Неточные совпадения
Не может
человек не страдать, когда вся его жизнь вперед определена законами, которым он должен повиноваться под угрозой наказания и — разумности, справедливости которых он не только не верит, но несправедливость,
жестокость, неестественность которых он часто ясно сознает.
Другое отношение — это отношение трагическое,
людей, утверждающих, что противоречие стремления и любви к миру
людей и необходимости войны ужасно, но что такова судьба
человека.
Люди эти большею частью чуткие, даровитые
люди, видят и понимают весь ужас и всю неразумность и
жестокость войны, но по какому-то странному повороту мысли не видят и не ищут никакого выхода из этого положения, а, как бы расчесывая свою рану, любуются отчаянностью положения человечества.
Так пишет даровитый, искренний, одаренный тем проникновением в сущность предмета, которое составляет сущность поэтического дара, писатель. Он выставляет перед нами всю
жестокость противоречия сознания
людей и деятельности и, не разрешая его, признает как бы то, что это противоречие должно быть и что в нем поэтический трагизм жизни.
«У
людей этих сначала крадут их время (забирая их в солдаты) для того, чтобы потом вернее украсть их жизнь. Чтобы приготовить их к резне, разжигают их ненависть, уверяя их, что они ненавидимы. И кроткие, добрые
люди попадаются на эту удочку, и вот-вот бросятся с
жестокостью диких зверей друг на друга толпы мирных граждан, повинуясь нелепому приказанию. И всё бог знает из-за какого-нибудь смешного столкновения на границе или из-за торговых колониальных расчетов.
В самом деле: ведь смысл общественного жизнепонимания состоит в том, что
человек, сознавая
жестокость борьбы личностей между собою и погибельность самой личности, переносит смысл своей жизни в совокупности личностей.
При общей же воинской повинности выходит то, что
люди, принесши все требуемые от них жертвы для того, чтобы избавиться от
жестокости борьбы и от непрочности жизни, после всех принесенных жертв призываются опять ко всем тем опасностям, от которых они думали избавиться, и кроме того та совокупность — государство, во имя которой личности отреклись от своих выгод, подвергается опять такой же опасности уничтожения, какой прежде подвергалась сама личность.
Правительства должны были избавить
людей от
жестокости борьбы личностей и дать им уверенность в ненарушимости порядка жизни государственной, а вместо этого они накладывают на личность необходимость той же борьбы, только отодвинув ее от борьбы с ближайшими личностями к борьбе с личностями других государств, и оставляют ту же опасность уничтожения и личности и государства.
Для неотказавшегося выгоды будут состоять в том, что он, подвергнувшись всем унижениям и исполнив все
жестокости, которые от него требуются, может, не будучи убитым, получить украшения красные, золотые, мишурные на свой шутовской наряд, может в лучшем случае распоряжаться над сотнями тысяч таких же, как и он, оскотиненных
людей и называться фельдмаршалом и получить много денег.
Нет теперь
человека, который бы не видел не только бесполезности, но и нелепости собирания податей с трудового народа для обогащения праздных чиновников или бессмысленности наложения наказаний на развращенных и слабых
людей в виде ссылок из одного места в другое или в виде заключения в тюрьмы, где они, живя в обеспечении и праздности, только еще больше развращаются и ослабевают, или не только уже бесполезности и нелепости, но прямо безумия и
жестокости военных приготовлений и войн, разоряющих и губящих народ и не имеющих никакого объяснения и оправдания, а между тем эти насилия продолжаются и даже поддерживаются теми самыми
людьми, которые видят их бесполезность, нелепость,
жестокость и страдают от них.
Четвертое средство состоит в том, чтобы посредством трех предшествующих средств выделять из всех таким образом закованных и одуренных
людей еще некоторую часть
людей для того, чтобы, подвергнув этих
людей особенным, усиленным способам одурения и озверения, сделать из них безвольные орудия всех тех
жестокостей и зверств, которые понадобятся правительству.
Положение нашего христианского человечества, если посмотреть на него извне, с своей
жестокостью и своим рабством
людей, действительно ужасно. Но если посмотреть на него со стороны его сознания, то зрелище представляется совершенно другое.
Люди нашего времени не притворяются в том, что они ненавидят угнетение, неравенство, разделение
людей и всякого рода
жестокость не только к
людям, но даже к животным, — они действительно ненавидят всё это, но не знают, как уничтожить это, или не решаются расстаться с тем, что поддерживает всё это и кажется им необходимым.
Там внешнее состояние
жестокости и рабства
людей было в полном согласии с внутренним сознанием
людей, и каждый шаг вперед увеличивал это согласие; здесь же внешнее состояние
жестокости и рабства находится в полном противоречии с христианским сознанием
людей, и каждый шаг вперед только увеличивает это противоречие.
Живет спокойно такой
человек: вдруг к нему приходят
люди и говорят ему: во-1-х, обещайся и поклянись нам, что ты будешь рабски повиноваться нам во всем том, что мы предпишем тебе, и будешь считать несомненной истиной и подчиняться всему тому, что мы придумаем, решим и назовем законом; во-вторых, отдай часть твоих трудов в наше распоряжение; мы будем употреблять эти деньги на то, чтобы держать тебя в рабстве и помешать тебе противиться насилием нашим распоряжениям; в-3-х, избирай и сам избирайся в мнимые участники правительства, зная при этом, что управление будет происходить совершенно независимо от тех глупых речей, которые ты будешь произносить с подобными тебе, и будет происходить по нашей воле, по воле тех, в руках кого войско; в-четвертых, в известное время являйся в суд и участвуй во всех тех бессмысленных
жестокостях, которые мы совершаем над заблудшими и развращенными нами же
людьми, под видом тюремных заключений, изгнаний, одиночных заключений и казней.
Всякий
человек нашего времени поставлен в необходимость признать свое участие в
жестокостях языческой жизни или отвергнуть ее.
И оно отрицает и осуждает всякого рода проявления корыстолюбия, — не только приобретение чужой собственности насилием, обманом, хитростью, но и жестокое пользование ею; осуждает всякого рода распутство, будь то блуд с наложницей, невольницей, разведенной женой и даже своей; осуждает всякую
жестокость, выражающуюся в побоях, в дурном содержании, в убийстве не только
людей, но и животных.
Военные
люди высших чинов, вместо того чтобы поощрять грубость и
жестокость воинов, необходимые для их дела, сами распространяют между военным сословием образование, проповедуют гуманность и часто сами даже разделяют социалистические убеждения масс и отрицают войну.
Ведь всё это большею частью по сердцу добрые, кроткие, часто нежные
люди, ненавидящие всякую
жестокость, не говоря уже об убийстве
людей, не могущие многие из них совершать убийства и истязания животных; кроме того, всё это
люди, исповедующие христианство и считающие насилие над беззащитными
людьми гнусным и постыдным делом.
Ведь все те несправедливости и
жестокости, вошедшие в обычай существующей жизни, вошли в обычай только потому, что есть эти
люди, всегда готовые поддерживать эти несправедливости и
жестокости.
На этом-то неравенстве и возвеличении одних
людей и уничтожении других и основывается преимущественно та способность
людей не видеть неразумия существующего порядка жизни и
жестокости и преступности его, и того обмана, который совершают одни и которому подвергаются другие.
Тогда и
людям, пользовавшимся этими насилиями, и помещикам, и богачам и в голову не приходило, чтобы те выгоды, которыми они пользуются, имели бы прямую связь с этими
жестокостями.
Мало того, если даже хоть несколько
людей, не участвующих в этом деле, но только присутствующих при приготовлениях к нему или узнавших про совершившиеся уже прежде подобные дела, не останутся равнодушными, а прямо и смело выскажут свое отвращение к участникам таких дел и укажут им на всю неразумность,
жестокость и преступность их, то и это не пройдет бесследно.
Неточные совпадения
Разумеется, — сказал он мрачно, — это одна из этих фарисейских
жестокостей, на которые способны только эти
люди без сердца.
— «Да, шаловлив, шаловлив, — говорил обыкновенно на это отец, — да ведь как быть: драться с ним поздно, да и меня же все обвинят в
жестокости; а
человек он честолюбивый, укори его при другом-третьем, он уймется, да ведь гласность-то — вот беда! город узнает, назовет его совсем собакой.
В карете гостиницы, вместе с двумя немыми, которые, спрятав головы в воротники шуб, явно не желали ничего видеть и слышать, Самгин, сквозь стекло в двери кареты, смотрел во тьму, и она казалась материальной, весомой, леденящим испарением грязи города, крови, пролитой в нем сегодня, испарением
жестокости и безумия
людей.
[Слова: то, что для того кончая: незаметных им самим
жестокостей., исключенные в корректуре цензурой, там же Толстым заменены следующими словами: обращаться с просьбой к
человеку, которого он не уважал.]
Он в первый раз понял тогда всю
жестокость и несправедливость частного землевладения и, будучи одним из тех
людей, для которых жертва во имя нравственных требований составляет высшее духовное наслаждение, он решил не пользоваться правом собственности на землю и тогда же отдал доставшуюся ему по наследству от отца землю крестьянам.