Неточные совпадения
Санин проворно снял сюртук с лежавшего мальчика, расстегнул ворот, засучил рукава его рубашки — и, вооружившись щеткой, начал изо всех сил тереть ему грудь и
руки. Панталеоне так же усердно тер другой — головной щеткой — по его сапогам и панталонам. Девушка бросилась
на колени возле дивана и, схватив обеими
руками голову, не мигая ни одной векою, так и впилась в лицо своему брату. Санин сам тер — а сам искоса посматривал
на нее. Боже мой! какая же это
была красавица!
Тут он делал…» — Старик начал
было какую-то необыкновенную фиоритуру — и
на десятой ноте запнулся, закашлялся и, махнув
рукою, отвернулся и пробормотал: «Зачем вы меня мучите?» Джемма тотчас же вскочила со стула и, громко хлопая в ладоши, с криком: «Браво!.. браво!» — подбежала к бедному отставному Яго и обеими
руками ласково потрепала его по плечам.
Г-н Клюбер начал с того, что отрекомендовался, причем так благородно наклонил стан, так приятно сдвинул ноги и так учтиво тронул каблуком о каблук, что всякий непременно должен
был почувствовать: «У этого человека и белье и душевные качества — первого сорта!» Отделка обнаженной правой
руки (в левой, облеченной в шведскую перчатку, он держал до зеркальности вылощенную шляпу,
на дне которой лежала другая перчатка) — отделка этой правой
руки, которую он скромно, но с твердостью протянул Санину, превосходила всякое вероятие: каждый ноготь
был в своем роде совершенство!
— Коли ты художник — и особенно певец, — утверждала она, энергически двигая
рукою сверху вниз, —
будь непременно
на первом месте! Второе уже никуда не годится; а кто знает, можешь ли ты достигнуть первого места?
Красавица
на веки веков исчезает для него — и не в силах он забыть ее умоляющий взгляд, и терзается он мыслью, что,
быть может, все счастье его жизни ускользнуло из его
рук…
На следующий день Санин лежал еще в постели, как уже Эмиль, в праздничном платье, с тросточкой в
руке и сильно напомаженный, ворвался к нему в комнату и объявил, что герр Клюбер сейчас прибудет с каретой, что погода обещает
быть удивительной, что у них уже все готово, но что мама не поедет, потому что у нее опять разболелась голова.
Потом сам приподнялся — и, приложась к козырьку
рукою, не без некоторого оттенка почтительности в голосе и манерах, сказал Санину, что завтра утром один офицер их полка
будет иметь честь явиться к нему
на квартиру.
Панталеоне, который успел уже затушеваться за куст так, чтобы не видеть вовсе офицера-обидчика, сперва ничего не понял изо всей речи г-на фон Рихтера — тем более что она
была произнесена в нос; но вдруг встрепенулся, проворно выступил вперед и, судорожно стуча
руками в грудь, хриплым голосом возопил
на своем смешанном наречии: «A-la-la-la…
Сложив и запечатав эту записку, Санин хотел
было позвонить кельнера и послать ее с ним… «Нет! этак неловко… Через Эмиля? Но отправиться в магазин, отыскивать его там между другими комми — неловко тоже. Притом уже ночь
на дворе — и он, пожалуй, уже ушел из магазина». Размышляя таким образом, Санин, однако, надел шляпу и вышел
на улицу; повернул за угол, за другой — и, к неописанной своей радости, увидал перед собою Эмиля. С сумкой под мышкой, со свертком бумаги в
руке, молодой энтузиаст спешил домой.
Утро
было тихое, теплое, серое. Иногда казалось, что вот-вот пойдет дождь; но протянутая
рука ничего не ощущала, и только глядя
на рукав платья, можно
было заметить следы крохотных, как мельчайший бисер, капель; но и те скоро прекратились. Ветра — точно
на свете никогда не бывало. Каждый звук не летел, а разливался кругом; в отдалении чуть сгущался беловатый пар, в воздухе пахло резедой и цветами белых акаций.
Прошла минута — и ни он, ни она слова не промолвили; она даже не глядела
на него — и он глядел ей не в лицо, а
на сложенные
руки, в которых она держала маленький зонтик. Что
было говорить? Что
было сказать такого, что по значению своему могло бы равняться одному их присутствию здесь, вместе, наедине, так рано, так близко друг от друга?
Фрау Леноре поднимала вопль и отмахивалась
руками, как только он приближался к ней, — и напрасно он попытался, стоя в отдалении, несколько раз громко воскликнуть: «Прошу
руки вашей дочери!» Фрау Леноре особенно досадовала
на себя за то, что «как могла она
быть до того слепою — и ничего не видеть!» «
Был бы мой Джиован'Баттиста жив, — твердила она сквозь слезы, — ничего бы этого не случилось!» — «Господи, что же это такое? — думал Санин, — ведь это глупо наконец!» Ни сам он не смел взглянуть
на Джемму, ни она не решалась поднять
на него глаза.
Он взял фрау Леноре и Джемму под
руки и повел их в другую комнату. Фрау Леноре встревожилась и мерку из
рук выронила. Джемма встревожилась
было тоже, но глянула попристальнее
на Санина и успокоилась. Лицо его, правда озабоченное, выражало в то же время оживленную бодрость и решимость.
— Если ничем не кончится наше дело — послезавтра; если же оно пойдет
на лад — может
быть, придется пробыть лишний день или два. Во всяком случае — минуты не промешкаю. Ведь я душу свою оставляю здесь! Однако я с вами заговорился, а мне нужно перед отъездом еще домой сбегать… Дайте мне
руку на счастье, фрау Леноре, — у нас в России всегда так делается.
Полюбовавшись им минуты с две, Санин хотел
было заговорить, нарушить эту священную тишину — как вдруг дверь из соседней комнаты растворилась, и
на пороге появилась молодая, красивая дама в белом шелковом платье, с черными кружевами, в бриллиантах
на руках и
на шее — сама Марья Николаевна Полозова.
— Постойте, то ли еще
будет! — Она протянула
руку. Перчатка
на ней
была разорвана.
— Я еду туда, где
будешь ты, — и
буду с тобой, пока ты меня не прогонишь, — отвечал он с отчаянием и припал к
рукам своей властительницы. Она высвободила их, положила их ему
на голову и всеми десятью пальцами схватила его волосы. Она медленно перебирала и крутила эти безответные волосы, сама вся выпрямилась,
на губах змеилось торжество — а глаза, широкие и светлые до белизны, выражали одну безжалостную тупость и сытость победы. У ястреба, который когтит пойманную птицу, такие бывают глаза.
Неточные совпадения
Я даже думаю (берет его под
руку и отводит в сторону),я даже думаю, не
было ли
на меня какого-нибудь доноса.
Осип. Да, хорошее. Вот уж
на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне
было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув
рукою), — бог с ним! я человек простой».
Аммос Федорович. А я
на этот счет покоен. В самом деле, кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь бумагу, так он жизни не
будет рад. Я вот уж пятнадцать лет сижу
на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только
рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда.
Бобчинский (перебивая).Марья Антоновна, имею честь поздравить! Дай бог вам всякого богатства, червонцев и сынка-с этакого маленького, вон энтакого-с (показывает
рукою), чтоб можно
было на ладонку посадить, да-с! Все
будет мальчишка кричать: уа! уа! уа!
Что ни
на есть отчаянный //
Был Клим мужик: и пьяница, // И
на руку нечист.