Неточные совпадения
Я очень мало знал, как и все мы, о
том, что делалось и было проповедуемо и писано в прежнее время по
вопросу о непротивлении злу.
Я знал
то, что было высказано об этом предмете у отцов церкви — Оригена, Тертуллиана и других, — знал и о
том, что существовали и существуют некоторые, так называемые, секты менонитов, гернгутеров, квакеров, которые не допускают для христианина употребления оружия и не идут в военную службу; но что было сделано этими, так называемыми, сектами для разъяснения этого
вопроса, было мне мало известно.
Прежде скажу о
тех сведениях, которые я получил об истории
вопроса о непротивлении злу; потом о
тех суждениях об этом
вопросе, которые были высказаны как духовными, т. е. исповедующими христианскую религию, критиками, так и светскими, т. е. не исповедующими христианскую религию; и, наконец,
те выводы, к которым я был приведен и
теми и другими, и историческими событиями последнего времени.
До какой степени мало известно всё
то, что относится к
вопросу непротивления, видно из
того, что Гаррисон-сын, написавший превосходную, в 4-х больших
томах, биографию своего отца, этот Гаррисон-сын на
вопрос мой о
том, существует ли теперь общество непротивления и есть ли последователи его, отвечал мне, что, сколько ему известно, общество это распалось и последователей этого учения не существует, тогда как в
то время, когда он писал мне, жил в Массачусете, в Hopedale, Адин Баллу, участвовавший в трудах отца Гаррисона и посвятивший 50 лет жизни на проповедь устно и печатно учения непротивления.
«Есть некоторые люди, которые без всякого определенного рассуждения прямо почему-то заключают, что ответственность за государственные меры ложится только на
тех, которые распоряжаются, или что правительство и цари решают
вопросы о
том, что хорошо или дурно для подданных, и что подданные обязаны только повиноваться.
Книга эта посвящена
тому же
вопросу и разъясняет его по случаю требования американским правительством от своих граждан военной службы во время междоусобной войны. И тоже имеет самое современное значение, разъясняя
вопрос о
том, как, при каких условиях люди должны и могут отказываться от военной службы. В вступлении автор говорит...
Но другой
вопрос, о
том, имеют ли право отказаться от военной службы лица, не отказывающиеся от выгод, даваемых насилием правительства, автор разбирает подробно и приходит к заключению, что христианин, следующий закону Христа, если он не идет на войну, не может точно так же принимать участия ни в каких правительственных распоряжениях: ни в судах, ни в выборах, — не может точно так же и в личных делах прибегать к власти, полиции или суду.
Не касаясь
вопроса о
том, верно или неверно определение обязанности христианина по отношению к войне, которая устанавливается в обеих книгах, нельзя не видеть практической важности и настоятельности решения этого
вопроса.
Церковные учители признают нагорную проповедь с заповедью о непротивлении злу насилием божественным откровением и потому, если они уже раз нашли нужным писать о моей книге,
то, казалось бы, им необходимо было прежде всего ответить на этот главный пункт обвинения и прямо высказать, признают или не признают они обязательным для христианина учение нагорной проповеди и заповедь о непротивлении злу насилием, и отвечать не так, как это обыкновенно делается, т. е. сказать, что хотя, с одной стороны, нельзя собственно отрицать, но, с другой стороны, опять-таки нельзя утверждать,
тем более, что и т. д., а ответить так же, как поставлен
вопрос в моей книге: действительно ли Христос требовал от своих учеников исполнения
того, чему он учил в нагорной проповеди, и потому может или не может христианин, оставаясь христианином, идти в суд, участвуя в нем, осуждая людей или ища в нем защиты силой, может или не может христианин, оставаясь христианином, участвовать в управлении, употребляя насилие против своих ближних и самый главный, всем предстоящий теперь с общей воинской повинностью,
вопрос — может или не может христианин, оставаясь христианином, противно прямому указанию Христа обещаться в будущих поступках, прямо противных учению, и, участвуя в военной службе, готовиться к убийству людей или совершать их?
Вопросы поставлены ясно и прямо, и, казалось, надобно ясно и прямо ответить на них. Но во всех критиках на мою книгу ничего подобного не было сделано, точно так же как не было сделано и по отношению всех
тех обличений церковных учителей в отступлении их от закона Христа, которыми со времен Константина полна история.
Очень много было говорено по случаю моей книги о
том, как я неправильно толкую
те и другие места Евангелия, о
том, как я заблуждаюсь, не признавая троицы, искупления и бессмертия души; говорено было очень многое, но только не
то одно, что для всякого христианина составляет главный, существенный
вопрос жизни: как соединить ясно выраженное в словах учителя и в сердце каждого из нас учение о прощении, смирении, отречении и любви ко всем: к ближним и к врагам, с требованием военного насилия над людьми своего или чужого народа.
Всё, что можно назвать подобиями ответов на этот
вопрос, можно свести к следующим пяти разрядам. Я старался собрать в этом отношении всё, что мог, не только по критикам на мою книгу, но и по всему
тому, что и в прежние времена писалось на эту
тему.
Если каждый имеет право употреблять насилие при угрожающей другому опасности,
то вопрос об употреблении насилия сводится к
вопросу определения
того, что считать опасностью для другого.
Если же мое частное суждение решает
вопрос опасности для другого,
то нет
того случая насилия, которого нельзя бы было объяснить угрожающей другому опасностью.
Четвертый, еще более утонченный ответ на
вопрос, как должно относиться христианину к заповеди Христа о непротивлении злу насилием, состоит в
том, чтобы утверждать, что заповедь непротивления злу насилием не отрицается ими, а признается, как и всякая другая, но что они только не приписывают этой заповеди особенного, исключительного значения, как это делают сектанты.
Зная, что противоречие, существующее между учением Христа, которое мы на словах исповедуем, и всем строем нашей жизни нельзя распутать словами и, касаясь его, можно только сделать его еще очевиднее, они с большей или меньшей ловкостью, делая вид, что
вопрос о соединении христианства с насилием уже разрешен или вовсе не существует, обходят его [Знаю только одну не критику в точном смысле слова, но статью, трактующую о
том же предмете и имеющую в виду мою книгу, немного отступающую от этого общего определения.
Так и ждешь, что на этот существенный
вопрос, который один только и мог побудить человека писать статью о книге, человек скажет, что это толкование учения Христа верно и что надо следовать ему, или скажет, что такое толкование неверно; докажет, почему, и даст другое правильное толкование
тех слов, которые я неправильно толкую.
И таковы без исключения все критики культурных верующих людей и потому понимающих опасность своего положения. Единственный выход из него для них — надежда на
то, что, пользуясь авторитетом церкви, древности, святости, можно запутать читателя, отвлечь его от мысли самому прочесть Евангелие и самому своим умом обдумать
вопрос. И это удается.
Такое же впечатление производят статьи не одного Фаррара, но все
те торжественные проповеди, статьи и книги, которые появляются со всех сторон, как только где-нибудь проглянет истина, обличающая царствующую ложь. Тотчас же начинаются длинные, умные, изящные, торжественные разговоры или писания о
вопросах, близко касающихся предмета с искусным умолчанием о самом предмете.
И иначе им нельзя было отнестись: их связывает
то противоречие, в котором они находятся — веры в божественность учителя и неверия в его самые ясные слова, — из которого им надо как-нибудь выпутываться, и потому нельзя было ожидать от них свободных суждений о самой сущности
вопроса, о
том изменении жизни людей, которое вытекает из приложения учения Христа к существующему порядку.
Русские светские критики, очевидно не зная всего
того, что было сделано по разработке
вопроса о непротивлении злу, и даже иногда как будто предполагая, что это я лично выдумал правило непротивления злу насилием, нападали на самую мысль, опровергая, извращая ее и с большим жаром выставляя аргументы, давным-давно уже со всех сторон разобранные и опровергнутые, доказывали, что человек непременно должен (насилием) защищать всех обиженных и угнетенных и что поэтому учение о непротивлении злу насилием есть учение безнравственное.
Учение Христа негодно, потому что, если бы оно было исполнено, не могла бы продолжаться наша жизнь; другими словами: если бы мы начали жить хорошо, как нас учил Христос, мы не могли бы продолжать жить дурно, как мы живем и привыкли жить.
Вопрос же о непротивлении злу насилием не только не обсуждается, но самое упоминание о
том, что в учение Христа входит требование непротивления злу насилием, уже считается достаточным доказательством неприложимости всего учения.
А между
тем, казалось бы, необходимо указать хоть на какое-нибудь решение этого
вопроса, так как он стоит в основе почти всех дел, которые занимают нас.
Вопрос ведь состоит в
том: каким образом разрешать столкновения людей, когда одни люди считают злом
то, что другие считают добром, и наоборот? И потому считать, что зло есть
то, что я считаю злом, несмотря на
то, что противник мой считает это добром, не есть ответ. Ответов может быть только два: или
тот, чтобы найти верный и неоспоримый критериум
того, что есть зло, или
тот, чтобы не противиться злу насилием.
Можно находить, что ответ, данный Христом, неправилен; можно выставить на место его другой, лучший, найдя такой критериум, который для всех несомненно и одновременно определял бы зло; можно просто не сознавать сущности
вопроса, как не сознают этого дикие народы, но нельзя, как это делают ученые критики христианского учения, делать вид, что
вопроса никакого вовсе и не существует или что признание за известными лицами или собраниями людей (
тем менее, когда эти люди мы сами) права определять зло и противиться ему насилием разрешает
вопрос; тогда как мы все знаем, что такое признание нисколько не разрешает
вопроса, так как всегда есть люди, не признающие за известными людьми или собраниями этого права.
А это-то признание
того, что
то, что нам кажется злом,
то и есть зло, или совершенное непонимание
вопроса, и служит основой суждений светских критиков о христианском учении, так что суждения о моей книге, как церковных, так и светских критиков, показали мне
то, что большинство людей прямо не понимают не только самого учения Христа, но даже и
тех вопросов, на которые оно служит ответом.
Началось это, по книге Деяний, с
того собрания, на котором сошлись ученики в Иерусалиме для разрешения возникшего
вопроса о крещении или некрещении необрезанных и о едящих идоложертвенное.
Самая постановка
вопроса показывала, что обсуждавшие его не понимали учения Христа, отвергающего все внешние обряды: омовения, очищения, посты, субботы. Прямо сказано: «сквернит не
то, что в уста входит, а
то, что исходит из сердца», и потому
вопрос о крещении необрезанных мог возникнуть только среди людей, любивших учителя, смутно чуявших величие его учения, но еще очень неясно понимавших самое учение. Так оно и было.
И вот для решения
вопроса, самая постановка которого показывает непонимание учения, были произнесены на этом собрании, как это описывает книга Деяний, в первый раз долженствовавшие внешним образом утвердить справедливость известных утверждений, эти страшные, наделавшие столько зла, слова: «угодно святому духу и нам», т. е. утверждалось, что справедливость
того, что они постановили, засвидетельствована чудесным участием в этом решении святого духа, т. е. бога.
В вступлении автор ставит ряд
вопросов: 1) о
тех, которые делают еретиков (von den Ketzermachern selbst); 2) о
тех, кого делали еретиками; 3) о самих предметах ереси; 4) о способе делания еретиков и 5) о целях и последствиях делания еретиков.
По 4-му пункту о
том, как делаются еретики, он говорит в одном из
вопросов (в 7-м): «Не показывает ли вся история
того, что самые большие делатели еретиков и мастера этого дела были именно
те мудрецы, от которых отец скрыл свои тайны, т. е. лицемеры, фарисеи и законники или совершенно безбожные и извращенные люди».
Между прочим, высказывая в этих
вопросах мысль о
том, что словесное выражение сущности веры, которое требовалось церковью и отступление от которого считалось ересью, никогда не могло вполне покрывать самого миросозерцания верующего и что потому требование выражения веры известными словами и производило ереси, он в
вопросе 21-м и 33-м говорит...
Не было ли самым обыкновенным и легким способом церкви (говорит он в 31-м
вопросе), если клир хотел избавиться или погубить кого, сделать это лицо подозрительным в его учении и набросить на него плащ еретичества и
тем осудить и устранить это лицо?»
Сотни и тысячи людей задают себе эти
вопросы и затрудняются в разрешении их преимущественно
тем, что архиереи, митрополиты и все высокопоставленные люди прикладываются к мощам и чудотворным иконам.
От этого происходит
то, что все эти люди, начиная от Конта, Страуса, Спенсера и Ренана, не понимая смысла речей Христа, не понимая
того, к чему и зачем они сказаны, не понимая даже и
вопроса, на который они служат ответом, не давая себе даже труда вникнуть в смысл их, прямо, если они враждебно настроены, отрицают разумность учения; если же они хотят быть снисходительны к нему,
то с высоты своего величия поправляют его, предполагая, что Христос хотел сказать
то самое, что они думают, но не сумел этого сделать.
«И для
того, чтобы содержать столько солдат и делать такие огромные приготовления к убийству, расходуются ежегодно сотни миллионов, т. е. такие суммы, которые были бы достаточны для воспитания народа и совершения самых огромных работ для общественной пользы и которые дали бы возможность миролюбиво разрешить социальный
вопрос.
«Но это не
тот мир, который мы любим. И народы не обмануты этим. Истинный мир имеет в основе взаимное доверие, тогда как эти огромные вооружения показывают явное и крайнее недоверие, если не скрытую враждебность между государствами. Что бы мы сказали о человеке, который, желая заявить свои дружественные чувства соседу, пригласил бы его разбирать предлежащие
вопросы с заряженным револьвером в руке?
Смотрят люди на предмет различно, но как
те, так и другие и третьи рассуждают о войне как о событии совершенно не зависящем от воли людей, участвующих в ней, и потому даже и не допускают
того естественного
вопроса, представляющегося каждому простому человеку: «Что, мне-то нужно ли принимать в ней участие?» По мнению всех этих людей,
вопросов этого рода даже не существует, и всякий, как бы он ни смотрел на войну сам лично, должен рабски подчиняться в этом отношении требованиям власти.
Эти вооружения, будучи производимы якобы для защиты, в свою очередь представляют из себя зло, так как поддерживают недоверие и в
то же время являются причиной
той всеобщей экономической неурядицы, которая не позволяет приступить, при благоприятных условиях, к
тем вопросам о труде и нужде, которые должны были бы быть первые на очереди.
В-10-х, конгресс признал всеобщее разоружение лучшим ручательством мира и первым шагом к разрешению, ко всеобщему удовольствию,
тех вопросов, которые в настоящее время разъединяют государства, и выразил желание, чтобы в скором будущем составился съезд представителей всех государств Европы для обсуждения мер, могущих вести ко всеобщему постепенному разоружению.
B-12-x, имея в виду
то, что
вопрос о разоружении, так же как и о мире вообще, зависит в значительной мере от общественного мнения, конгресс предложил обществам мира, так же как и всем приверженцам мира, заняться деятельной пропагандой его, особенно во время парламентских выборов, чтобы убедить избирателей подавать голоса за кандидатов, в программу действия которых войдут установление мира, разоружение и третейский суд.
В-15-х, конгресс выразил свое удовольствие по поводу принятия испанским сенатом (16 июля) законопроекта, разрешающего правительству ходатайствовать об утверждении договоров, составленных с помощью третейского суда для разрешения всех спорных
вопросов, исключая
тех, которые касаются независимости или внутреннего управления государств.
В-18-х, секция комитета предложила: 1) чтобы следующие съезды конгресса мира были назначены либо перед самым заседанием ежегодной международной конференции, либо тотчас же после него и в
том же городе; 2) чтобы
вопрос о международной эмблеме мира был отложен на неопределенное время.
«Третейский суд, арбитрация заменит войны.
Вопросы будут решаться третейским судом, aлaбàмcкий
вопрос решен третейским судом, о Каролинских островах предложено решить третейским судом папе. Швейцария и Бельгия, и Дания, и Голландия — все подали заявление, что они предпочитают решения третейского суда войне». Кажется, и Монако заявило
то же желание. Досадно только одно, что Германия, Россия, Австрия, Франция до сих пор не заявляют
того же.
Разрешение
вопроса для них в
том, чтобы читать речи, писать книги, избирать президентов, вице-президентов, секретарей и заседать и говорить
то в
том городе,
то в другом.
Теперь прибавилась еще забота о мире. Правительства прямо цари, которые разъезжают теперь с министрами, решая по одной своей воле
вопросы о
том: в нынешнем или будущем году начать убийство миллионов; цари эти очень хорошо знают, что разговоры о мире не помешают им, когда им вздумается, послать миллионы на бойню. Цари даже с удовольствием слушают эти разговоры, поощряют их и участвуют в них.
Вот что пишет в
том номере «Revue des Revues», в котором собраны письма о войне, знаменитый академик Дусэ на
вопрос редактора о его взгляде на войну...
Но не соображения о
том, насколько нужно и полезно для людей
то государство, которое они призываются поддерживать своим участием в военной службе, еще менее соображения о выгодах и невыгодах для каждого его подчинения или неподчинения требованиям правительства решают
вопрос о необходимости существования или уничтожения государства.
А между
тем это —
вопрос самою жизнью поставленный перед всеми людьми и перед всяким мыслящим человеком и неизбежно требующий своего разрешения.
Вопрос этот для людей в их общественной жизни с
тех пор, как проповедано христианское учение, есть
то же, что для путешественника
вопрос о
том, по какой из двух дорог идти, когда он приходит к разветвлению
того пути, по которому шел.