Неточные совпадения
Первое adagio
прошло довольно благополучно, хотя Паншин неоднократно ошибался. Свое и заученное он играл очень мило, но разбирал плохо. Зато вторая часть сонаты — довольно быстрое allegro — совсем
не пошла: на двадцатом такте Паншин, отставший такта на два,
не выдержал и со смехом отодвинул свой стул.
Бывший наставник Ивана Петровича, отставной аббат и энциклопедист, удовольствовался тем, что влил целиком в своего воспитанника всю премудрость XVIII века, и он так и
ходил наполненный ею; она пребывала в нем,
не смешавшись с его кровью,
не проникнув в его душу,
не сказавшись крепким убеждением…
Девица Марс уже
сошла тогда со сцены, а девица Рашель еще
не появлялась; тем
не менее Варвара Павловна прилежно посещала театры.
Прошло несколько минут,
прошло полчаса; Лаврецкий все стоял, стискивая роковую записку в руке и бессмысленно глядя на пол; сквозь какой-то темный вихрь мерещились ему бледные лица; мучительно замирало сердце; ему казалось, что он падал, падал, падал… и конца
не было.
Он решительно
не помнил, как ее звали,
не помнил даже, видел ли ее когда-нибудь; оказалось, что ее звали Апраксеей; лет сорок тому назад та же Глафира Петровна
сослала ее с барского двора и велела ей быть птичницей; впрочем, она говорила мало, словно из ума выжила, а глядела подобострастно.
Дни его
проходили однообразно; но он
не скучал, хотя никого
не видел; он прилежно и внимательно занимался хозяйством, ездил верхом по окрестностям, читал.
Ходили, правда, слухи, будто эта панна была простая жидовка, хорошо известная многим кавалерийским офицерам… но, как подумаешь, — разве это
не все равно?
«Она послушается матери, — думал он, — она выйдет за Паншина; но если даже она ему откажет, —
не все ли равно для меня?»
Проходя перед зеркалом, он мельком взглянул на свое лицо и пожал плечами.
Иногда он сам себе становился гадок: «Что это я, — думал он, — жду, как ворон крови, верной вести о смерти жены!» К Калитиным он
ходил каждый день; но и там ему
не становилось легче: хозяйка явно дулась на него, принимала его из снисхождения...
Старый слуга, в сером фраке и башмаках,
прошел,
не спеша и
не стуча каблуками, через всю комнату, поставил две восковые свечи в тонких подсвечниках перед образами, перекрестился, поклонился и тихо вышел.
Лет пять продолжалась эта блаженная жизнь, но Дмитрий Пестов умер; вдова его, барыня добрая, жалея память покойника,
не хотела поступить с своей соперницей нечестно, тем более что Агафья никогда перед ней
не забывалась; однако выдала ее за скотника и
сослала с глаз долой.
Барыня давно ей простила, и опалу сложила с нее, и с своей головы чепец подарила; но она сама
не захотела снять свой платок и все
ходила в темном платье; а после смерти барыни она стала еще тише и ниже.
Года три с небольшим
ходила Агафья за Лизой; девица Моро ее сменила; но легкомысленная француженка с своими сухими ухватками да восклицанием: «Tout çа c’eat des bêtises» —
не могла вытеснить из сердца Лизы ее любимую няню: посеянные семена пустили слишком глубокие корни.
Не успела она
сойти вниз и поздороваться с матерью, как уже под окном раздался конский топот, и она с тайным страхом увидела Паншина, въезжавшего на двор.
Марья Дмитриевна очень встревожилась, когда ей доложили о приезде Варвары Павловны Лаврецкой; она даже
не знала, принять ли ее: она боялась оскорбить Федора Иваныча. Наконец любопытство превозмогло. «Что ж, — подумала она, — ведь она тоже родная, — и, усевшись в креслах, сказала лакею: — Проси!»
Прошло несколько мгновений; дверь отворилась; Варвара Павловна быстро, чуть слышными шагами приблизилась к Марье Дмитриевне и,
не давая ей встать с кресел, почти склонила перед ней колени.
Колокольный звон к ранней обедне
не разбудил Лаврецкого — он
не смыкал глаз всю ночь, — но напомнил ему другое воскресенье, когда он, по желанию Лизы,
ходил в церковь.
—
Пройдет, да когда? Господи боже мой владыко! неужели ты так его полюбила? Да ведь он старик, Лизочка. Ну, я
не спорю, он хороший человек,
не кусается; да ведь что ж такое? все мы хорошие люди; земля
не клином сошлась, этого добра всегда будет много.
— Слушай, Лизочка, что я тебе скажу, — промолвила вдруг Марфа Тимофеевна, усаживая Лизу подле себя на кровати и поправляя то ее волосы, то косынку. — Это тебе только так сгоряча кажется, что горю твоему пособить нельзя. Эх, душа моя, на одну смерть лекарства нет! Ты только вот скажи себе: «
Не поддамся, мол, я, ну его!» — и сама потом как диву дашься, как оно скоро, хорошо
проходит. Ты только потерпи.
— Да,
прошло, тетушка, если вы только захотите мне помочь, — произнесла с внезапным одушевлением Лиза и бросилась на шею Марфе Тимофеевне. — Милая тетушка, будьте мне другом, помогите мне,
не сердитесь, поймите меня.
Ведь тебя, мою родную, маслищем конопляным зеленым кормить станут, бельище на тебя наденут толстое-претолстое, по холоду
ходить заставят; ведь ты всего этого
не перенесешь, Лизочка.
Не стало и Настасьи Карповны; верная старушка в течение нескольких лет еженедельно
ходила молиться над прахом своей приятельницы…
Перебираясь с клироса на клирос, она
прошла близко мимо него,
прошла ровной, торопливо-смиренной походкой монахини — и
не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только еще ниже наклонила она свое исхудалое лицо — и пальцы сжатых рук, перевитые четками, еще крепче прижались друг к другу.
Неточные совпадения
Осип. Да нет, я и
ходить не хочу.
Марья Антоновна. Фи, маменька, голубое! Мне совсем
не нравится: и Ляпкина-Тяпкина
ходит в голубом, и дочь Земляники тоже в голубом. Нет, лучше я надену цветное.
Дай только, боже, чтобы
сошло с рук поскорее, а там-то я поставлю уж такую свечу, какой еще никто
не ставил: на каждую бестию купца наложу доставить по три пуда воску.
— А потому терпели мы, // Что мы — богатыри. // В том богатырство русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик —
не богатырь? // И жизнь его
не ратная, // И смерть ему
не писана // В бою — а богатырь! // Цепями руки кручены, // Железом ноги кованы, // Спина… леса дремучие //
Прошли по ней — сломалися. // А грудь? Илья-пророк // По ней гремит — катается // На колеснице огненной… // Все терпит богатырь!
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь
не скоро князюшка //
Сойдет с коня любимого! // С тех пор, как слух
прошел, // Что воля нам готовится, // У князя речь одна: // Что мужику у барина // До светопреставления // Зажату быть в горсти!..