Я довольно долго оставался один в этой темной комнате, в которой, кроме входа и коридора, была еще одна запертая дверь, и отчасти удивлялся этому мрачному характеру дома, отчасти полагал, что это так должно
быть у людей, которые были за границей. Минут через пять дверь в залу отперлась изнутри посредством того же мальчика и он провел меня в опрятную, но небогатую гостиную, в которую вслед за мною вошла Сонечка.
Неточные совпадения
У меня
будет особенная комната (верно, St.-Jérôme’ова) и я
буду сам убирать ее и держать в удивительной чистоте;
человека же ничего для себя не
буду заставлять делать.
Дома еще все спали, так что, кроме
людей, мне не
у кого
было занять двух двугривенных.
У Дубкова, напротив, руки
были маленькие, пухлые, загнутые внутрь, чрезвычайно ловкие и с мягкими пальцами; именно тот сорт рук, на которых бывают перстни и которые принадлежат
людям, склонным к ручным работам и любящим иметь красивые вещи.
Я встал и поклонился ему, но Ивин,
у которого
было три звезды на зеленом фраке, не только не ответил на мой поклон, но почти не взглянул на меня, так что я вдруг почувствовал, что я не
человек, а какая-то не стоящая внимания вещь — кресло или окошко, или ежели
человек, то такой, который нисколько не отличается от кресла или окошка.
Он прекрасный
человек и
был очень ласков ко мне, — говорил я, желая, между прочим, внушить своему другу, что все это я говорю не вследствие того, чтобы я чувствовал себя униженным перед князем, — но, — продолжал я, — мысль о том, что на меня могут смотреть, как на княжну, которая живет
у него в доме и подличает перед ним, — ужасная мысль.
Ну, а зимой, бог даст, в Петербург переедем, увидите
людей, связи сделаете; вы теперь
у меня ребята большие, вот я сейчас Вольдемару говорил: вы теперь стоите на дороге, и мое дело кончено, можете идти сами, а со мной, коли хотите советоваться, советуйтесь, я теперь ваш не дядька, а друг, по крайней мере, хочу
быть другом и товарищем и советчиком, где могу, и больше ничего.
Молодой
человек этот после ни разу не
был у нас, но мне очень нравилась его игра, поза за фортепьянами, встряхиванье волосами и особенно манера брать октавы левой рукой, быстро расправляя мизинец и большой палец на ширину октавы и потом медленно сводя их и снова быстро расправляя.
Выбор пьес
был известный — вальсы, галопы, романсы (arrangés) и т. п., — всё тех милых композиторов, которых всякий
человек с немного здравым вкусом отберет вам в нотном магазине небольшую кипу из кучи прекрасных вещей и скажет: «Вот чего не надо играть, потому что хуже, безвкуснее и бессмысленнее этого никогда ничего не
было писано на нотной бумаге», и которых, должно
быть, именно поэтому, вы найдете на фортепьянах
у каждой русской барышни.
Хотя порох не вспыхнул, я
был достаточно похож на опаленного, никто не узнал моей хитрости, и действительно
у меня, когда я уже забыл про страстного
человека, выросли брови гораздо гуще.
Род человеческий можно разделять на множество отделов — на богатых и бедных, на добрых и злых, на военных и статских, на умных и глупых и т. д., и т. д., но
у каждого
человека есть непременно свое любимое главное подразделение, под которое он бессознательно подводит каждое новое лицо.
Кроме того,
у меня
были общие признаки, по которым я, не говоря с
человеком, решал, к какому разряду он принадлежит.
Дубков мне отвечал: «С тех пор, как себя помню, никогда ничего не делал, чтобы они
были такие, я не понимаю, как могут
быть другие ногти
у порядочного
человека».
Даже — черта, встречаемая только
у самых добродушных старых
людей, — способность наслаждаться видом веселящейся молодежи
была у нее в высшей степени.
Вследствие его и досады, порожденной им, напротив, я даже скоро нашел, что очень хорошо, что я не принадлежу ко всему этому обществу, что
у меня должен
быть свой кружок,
людей порядочных, и уселся на третьей лавке, где сидели граф Б., барон З., князь Р., Ивин и другие господа в том же роде, из которых я
был знаком с Ивиным и графом Б. Но и эти господа смотрели на меня так, что я чувствовал себя не совсем принадлежащим и к их обществу.
Был у нас казеннокоштный студент Оперов, скромный, очень способный и усердный молодой
человек, который подавал всегда руку, как доску, не сгибая пальцев и не делая ею никакого движения, так что шутники-товарищи иногда так же подавали ему руку и называли это подавать руку «дощечкой».
К тому же страдание и страдание: унизительное страдание, унижающее меня, голод например, еще допустит во мне мой благодетель, но чуть повыше страдание, за идею например, нет, он это в редких разве случаях допустит, потому что он, например, посмотрит на меня и вдруг увидит, что у меня вовсе не то лицо, какое, по его фантазии, должно бы
быть у человека, страдающего за такую-то, например, идею.
Неточные совпадения
Городничий. А уж я так
буду рад! А уж как жена обрадуется!
У меня уже такой нрав: гостеприимство с самого детства, особливо если гость просвещенный
человек. Не подумайте, чтобы я говорил это из лести; нет, не имею этого порока, от полноты души выражаюсь.
Помалчивали странники, // Покамест бабы прочие // Не поушли вперед, // Потом поклон отвесили: // «Мы
люди чужестранные, //
У нас забота
есть, // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды.
«Мы
люди чужестранные, // Давно, по делу важному, // Домишки мы покинули, //
У нас забота
есть… // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды…»
Г-жа Простакова. Старинные
люди, мой отец! Не нынешний
был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры
люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет
у басурманов, и не
будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
Стародум. Льстец
есть тварь, которая не только о других, ниже о себе хорошего мнения не имеет. Все его стремление к тому, чтоб сперва ослепить ум
у человека, а потом делать из него, что ему надобно. Он ночной вор, который сперва свечу погасит, а потом красть станет.