Неточные совпадения
Чувствую я,
что больная моя себя губит; вижу,
что не совсем она в памяти; понимаю также и то,
что не
почитай она себя при смерти, — не подумала бы она обо мне; а то ведь, как хотите, жутко умирать в двадцать пять лет, никого не любивши: ведь вот
что ее мучило, вот отчего она, с отчаянья, хоть за меня ухватилась, — понимаете теперь?
— Миловидка, Миловидка… Вот граф его и начал упрашивать: «Продай мне, дескать, твою собаку: возьми,
что хочешь». — «Нет, граф, говорит, я не купец: тряпицы ненужной не продам, а из
чести хоть жену готов уступить, только не Миловидку… Скорее себя самого в полон отдам». А Алексей Григорьевич его похвалил: «Люблю», — говорит. Дедушка-то ваш ее назад в карете повез; а как умерла Миловидка, с музыкой в саду ее похоронил — псицу похоронил и камень с надписью над псицей поставил.
Лощина эта имела вид
почти правильного котла с пологими боками; на дне ее торчало стоймя несколько больших белых камней, — казалось, они сползлись туда для тайного совещания, — и до того в ней было немо и глухо, так плоско, так уныло висело над нею небо,
что сердце у меня сжалось.
До сих пор я все еще не терял надежды сыскать дорогу домой; но тут я окончательно удостоверился в том,
что заблудился совершенно, и, уже нисколько не стараясь узнавать окрестные места,
почти совсем потонувшие во мгле, пошел себе прямо, по звездам — наудалую…
Из освещенного места трудно разглядеть,
что делается в потемках, и потому вблизи все казалось задернутым
почти черной завесой; но далее к небосклону длинными пятнами смутно виднелись холмы и леса.
Вам кажется,
что вы смотрите в бездонное море,
что оно широко расстилается подвами,
что деревья не поднимаются от земли, но, словно корни огромных растений, спускаются, отвесно падают в те стеклянно ясные волны; листья на деревьях то сквозят изумрудами, то сгущаются в золотистую,
почти черную зелень.
Эти последние слова Касьян произнес скороговоркой,
почти невнятно; потом он еще что-то сказал,
чего я даже расслышать не мог, а лицо его такое странное приняло выражение,
что мне невольно вспомнилось название «юродивца», данное ему Ерофеем. Он потупился, откашлянулся и как будто пришел в себя.
—
Что ты,
что ты, дурак, с ума сошел,
что ли? — поспешно перебил его толстяк. — Ступай, ступай ко мне в избу, — продолжал он,
почти выталкивая изумленного мужика, — там спроси жену… она тебе чаю даст, я сейчас приду, ступай. Да небось говорят, ступай.
— Эка! не знает небось? я об Татьяне говорю. Побойтесь Бога, — за
что мстите? Стыдитесь: вы человек женатый, дети у вас с меня уже ростом, а я не
что другое… я жениться хочу, я по
чести поступаю.
Показали других. Я наконец выбрал одну, подешевле. Начали мы торговаться. Г-н Чернобай не горячился, говорил так рассудительно, с такою важностью призывал Господа Бога во свидетели,
что я не мог не «
почтить старичка»: дал задаток.
«Сим
честь имею известить вас, милостивый государь мой,
что приятель ваш, у меня в доме проживавший студент, г. Авенир Сорокоумов, четвертого дня в два часа пополудни скончался и сегодня на мой счет в приходской моей церкви похоронен.
Смерть вашего приятеля не могла не подействовать на ее нервы;
что же до меня касается, то я, слава Богу, здоров и
честь имею пребыть
Также никто не мог положительно сказать,
чем он живет; он никаким ремеслом не занимался, ни к кому не ездил, не знался
почти ни с кем, а деньги у него водились; правда, небольшие, но водились.
Я добрался до сеновала и лег на только
что скошенную, но уже
почти высохшую траву.
«
Что вам угодно?» Я сперва, знаете ли,
почел за нужное объявить,
что, дескать, рад знакомству.
Листва на березах была еще
почти вся зелена, хотя заметно побледнела; лишь кое-где стояла одна, молоденькая, вся красная или вся золотая, и надобно было видеть, как она ярко вспыхивала на солнце, когда его лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, сквозь частую сетку тонких веток, только
что смытых сверкающим дождем.
С другой стороны, я уже давно замечал,
что почти все мои соседи, молодые и старые, запуганные сначала моей ученостию, заграничной поездкой и прочими удобствами моего воспитания, не только успели совершенно ко мне привыкнуть, но даже начали обращаться со мной не то грубовато, не то с кондачка, не дослушивали моих рассуждений и, говоря со мной, уже «слово-ерика» более не употребляли.
Тем мучительнее было его положение,
что та же заботливая природа не потрудилась наделить его хоть малой толикой тех способностей и дарований, без которых ремесло забавника
почти невозможно.
— Не могу, — твердила Маша, — грустно мне таково… Тоска замучит. — Понемногу ее лицо приняло такое равнодушное,
почти сонливое выражение,
что Чертопханов спросил ее, уж не опоили ли ее дурманом?
— Одного живота, по навету злых людей, лишились, — продолжал дьякон, — и, нимало не унывая, а, напротив, более надеясь на божественный промысел, приобрели себе другого, нисколько не худшего, а,
почитай, даже
что и лучшего… потому…
Лукерья умолкла, а я с изумлением глядел на нее. Изумляло меня собственно то,
что она рассказ свой вела
почти весело, без охов и вздохов, нисколько не жалуясь и не напрашиваясь на участие.
«
Что, — пришло мне в голову, — скажет теперь Филофей: а ведь я был прав! или что-нибудь в этом роде?» Но он ничего не сказал. Потому и я не
почел за нужное упрекнуть его в неосторожности и, уложившись спать на сене, опять попытался заснуть.
Лягушка, на лугу увидевши Вола, // Затеяла сама в дородстве с ним сравняться: // Она завистлива была. // И ну топорщиться, пыхтеть и надуваться. // «Смотри-ка, квакушка, что, буду ль я с него?» // Подруге говорит. «Нет, кумушка, далёко!» — // «Гляди же, как теперь раздуюсь я широко. // Ну, каково? // Пополнилась ли я?» — «
Почти что ничего». — // «Ну, как теперь?» — «Всё то ж». Пыхтела да пыхтела // И кончила моя затейница на том, // Что, не сравнявшись с Волом, // С натуги лопнула и — околела.
Неточные совпадения
Осип. Да
что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая
честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Да объяви всем, чтоб знали:
что вот, дискать, какую
честь бог послал городничему, —
что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого,
что и на свете еще не было,
что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Там купцы жаловались вашему превосходительству.
Честью уверяю, и наполовину нет того,
что они говорят. Они сами обманывают и обмеривают народ. Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я ее высек; она врет, ей-богу врет. Она сама себя высекла.
Добчинский. Молодой, молодой человек; лет двадцати трех; а говорит совсем так, как старик: «Извольте, говорит, я поеду и туда, и туда…» (размахивает руками),так это все славно. «Я, говорит, и написать и
почитать люблю, но мешает,
что в комнате, говорит, немножко темно».
Хлестаков и Лука Лукич, который
почти выталкивается из дверей. Сзади его слышен голос
почти вслух: «
Чего робеешь?»