Неточные совпадения
Хотя все, в особенности побывавшие в делах
офицеры, знали и могли знать, что на войне тогда на Кавказе, да и никогда нигде не бывает той рубки врукопашную шашками, которая всегда предполагается и описывается (а если и бывает такая рукопашная шашками и штыками, то рубят и колют всегда только бегущих), эта фикция рукопашной признавалась
офицерами и придавала им ту спокойную гордость и веселость, с которой они, одни в молодецких, другие, напротив, в самых скромных позах, сидели на барабанах, курили,
пили и шутили, не заботясь о смерти, которая, так же как и Слепцова, могла всякую минуту постигнуть каждого из них.
Прием, сделанный ему Воронцовым,
был гораздо лучше того, что он ожидал. Но чем лучше
был этот прием, тем меньше доверял Хаджи-Мурат Воронцову и его
офицерам. Он боялся всего: и того, что его схватят, закуют и сошлют в Сибирь или просто убьют, и потому
был настороже.
Тут
был и вчерашний генерал с щетинистыми усами, в полной форме и орденах, приехавший откланяться; тут
был и полковой командир, которому угрожали судом за злоупотребления по продовольствованию полка; тут
был армянин-богач, покровительствуемый доктором Андреевским, который держал на откупе водку и теперь хлопотал о возобновлении контракта; тут
была, вся в черном, вдова убитого
офицера, приехавшая просить о пенсии или о помещении детей на казенный счет; тут
был разорившийся грузинский князь в великолепном грузинском костюме, выхлопатывавший себе упраздненное церковное поместье; тут
был пристав с большим свертком, в котором
был проект о новом способе покорения Кавказа; тут
был один хан, явившийся только затем, чтобы рассказать дома, что он
был у князя.
Розен-генерал прислал мне чин
офицера и велел
быть начальником Аварии.
— Il у a quelqu'un, [Здесь кто-то
есть (франц.).] — сказала маска, останавливаясь. Ложа действительно
была занята. На бархатном диванчике, близко друг к другу, сидели уланский
офицер и молоденькая, хорошенькая белокуро-кудрявая женщина в домино, с снятой маской. Увидав выпрямившуюся во весь рост и гневную фигуру Николая, белокурая женщина поспешно закрылась маской, уланский же
офицер, остолбенев от ужаса, не вставая с дивана, глядел на Николая остановившимися глазами.
Офицеры сели подальше от дыма и позавтракали и
выпили.
Когда пришли в крепость, все
было, как предвидел майор. Марья Дмитриевна накормила его и Бутлера и еще приглашенных из отряда двух
офицеров сытным, вкусным обедом, и майор наелся и напился так, что не мог уже говорить и пошел к себе спать. Бутлер, также усталый, но довольный и немного выпивший лишнего чихиря, пошел в свою комнатку, и едва успел раздеться, как, подложив ладонь под красивую курчавую голову, заснул крепким сном без сновидений и просыпания.
— Хаджи-Мурат это. Сюда ехал, тут гостить
будет у воинский начальник, — сказал
офицер.
— Нет хуже смеси, — проворчал он,
выпивая водку и закусывая черным хлебом. — Вот вчера
выпил чихиря, и болит голова. Ну, теперь готов, — закончил он и пошел в гостиную, куда Бутлер уже провел Хаджи-Мурата и сопутствующего ему
офицера.
Разговор дальше не пошел.
Офицеры кто стал
пить чай, кто закусывать. Хаджи-Мурат взял предложенный стакан чаю и поставил его перед собой.
Хаджи-Мурат помахал рукой перед лицом, показывая этим, что ему ничего не нужно и что он не возьмет, а потом, показав на горы и на свое сердце, пошел к выходу. Все пошли за ним.
Офицеры, оставшиеся в комнатах, вынув шашку, разглядывали клинок на ней и решили, что эта
была настоящая гурда.
Ни от кого не
были секретом отношения Барятинского с Марьей Васильевной, и потому непридворные
офицеры и солдаты грубо ругали ее за то, что благодаря ее присутствию в лагере их рассылали в ночные секреты.
Ходить же каждую ночь в секреты для того, чтобы не напугать барыню,
было оскорбительно и противно, и Марью Васильевну нехорошими словами честили солдаты и не принятые в высшее общество
офицеры.
Бутлер сидел рядом с Полторацким, оба весело болтали и
пили с соседями-офицерами.
Потом начались тосты за Барятинского, за Воронцова, за
офицеров, за солдат, и гости вышли от обеда опьяненные и выпитым вином, и военным восторгом, к которому они и так
были особенно склонны.
Погода
была чудная, солнечная, тихая, с бодрящим свежим воздухом. Со всех сторон трещали костры, слышались песни. Казалось, все праздновали что-то. Бутлер в самом счастливом, умиленном расположении духа пошел к Полторацкому. К Полторацкому собрались
офицеры, раскинули карточный стол, и адъютант заложил банк в сто рублей. Раза два Бутлер выходил из палатки, держа в руке, в кармане панталон, свой кошелек, но, наконец, не выдержал и, несмотря на данное себе и братьям слово не играть, стал понтировать.
В Нухе Хаджи-Мурату
был отведен небольшой дом в пять комнат, недалеко от мечети и ханского дворца. В том же доме жили приставленные к нему
офицеры и переводчик и его нукеры. Жизнь Хаджи-Мурата проходила в ожидании и приеме лазутчиков из гор и в разрешенных ему прогулках верхом по окрестностям Нухи.
В конце апреля в укрепление пришел отряд, который Барятинский предназначал для нового движения через всю считавшуюся непроходимой Чечню. Тут
были две роты Кабардинского полка, и роты эти, по установившемуся кавказскому обычаю,
были приняты как гости ротами, стоящими в Куринском. Солдаты разобрались по казармам и угащивались не только ужином, кашей, говядиной, но и водкой, и
офицеры разместились по
офицерам, и, как и водилось, здешние
офицеры угащивали пришедших.
Месяц светил взад приезжему, так что Марья Дмитриевна узнала его только тогда, когда он почти поравнялся с ними. Это
был офицер Каменев, служивший прежде вместе с Иваном Матвеевичем, и потому Марья Дмитриевна знала его.
Было послано за Иваном Матвеевичем, и он, пьяный, с двумя также сильно выпившими
офицерами, вернулся в дом и принялся обнимать Каменева.
— Да, правда, лихая
была голова, — сказал один из
офицеров.