Неточные совпадения
Вследствие всего этого мы передаем души свои богу, веруя
тому, что сказано, что
тот, кто оставит
дома и братьев и сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или поля ради Христа, получит во сто раз больше и наследует жизнь вечную.
Из сумасшедшего
дома доктора выпускают отказавшегося, и тогда начинаются всякие тайные, хитрые меры, чтобы и не отпустить отказавшегося, поощрив
тем других отказываться так же, как и он, и вместе с
тем не оставить его среди солдат, чтобы и солдаты не узнали от него
того, что призвание их к военной службе совершается совсем не по закону бога, как их уверяют, а против него.
Продай имение твое и иди за мной, и кто не оставит отца или мать, и детей и братьев, и поля и
дом, —
тот не может быть моим учеником.
Мы все братья, а я живу
тем, что работаю в банке или в торговом
доме и лавке над
тем, чтобы сделать все нужные моим братьям товары дороже.
Учреждение общей воинской повинности подобно
тому, что случилось бы с человеком, подпирающим заваливающийся
дом: стены нагнулись внутрь — поставили подпорки; потолок погнулся — поставили другие; между подпорками провисли доски — еще поставили подпорки. Дошло дело до
того, что подпорки хотя и держат
дом, но жить в
доме от подпорок уже нельзя.
Достигается это одурение и озверение
тем, что людей этих берут в
том юношеском возрасте, когда в людях не успели еще твердо сложиться какие-либо ясные понятия о нравственности, и, удалив их от всех естественных человеческих условий жизни:
дома, семьи, родины, разумного труда, запирают вместе в казармы, наряжают в особенное платье и заставляют их при воздействии криков, барабанов, музыки, блестящих предметов ежедневно делать известные, придуманные для этого движения и этими способами приводят их в такое состояние гипноза, при котором они уже перестают быть людьми, а становятся бессмысленными, покорными гипнотизатору машинами.
С официальной точки зрения отказ от участия в военной службе, в которой служит сам царь и которая благословляется церковью, представляется сумасшествием, и потому из Петербурга пишут, что так как молодой человек должен быть не в своем рассудке,
то, не употребляя еще против него крутых мер, отправить его для исследования его душевного здоровья и для излечения его в
дом умалишенных.
Его отправляют в надежде, что он там и останется, как десять лет
тому назад было с отказавшимся в Твери от военной службы другим молодым человеком, которого мучили в сумасшедшем
доме до
тех пор, пока он покорился.
Положение христианского человечества со своими тюрьмами, каторгами, виселицами, с своими фабриками, скоплениями капиталов, с своими податями, церквами, кабаками,
домами терпимости, всё растущими вооружениями и миллионами одуренных людей, готовых, как цепные собаки, броситься на
тех, на кого их натравят хозяева, было бы ужасным, если бы оно было произведением насилия, но оно есть прежде всего произведение общественного мнения.
На вопрос о
том, когда наступит этот час, Христос говорит, что знать этого мы не можем; но именно потому, что мы не можем знать времени наступления этого часа, мы не только должны быть всегда готовы к встрече его, как должен быть всегда готов хозяин, стерегущий
дом, как должны быть готовы девы с светильниками, встречающие жениха, но и должны работать из всех данных нам сил для наступления этого часа, как должны были работать работники на данные им таланты (Мф. XXIV, 43; XXV, 1—30).
Но мало
того, что все люди, связанные государственным устройством, переносят друг на друга ответственность за совершаемые ими дела: крестьянин, взятый в солдаты, — на дворянина или купца, поступившего в офицеры, а офицер — на дворянина, занимающего место губернатора, а губернатор — на сына чиновника или дворянина, занимающею место министра, а министр — на члена царского
дома, занимающего место царя, а царь опять на всех этих чиновников, дворян, купцов и крестьян; мало
того, что люди этим путем избавляются от сознания ответственности за совершаемые ими дела, они теряют нравственное сознание своей ответственности еще и оттого, что, складываясь в государственное устройство, они так продолжительно, постоянно и напряженно уверяют себя и других в
том, что все они не одинаковые люди, а люди, различающиеся между собою, «как звезда от звезды», что начинают искренно верить в это.
Вот они — кто с редкой бородкой в заплатанном кафтане и лаптях, такой же, как оставшийся
дома в Казанской или Рязанской губернии родитель, кто с седой бородой, с согнутой спиной, с большой палкой, такой же, как отцов отец — дед, кто молодой малый в сапогах и красной рубахе, такой же, каким год назад был он сам,
тот солдат, который должен теперь стрелять в него.
Живут все эти люди и
те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п., живут
той кровью, которая
тем или другим способом,
теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа, живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств, видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных, знают про
те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их, свои парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместе с
тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабочены благом
того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и по воскресеньям в богатых одеждах, на богатых экипажах едут в нарочно для издевательства над христианством устроенные
дома и там слушают, как нарочно для этой лжи обученные люди на все лады, в ризах или без риз, в белых галстуках, проповедуют друг другу любовь к людям, которую они все отрицают всею своею жизнью.
Точно так же и человек, не выдержавший жара и, не спасши своего товарища, выбежавший из горящего
дома, остается свободным (признавая истину о
том, что человек с опасностью своей жизни должен служить чужим жизням) считать свой поступок дурным и потому осуждать себя за него; или (не признавая эту истину) считать свой поступок естественным, необходимым и оправдывать себя в нем.
Вроде
того, как если бы человек, живущий в старом
доме, страдающий от холода и неудобств этого
дома и знающий кроме
того то, что
дом этот вот-вот завалится, согласился бы на перестройку его только с
тем, чтобы не выходить из него: условие, равняющееся отказу от перестройки
дома.
«А что, как я выйду из
дома, лишусь на время всех удобств, а новый
дом не построится или построится иначе и в нем не будет
того, к чему я привык?»
Но ведь когда есть материал, его строители,
то все вероятия за
то, что новый
дом построится лучше прежнего, а вместе с
тем есть не только вероятие, но несомненность
того, что старый
дом завалится и задавит
тех, которые останутся в нем. Удержатся ли прежние, привычные условия жизни, уничтожатся ли они, возникнут ли совсем новые, лучшие, нужно неизбежно выходить из старых, ставших невозможными и губительными, условий нашей жизни и идти навстречу будущего.