«А что, — спросил он меня в другой раз, — у тебя своя вотчина есть?» — «Есть». — «Далеко отсюда?» — «Верст сто». — «Что же ты, батюшка,
живешь в своей вотчине?» — «Живу». — «А больше, чай, ружьем пробавляешься?» — «Признаться, да». — «И хорошо, батюшка, делаешь; стреляй себе на здоровье тетеревов, да старосту меняй почаще».
Неточные совпадения
В этих хоромах
жили богатые помещики, и все у них шло
своим порядком, как вдруг,
в одно прекрасное утро, вся эта благодать сгорела дотла.
— Тоже был помещик, — продолжал мой новый приятель, — и богатый, да разорился — вот
проживает теперь у меня… А
в свое время считался первым по губернии хватом; двух жен от мужей увез, песельников держал, сам певал и плясал мастерски… Но не прикажете ли водки? ведь уж обед на столе.
Жил он один с
своей женой
в уютном, опрятном домике, прислугу держал небольшую, одевал людей
своих по-русски и называл работниками.
Живет генерал Хвалынский
в небольшом домике, один; супружеского счастья он
в своей жизни не испытал и потому до сих пор еще считается женихом, и даже выгодным женихом.
На разъездах, переправах и
в других тому подобных местах люди Вячеслава Илларионыча не шумят и не кричат; напротив, раздвигая народ или вызывая карету, говорят приятным горловым баритоном: «Позвольте, позвольте, дайте генералу Хвалынскому пройти», или: «Генерала Хвалынского экипаж…» Экипаж, правда, у Хвалынского формы довольно старинной; на лакеях ливрея довольно потертая (о том, что она серая с красными выпушками, кажется, едва ли нужно упомянуть); лошади тоже довольно
пожили и послужили на
своем веку, но на щегольство Вячеслав Илларионыч притязаний не имеет и не считает даже званию
своему приличным пускать пыль
в глаза.
Он большой хлебосол и балагур;
живет, как говорится,
в свое удовольствие; зиму и лето ходит
в полосатом шлафроке на вате.
Живет она безвыездно
в своем маленьком поместье, с соседями мало знается, принимает и любит одних молодых людей.
Четвертого дня Петра Михайловича, моего покровителя, не стало. Жестокий удар паралича лишил меня сей последней опоры. Конечно, мне уже теперь двадцатый год пошел;
в течение семи лет я сделал значительные успехи; я сильно надеюсь на
свой талант и могу посредством его
жить; я не унываю, но все-таки, если можете, пришлите мне, на первый случай, двести пятьдесят рублей ассигнациями. Целую ваши ручки и остаюсь» и т. д.
Я узнал только, что он некогда был кучером у старой бездетной барыни, бежал со вверенной ему тройкой лошадей, пропадал целый год и, должно быть, убедившись на деле
в невыгодах и бедствиях бродячей жизни, вернулся сам, но уже хромой, бросился
в ноги
своей госпоже и,
в течение нескольких лет примерным поведеньем загладив
свое преступленье, понемногу вошел к ней
в милость, заслужил, наконец, ее полную доверенность, попал
в приказчики, а по смерти барыни, неизвестно каким образом, оказался отпущенным на волю, приписался
в мещане, начал снимать у соседей бакши, разбогател и
живет теперь припеваючи.
Происходил он от старинного дома, некогда богатого; деды его
жили пышно, по-степному: то есть принимали званых и незваных, кормили их на убой, отпускали по четверти овса чужим кучерам на тройку, держали музыкантов, песельников, гаеров и собак,
в торжественные дни поили народ вином и брагой, по зимам ездили
в Москву на
своих,
в тяжелых колымагах, а иногда по целым месяцам сидели без гроша и питались домашней живностью.
Чертопханов до конца дней
своих держался того убеждения, что виною Машиной измены был некий молодой сосед, отставной уланский ротмистр, по прозвищу Яфф, который, по словам Пантелея Еремеича, только тем и брал, что беспрерывно крутил усы, чрезвычайно сильно помадился и значительно хмыкал; но, полагать надо, тут скорее воздействовала бродячая цыганская кровь, которая текла
в жилах Маши.
В течение обратного путешествия домой (оно продолжалось с неделю) сомнения
в нем возбуждались редко: они стали сильней и явственней, как только он вернулся
в свое Бессоново, как только очутился
в том месте, где
жил прежний, несомненный Малек-Адель…
— Можно, — ответил Ермолай с обычной
своей невозмутимостью. — Вы про здешнюю деревню сказали верно; а только
в этом самом месте
проживал один крестьянин. Умнеющий! богатый! Девять лошадей имел. Сам-то он помер, и старший сын теперь всем орудует. Человек — из глупых глупый, ну, однако, отцовское добро протрясти не успел. Мы у него лошадьми раздобудемся. Прикажите, я его приведу. Братья у него, слышно, ребята шустрые… а все-таки он им голова.
Родительница его, из фамилии Колязиных, в девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова, принадлежала к числу «матушек-командирш», носила пышные чепцы и шумные шелковые платья, в церкви подходила первая ко кресту, говорила громко и много, допускала детей утром к ручке, на ночь их благословляла, — словом,
жила в свое удовольствие.
Неточные совпадения
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и не любишь пропускать того, что плывет
в руки…» (остановясь), ну, здесь
свои… «то советую тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не
живет где-нибудь инкогнито…
Да распрямиться дедушка // Не мог: ему уж стукнуло, // По сказкам, сто годов, // Дед
жил в особой горнице, // Семейки недолюбливал, //
В свой угол не пускал;
А если и действительно //
Свой долг мы ложно поняли // И наше назначение // Не
в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью // И
жить чужим трудом, // Так надо было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную // И думал век так
жить… // И вдруг… Владыко праведный!..»
Правдин. Если вы приказываете. (Читает.) «Любезная племянница! Дела мои принудили меня
жить несколько лет
в разлуке с моими ближними; а дальность лишила меня удовольствия иметь о вас известии. Я теперь
в Москве,
прожив несколько лет
в Сибири. Я могу служить примером, что трудами и честностию состояние
свое сделать можно. Сими средствами, с помощию счастия, нажил я десять тысяч рублей доходу…»
Скотинин. Суженого конем не объедешь, душенька! Тебе на
свое счастье грех пенять. Ты будешь
жить со мною припеваючи. Десять тысяч твоего доходу! Эко счастье привалило; да я столько родясь и не видывал; да я на них всех свиней со бела света выкуплю; да я, слышь ты, то сделаю, что все затрубят:
в здешнем-де околотке и житье одним свиньям.