Неточные совпадения
Нельзя было назвать его человеком веселым, хотя он
почти всегда находился
в довольно изрядном расположении духа; он вообще смотрел чудаком.
Наружность самого гна Зверкова мало располагала
в его пользу: из широкого,
почти четвероугольного лица лукаво выглядывали мышиные глазки, торчал нос, большой и острый, с открытыми ноздрями; стриженые седые волосы поднимались щетиной над морщинистым лбом, тонкие губы беспрестанно шевелились и приторно улыбались.
Улыбался он
почти постоянно, как улыбаются теперь одни люди екатерининского времени: добродушно и величаво; разговаривая, медленно выдвигал и сжимал губы, ласково щурил глаза и произносил слова несколько
в нос.
Чувствую я, что больная моя себя губит; вижу, что не совсем она
в памяти; понимаю также и то, что не
почитай она себя при смерти, — не подумала бы она обо мне; а то ведь, как хотите, жутко умирать
в двадцать пять лет, никого не любивши: ведь вот что ее мучило, вот отчего она, с отчаянья, хоть за меня ухватилась, — понимаете теперь?
Он
почитал за грех продавать хлеб — Божий дар, и
в 40-м году, во время общего голода и страшной дороговизны, роздал окрестным помещикам и мужикам весь свой запас; они ему на следующий год с благодарностью взнесли свой долг натурой.
— Миловидка, Миловидка… Вот граф его и начал упрашивать: «Продай мне, дескать, твою собаку: возьми, что хочешь». — «Нет, граф, говорит, я не купец: тряпицы ненужной не продам, а из
чести хоть жену готов уступить, только не Миловидку… Скорее себя самого
в полон отдам». А Алексей Григорьевич его похвалил: «Люблю», — говорит. Дедушка-то ваш ее назад
в карете повез; а как умерла Миловидка, с музыкой
в саду ее похоронил — псицу похоронил и камень с надписью над псицей поставил.
Небольшая ночная птица, неслышно и низко мчавшаяся на своих мягких крыльях,
почти наткнулась на меня и пугливо нырнула
в сторону.
Лощина эта имела вид
почти правильного котла с пологими боками; на дне ее торчало стоймя несколько больших белых камней, — казалось, они сползлись туда для тайного совещания, — и до того
в ней было немо и глухо, так плоско, так уныло висело над нею небо, что сердце у меня сжалось.
До сих пор я все еще не терял надежды сыскать дорогу домой; но тут я окончательно удостоверился
в том, что заблудился совершенно, и, уже нисколько не стараясь узнавать окрестные места,
почти совсем потонувшие во мгле, пошел себе прямо, по звездам — наудалую…
Холм, на котором я находился, спускался вдруг
почти отвесным обрывом; его громадные очертания отделялись, чернея, от синеватой воздушной пустоты, и прямо подо мною,
в углу, образованном тем обрывом и равниной, возле реки, которая
в этом месте стояла неподвижным, темным зеркалом, под самой кручью холма, красным пламенем горели и дымились друг подле дружки два огонька.
Из освещенного места трудно разглядеть, что делается
в потемках, и потому вблизи все казалось задернутым
почти черной завесой; но далее к небосклону длинными пятнами смутно виднелись холмы и леса.
Вдруг, где-то
в отдалении, раздался протяжный, звенящий,
почти стенящий звук, один из тех непонятных ночных звуков, которые возникают иногда среди глубокой тишины, поднимаются, стоят
в воздухе и медленно разносятся, наконец, как бы замирая.
Мы ехали по широкой распаханной равнине; чрезвычайно пологими волнообразными раскатами сбегали
в нее невысокие, тоже распаханные холмы; взор обнимал всего каких-нибудь пять верст пустынного пространства; вдали небольшие березовые рощи своими округленно зубчатыми верхушками одни нарушали
почти прямую черту небосклона.
Странный старичок говорил очень протяжно. Звук его голоса также изумил меня.
В нем не только не слышалось ничего дряхлого, — он был удивительно сладок, молод и
почти женски нежен.
Вам кажется, что вы смотрите
в бездонное море, что оно широко расстилается подвами, что деревья не поднимаются от земли, но, словно корни огромных растений, спускаются, отвесно падают
в те стеклянно ясные волны; листья на деревьях то сквозят изумрудами, то сгущаются
в золотистую,
почти черную зелень.
Эти последние слова Касьян произнес скороговоркой,
почти невнятно; потом он еще что-то сказал, чего я даже расслышать не мог, а лицо его такое странное приняло выражение, что мне невольно вспомнилось название «юродивца», данное ему Ерофеем. Он потупился, откашлянулся и как будто пришел
в себя.
В избе Аннушки не было; она уже успела прийти и оставить кузов с грибами. Ерофей приладил новую ось, подвергнув ее сперва строгой и несправедливой оценке; а через час я выехал, оставив Касьяну немного денег, которые он сперва было не принял, но потом, подумав и подержав их на ладони, положил за пазуху.
В течение этого часа он не произнес
почти ни одного слова; он по-прежнему стоял, прислонясь к воротам, не отвечал на укоризны моего кучера и весьма холодно простился со мной.
— Что ты, что ты, дурак, с ума сошел, что ли? — поспешно перебил его толстяк. — Ступай, ступай ко мне
в избу, — продолжал он,
почти выталкивая изумленного мужика, — там спроси жену… она тебе чаю даст, я сейчас приду, ступай. Да небось говорят, ступай.
Толстяк поправил у себя на голове волосы, кашлянул
в руку,
почти совершенно закрытую рукавом сюртука, застегнулся и отправился к барыне, широко расставляя на ходу ноги.
«Здесь продаются разных мастей лошади, приведенные на Лебедянскую ярмарку с известного степного завода Анастасея Иваныча Чернобая, тамбовского помещика. Лошади сии отличных статей; выезжены
в совершенстве и кроткого нрава. Господа покупатели благоволят спросить самого Анастасея Иваныча; буде же Анастасей Иваныч
в отсутствии, то спросить кучера Назара Кубышкина. Господа покупатели, милости просим
почтить старичка!»
В кофейной я нашел
почти те же лица и опять застал князя Н. за биллиардом.
«Сим
честь имею известить вас, милостивый государь мой, что приятель ваш, у меня
в доме проживавший студент, г. Авенир Сорокоумов, четвертого дня
в два часа пополудни скончался и сегодня на мой счет
в приходской моей церкви похоронен.
За стойкой, как водится,
почти во всю ширину отверстия, стоял Николай Иваныч,
в пестрой ситцевой рубахе, и, с ленивой усмешкой на пухлых щеках, наливал своей полной и белой рукой два стакана вина вошедшим приятелям, Моргачу и Обалдую; а за ним
в углу, возле окна, виднелась его востроглазая жена.
Зато
в ней было
почти прохладно, и чувство духоты и зноя, словно бремя, свалилось у меня с плеч, как только я переступил порог.
— А кому начать? — спросил он слегка изменившимся голосом у Дикого-Барина, который все продолжал стоять неподвижно посередине комнаты, широко расставив толстые ноги и
почти по локоть засунув могучие руки
в карманы шаровар.
Лет пять тому назад, осенью, на дороге из Москвы
в Тулу, пришлось мне просидеть
почти целый день
в почтовом доме за недостатком лошадей.
Не могу сказать, сколько я времени проспал, но когда я открыл глаза — вся внутренность леса была наполнена солнцем и во все направленья, сквозь радостно шумевшую листву, сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо; облака скрылись, разогнанные взыгравшим ветром; погода расчистилась, и
в воздухе чувствовалась та особенная, сухая свежесть, которая, наполняя сердце каким-то бодрым ощущеньем,
почти всегда предсказывает мирный и ясный вечер после ненастного дня.
Александр Михайлыч давным-давно вышел
в отставку и никаких
почестей не добивался…
Нужно ли рассказывать читателю, как посадили сановника на первом месте между штатским генералом и губернским предводителем, человеком с свободным и достойным выражением лица, совершенно соответствовавшим его накрахмаленной манишке, необъятному жилету и круглой табакерке с французским табаком, — как хозяин хлопотал, бегал, суетился, потчевал гостей, мимоходом улыбался спине сановника и, стоя
в углу, как школьник, наскоро перехватывал тарелочку супу или кусочек говядины, — как дворецкий подал рыбу
в полтора аршина длины и с букетом во рту, — как слуги,
в ливреях, суровые на вид, угрюмо приставали к каждому дворянину то с малагой, то с дрей-мадерой и как
почти все дворяне, особенно пожилые, словно нехотя покоряясь чувству долга, выпивали рюмку за рюмкой, — как, наконец, захлопали бутылки шампанского и начали провозглашаться заздравные тосты: все это, вероятно, слишком известно читателю.
Не успел я еще прийти
в себя от неожиданного появления Чертопханова, как вдруг,
почти безо всякого шума, выехал из кустов толстенький человек лет сорока, на маленькой вороненькой лошаденке.
Он хотел сказать что-то, но только зашипел и, шаря руками вверху, внизу, по бокам, задыхаясь, с подгибавшимися коленками, перебрался из одного стойла
в другое…
в третье,
почти доверху набитое сеном, толкнулся
в одну стену,
в другую, упал, перекатился через голову, приподнялся и вдруг опрометью выбежал через полураскрытую дверь на двор…
Он
почти постоянно, если можно так выразиться, экзаменовал Малек-Аделя; уезжал на нем куда-нибудь подальше
в поле и ставил его на пробу; или уходил украдкой
в конюшню, запирал за собою дверь и, ставши перед самой головой коня, заглядывал ему
в глаза, спрашивал шепотом: «Ты ли это?
Он остановил коня, поднял голову и увидал своего корреспондента, дьякона. С бурым треухом на бурых,
в косичку заплетенных волосах, облеченный
в желтоватый нанковый кафтан, подпоясанный гораздо ниже тальи голубеньким обрывочком, служитель алтаря вышел свое «одоньишко» проведать — и, улицезрев Пантелея Еремеича,
почел долгом выразить ему свое почтение да кстати хоть что-нибудь у него выпросить. Без такого рода задней мысли, как известно, духовные лица со светскими не заговаривают.
Есть-то
почитай что не ем ничего, а вода — вон она
в кружке-то: всегда стоит припасенная, чистая, ключевая вода.
«Что, — пришло мне
в голову, — скажет теперь Филофей: а ведь я был прав! или что-нибудь
в этом роде?» Но он ничего не сказал. Потому и я не
почел за нужное упрекнуть его
в неосторожности и, уложившись спать на сене, опять попытался заснуть.
Уже
почти рассвело, когда мы стали подъезжать к Туле. Я лежал
в забытьи полусна…