Он знает, что дело орловского губернатора вызвало негодование лучших людей общества, и сам он уже под влиянием общественного мнения тех кругов, в которых он находится, не раз выражал неодобрение ему; он знает, что прокурор, который должен
был ехать, прямо отказался от участия в деле, потому что считает это дело постыдным; знает и то, что в правительстве нынче-завтра могут произойти перемены, вследствие которых то, чем выслуживались вчера, может завтра сделаться причиной немилости; знает, что есть пресса, если не русская, то заграничная, которая может описать это дело и навеки осрамить его.
Неточные совпадения
Повод, по которому они
ехали,
был следующий...
И вот губернатор, точно так же, как теперь
ехал тульский губернатор, с батальоном солдат с ружьями и розгами, пользуясь и телеграфами, и телефонами, и железными дорогами, на экстренном поезде, с ученым доктором, который должен
был следить за гигиеничностью сечения, олицетворяя вполне предсказанного Герценом Чингис-хана с телеграфами, приехал на место действия.
Такое же впечатление производили и нарядные чиновники и офицеры, рассыпанные по платформе и зале 1-го класса. У стола, уставленного бутылками, в своем полувоенном мундире сидел губернатор, начальник всей экспедиции, и
ел что-то и спокойно разговаривал о погоде с встретившимися знакомыми, как будто дело, на которое он
ехал,
было такое простое и обыкновенное, что оно не могло нарушить его спокойствия и интереса к перемене погоды.
Все они знают, что они
едут истязать, а может
быть, и убивать своих замученных голодом братьев и что начнут делать это, может
быть, через час.
И вот они
ехали, пьянствовали, ругались,
пели, дрались, уродовали себя. Ночь они провели на постоялых дворах. Утром опять опохмелились и собрались у земской управы.
Только этим можно объяснить те удивительные явления, которыми наполнена наша жизнь и поразительным образцом которых представились мне те, встреченные мною 9-го сентября, знакомые мне, добрые, смирные люди, которые с спокойным духом
ехали на совершение самого зверского, бессмысленного и подлого преступления. Не
будь в этих людях каким-либо средством усыплена совесть, ни один человек из них не мог бы сделать одной сотой того, что они собираются сделать, и очень может
быть, что и сделают.
Было время, когда люди, выехав с целью истязания и убийства, показания примера, не возвращались иначе, как совершив то дело, на которое они
ехали, и, совершив такое дело, не мучились раскаяниями и сомнениями, а спокойно, засекши людей, возвращались в семью и ласкали детей, — шутили, смеялись и предавались тихим семейным удовольствиям.
Как ни скрыта для каждого его ответственность в этом деле, как ни сильно во всех этих людях внушение того, что они не люди, а губернаторы, исправники, офицеры, солдаты, и что, как такие существа, они могут нарушать свои человеческие обязанности, чем ближе они
будут подвигаться к месту своего назначения, тем сильнее в них
будет подниматься сомнение о том: нужно ли сделать то дело, на которое они
едут, и сомнение это дойдет до высшей степени, когда они подойдут к самому моменту исполнения.
Все эти большею частью крестьянские ребята знают, по какому делу они
едут, знают, что помещики всегда обижают их братью, крестьян, и что поэтому и в этом деле должно
быть то же.
Все люди, едущие в этом поезде, когда приступят к совершению того дела, на которое
едут,
будут в том же положении, в котором
был бы загипнотизированный человек, которому внушено разрубить бревно, и он, подойдя уже к тому, что ему указано как бревно, и уже взмахнув топором, сам увидал бы или ему указали бы, что это не бревно, а его спящий брат.
Стоило некоторым людям, участникам и неучастникам этого дела, свободным от внушения, еще тогда, когда только готовились к этому делу, смело высказывать свое негодование перед совершившимися в других местах истязаниями и отвращение и презрение к людям, участвовавшим в них, стоило в настоящем тульском деле некоторым лицам выразить нежелание участвовать в нем, стоило проезжавшей барыне и другим лицам тут же на станции высказать тем, которые
ехали в этом поезде, свое негодование перед совершаемым ими делом, стоило одному из полковых командиров, от которых требовались части войск для усмирения, высказать свое мнение, что военные не могут
быть палачами, и благодаря этим и некоторым другим, кажущимся неважными частным воздействиям на людей, находящихся под внушением, дело приняло совсем другой оборот, и войска, приехав на место, не совершили истязаний, а только срубили лес и отдали его помещику.
Будь это сознание еще сильнее и воздействий этих еще больше, очень может
быть, что губернатор не решился бы даже
ехать на место действия.
«Если бы Колумб так рассуждал, он никогда не снялся бы с якоря. Сумасшествие
ехать по океану, не зная дороги, по океану, по которому никто не ездил, плыть в страну, существование которой — вопрос. Этим сумасшествием он открыл новый мир. Конечно, если бы народы переезжали из одного готового hotel garni в другой, еще лучший, —
было бы легче, да беда в том, что некому заготовлять новых квартир. В будущем хуже, нежели в океане — ничего нет, — оно
будет таким, каким его сделают обстоятельства и люди.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу,
поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка
будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Добчинский. Он! и денег не платит и не
едет. Кому же б
быть, как не ему? И подорожная прописана в Саратов.
Сначала он принял
было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему не
поедет, и что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
Помалчивали странники, // Покамест бабы прочие // Не поушли вперед, // Потом поклон отвесили: // «Мы люди чужестранные, // У нас забота
есть, // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от
еды.
Сладка
еда крестьянская, // Весь век
пила железная // Жует, а
есть не
ест!