфеной ее звали. Очень он меня любил, да ведь человек молодой — не оставаться же ему холостым. И какая
уж я ему могла быть подруга? А жену он нашел себе хорошую, добрую, и детки у них есть. Он тут у соседа в приказчиках живет: матушка ваша по пачпорту его отпустила, и очень ему,
слава Богу, хорошо.
Она понижалась все больше и больше, тарантас вырастал из нее, — вот
уже показались колеса и конские хвосты, и вот, вздымая сильные и крупные брызги, алмазными — нет, не алмазными — сапфирными снопами разлетавшиеся в матовом блеске луны, весело и дружно выхватили нас лошади на песчаный берег и
пошли по дороге в гору, вперебивку переступая глянцевитыми мокрыми ногами.
— Эти у нас луга Святоегорьевскими прозываются, — обратился он ко мне. — А за ними — так Великокняжеские
пойдут; других таких лугов по всей Расеи нету…
Уж на что красиво! — Коренник фыркнул и встряхнулся… — Господь с тобою!.. — промолвил Филофей степенно и вполголоса. — На что красиво! — повторил он и вздохнул, а потом протяжно крякнул. — Вот скоро сенокосы начнутся, и что тут этого самого сена нагребут — беда! А в заводях рыбы тоже много. Лещи такие! — прибавил он нараспев. — Одно слово: умирать не надо.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да
уж попробовать не куды
пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Второй месяц
пошел, как
уже из Питера!
Я не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь,
уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович
идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После
уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Этак ударит по плечу: «Приходи, братец, обедать!» Я только на две минуты захожу в департамент, с тем только, чтобы сказать: «Это вот так, это вот так!» А там
уж чиновник для письма, этакая крыса, пером только — тр, тр…
пошел писать.
Бобчинский. А я так думаю, что генерал-то ему и в подметки не станет! а когда генерал, то
уж разве сам генералиссимус. Слышали: государственный-то совет как прижал?
Пойдем расскажем поскорее Аммосу Федоровичу и Коробкину. Прощайте, Анна Андреевна!