Неточные совпадения
— Зачем я к нему пойду?.. За мной и так недоимка. Сын-то у меня перед смертию с год хворал, так и за себя оброку не взнес…
Да мне с полугоря: взять-то с меня нечего… Уж, брат, как ты там ни хитри, — шалишь: безответная моя голова! (Мужик рассмеялся.) Уж он там как ни мудри, Кинтильян-то Семеныч, а уж…
Не знаю, чем я заслужил доверенность моего нового приятеля, — только он, ни с того ни с сего, как говорится, «
взял»
да и рассказал мне довольно замечательный случай; а я вот и довожу теперь его рассказ до сведения благосклонного читателя.
Она посмотрела на меня,
да как
возьмет меня вдруг за руку.
— Эх! — сказал он, — давайте-ка о чем-нибудь другом говорить или не хотите ли в преферансик по маленькой? Нашему брату, знаете ли, не след таким возвышенным чувствованиям предаваться. Наш брат думай об одном: как бы дети не пищали
да жена не бранилась. Ведь я с тех пор в законный, как говорится, брак вступить успел… Как же… Купеческую дочь
взял: семь тысяч приданого. Зовут ее Акулиной; Трифону-то под стать. Баба, должен я вам сказать, злая,
да благо спит целый день… А что ж преферанс?
Его же мужики рассказывали,
да я их речей в толк не
возьму.
Я добрался наконец до угла леса, но там не было никакой дороги: какие-то некошеные, низкие кусты широко расстилались передо мною, а за ними далёко-далёко виднелось пустынное поле. Я опять остановился. «Что за притча?..
Да где же я?» Я стал припоминать, как и куда ходил в течение дня… «Э!
да это Парахинские кусты! — воскликнул я наконец, — точно! вон это, должно быть, Синдеевская роща…
Да как же это я сюда зашел? Так далеко?.. Странно! Теперь опять нужно вправо
взять».
Вот и думает Ермил: «Сем
возьму его, — что ему так пропадать»,
да и слез, и
взял его на руки…
Страх такой меня
взял, братцы мои: время-то позднее,
да и голос такой болезный.
— Вы только смотрите, того, туда ли он вас привезет.
Да ось-то сами извольте выбрать: поздоровее ось извольте
взять… А что, Блоха, — прибавил он громко, — что, у вас хлебушком можно разжиться?
— Убивать ее не надо, точно; смерть и так свое
возьмет. Вот хоть бы Мартын-плотник: жил Мартын-плотник, и не долго жил и помер; жена его теперь убивается о муже, о детках малых… Против смерти ни человеку, ни твари не слукавить. Смерть и не бежит,
да и от нее не убежишь;
да помогать ей не должно… А я соловушек не убиваю, — сохрани Господи! Я их не на муку ловлю, не на погибель их живота, а для удовольствия человеческого, на утешение и веселье.
— Четыре бы
взять следовало,
да я, дурак, поторопился, — проворчал толстяк.
— Что ж вы мне не изволите отвечать? — продолжал Павел. — Впрочем, нет… нет, — прибавил он, — этак не дело; криком
да бранью ничего не
возьмешь. Нет, вы мне лучше добром скажите, Николай Еремеич, за что вы меня преследуете? за что вы меня погубить хотите? Ну, говорите же, говорите.
— Здесь не место с вами объясняться, — не без волнения возразил главный конторщик, —
да и не время. Только я, признаюсь, одному удивляюсь: с чего вы
взяли, что я вас погубить желаю или преследую?
Да и как, наконец, могу я вас преследовать? Вы не у меня в конторе состоите.
Особенно любит она глядеть на игры и шалости молодежи; сложит руки под грудью, закинет голову, прищурит глаза и сидит, улыбаясь,
да вдруг вздохнет и скажет: «Ах вы, детки мои, детки!..» Так, бывало, и хочется подойти к ней,
взять ее за руку и сказать: «Послушайте, Татьяна Борисовна, вы себе цены не знаете, ведь вы, при всей вашей простоте и неучености, — необыкновенное существо!» Одно имя ее звучит чем-то знакомым, приветным, охотно произносится, возбуждает дружелюбную улыбку.
Мой сосед
взял с собою десятского Архипа, толстого и приземистого мужика с четвероугольным лицом и допотопно развитыми скулами,
да недавно нанятого управителя из остзейских губерний, юношу лет девятнадцати, худого, белокурого, подслеповатого, со свислыми плечами и длинной шеей, г. Готлиба фон-дер-Кока.
— Ну
да уж что!..
Да признаться, — прибавил он после небольшого молчанья, — мне не на кого пенять, сам виноват. Любил покуражиться!.. Люблю, черт
возьми, покуражиться!
Дашь ей хлеб из левой руки
да скажешь: жид ел, — ведь не
возьмет, а дашь из правой
да скажешь: барышня кушала, — тотчас
возьмет и съест.
Кучер, тот-то, вы понимаете, видит: летит навстречу Алхимерэс какой-то, хотел, знаете, посторониться,
да круто
взял,
да в сугроб возок-то и опрокинул.
А землемер только тем и
взял, что не стриг ногтей
да панталоны носил в обтяжку.
— Как же это так? Жила, жила, кроме удовольствия и спокойствия ничего не видала — и вдруг: стосковалась! Сём-мол, брошу я его!
Взяла, платок на голову накинула —
да и пошла. Всякое уважение получала не хуже барыни…
— Вот еще что вздумал? Еврей… а русские обычаи! Эй! кто там?
Возьми лошадь, сведи на конюшню.
Да овса ему засыпь. Я сейчас сам приду, посмотрю. И знай: имя ему — Малек-Адель!
— Коли ты царь, — промолвил с расстановкой Чертопханов (а он отроду и не слыхивал о Шекспире), — подай мне все твое царство за моего коня — так и того не
возьму! — Сказал, захохотал, поднял Малек-Аделя на дыбы, повернул им на воздухе, на одних задних ногах, словно волчком или юлою — и марш-марш! Так и засверкал по жнивью. А охотник (князь, говорят, был богатейший) шапку оземь —
да как грянется лицом в шапку! С полчаса так пролежал.
Голова совершенно высохшая, одноцветная, бронзовая — ни дать ни
взять икона старинного письма; нос узкий, как лезвие ножа; губ почти не видать, только зубы белеют и глаза,
да из-под платка выбиваются на лоб жидкие пряди желтых волос.
— Знаю, барин, что для моей пользы.
Да, барин, милый, кто другому помочь может? Кто ему в душу войдет? Сам себе человек помогай! Вы вот не поверите — а лежу я иногда так-то одна… и словно никого в целом свете, кроме меня, нету. Только одна я — живая! И чудится мне, будто что меня осенит…
Возьмет меня размышление — даже удивительно!
Прибыли мы наконец в Тулу; купил я дроби
да кстати чаю
да вина, и даже лошадь у барышника
взял. В полдень мы отправились обратно. Проезжая тем местом, где в первый раз мы услыхали за собою стук телеги, Филофей, который, подвыпив в Туле, оказался весьма разговорчивым человеком, — он мне даже сказки рассказывал, — проезжая тем местом, Филофей вдруг засмеялся.
Неточные совпадения
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную
возьми.
Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие были! Ямщикам скажи, что я буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Право, на деревне лучше: оно хоть нет публичности,
да и заботности меньше;
возьмешь себе бабу,
да и лежи весь век на полатях
да ешь пироги.
Городничий.
Да говорите, ради бога, что такое? У меня сердце не на месте. Садитесь, господа!
Возьмите стулья! Петр Иванович, вот вам стул.
«Он, говорит, вор; хоть он теперь и не украл,
да все равно, говорит, он украдет, его и без того на следующий год
возьмут в рекруты».
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем
взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет.
Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не знает.