Неточные совпадения
Истинный закон жизни так прост, ясен и понятен, что
людям нельзя оправдывать свою дурную жизнь тем, что они не
знают закона. Если
люди живут противно закону истинной жизни, им остается одно: отрекаться
от разума. Они это и делают.
У всех народов всегда были такие
люди, которые говорили про себя, что они одни
знают истинный закон бога. И
люди эти для того, чтобы подтвердить свои слова, всегда рассказывали про то, что будто бы были такие чудеса
от бога, по которым видно, что тот закон, которому они учат, есть истинный закон бога. Кроме того,
люди эти записывали этот свой закон в книги и уверяли народ, что в книгах этих всякое слово истинно, потому что книги эти внушены и написаны самим богом.
Мне же не нужно ни заступничества за тебя других
людей, ни подарки твои, ни похвалы твои о том, кого ты не можешь
знать — мне нужна
от тебя только твоя работа».
Душа и тело — вот что
человек считает своим, о чем беспрестанно печется. Но надо
знать, что настоящее «ты» — это не твое тело, а твоя душа. Помни это, вознеси душу свою выше плоти, соблюдай ее
от всякой житейской грязи, не давай плоти подавлять ее, — тогда хорошо проживешь жизнь.
Каждый
человек знает в себе две жизни: телесную и духовную. Телесная жизнь, как только дойдет до полноты, так начинает ослабевать. И всё больше и больше слабеет и приходит к смерти. Духовная же жизнь, напротив,
от рождения до смерти всё растет и крепнет.
Людям кажется, что они все отделены друг
от друга. А между тем, если бы точно каждый
человек жил только своей отделенной
от всех жизнью, то жизнь
людей не могла бы продолжаться. Возможна человеческая жизнь только оттого, что во всех
людях живет один и тот же дух божий и что они
знают это.
В самом деле, зачем
человеку лишать себя чего-либо, беспокоиться, тревожиться не для себя, а для
человека, которого он не
знает, и такого, каких много на свете? Объяснить это можно только тем, что тот, кто делает добро не себе, а другим,
знает, что тот, кому он делает добро, не отдельное
от него существо, а то же самое существо, каким живет и он, только в другом виде.
Легко переносить горе, когда оно не
от людей, а
от болезней, пожаров, наводнений, землетрясений. Но особенно больно бывает
человеку, когда он страдает
от людей,
от братьев. Он
знает, что
людям надо бы любить его, а вот они вместо этого его мучают. «
Люди, все
люди ведь то же, что я, — думает такой
человек. — Зачем же они мучают меня?»
От этого-то и бывает легче переносить горе
от болезней, пожаров, засух, чем
от недоброты
людей.
Но как только
человек подумает об этом поглубже или
узнает о том, что думали об этом мудрые
люди мира, он
узнает, что это что-то,
от чего
люди чувствуют себя отделенными, не есть тот вещественный мир, который тянется во все стороны без конца по месту, а также и без конца по времени, а есть что-то другое.
Если
человек поглубже подумает об этом и
узнает, что думали об этом же мудрые
люди мира, он поймет, что вещественный мир, который никогда не начался и никогда не кончится и которому нет и не может быть предела во все стороны, не есть что-либо действительное, а есть только наша мечта, и что поэтому-то что-то,
от чего мы чувствуем себя отделенными, есть нечто, не имеющее ни начала, ни конца ни по времени, ни по месту, а есть нечто невещественное, духовное.
Я
знаю в себе отделенное
от всего духовное существо. Таким же отделенным
от всего я
знаю такое же духовное существо и в других
людях. Но если я
знаю это духовное существо в себе и
знаю его в других существах, то оно не может не быть и само в себе. Вот это-то существо само в себе мы и называем богом.
«Соблазнам должно прийти в мир», — сказал Христос. Я думаю, что смысл этого изречения тот, что познание истины недостаточно для того, чтобы отвратить
людей от зла и привлечь к добру. Для того, чтобы большинство
людей узнало истину, им необходимо, благодаря грехам, соблазнам и суевериям, быть доведенными до последней степени заблуждения и вытекающего из заблуждения страдания.
Тяжело бывает
человеку знать про свои грехи, но и зато большая радость чувствовать, что освобождаешься
от них. Не было бы ночи, мы не радовались бы свету солнца. Не было бы греха, не
знал бы
человек радости праведности.
Жизнь
людей богатых, свободных
от необходимого для жизни труда, не может не быть безумна.
Люди, не работая, то есть не исполняя один из законов жизни всех
людей, не могут не шалеть. С ними делается то же, что с перекормленными домашними животными: лошадьми, собаками, свиньями. Они прыгают, дерутся, носятся с места на место, сами не
зная зачем.
Люди ищут богатства, а если бы они только
знали, сколько добра теряют
люди, наживая богатство и живя в нем, они бы старались избавиться
от богатства с таким же усердием, с каким теперь стараются добиться его.
Казалось бы,
зная всю мучительную бедность рабочего люда, умирающего
от недостатков и сверхсильной работы (а не
знать этого невозможно),
людям богатым, пользующимся этим, стòящим человеческих жизней, трудом, если эти богатые
люди не звери, невозможно ни одной минуты оставаться спокойными.
Люди враждуют друг с другом и
знают, что это нехорошо, и вот, чтобы обмануть себя, заглушить в себе совесть, придумывают оправдания своей враждебности. Одно из таких оправданий — это то, что я лучше других
людей, а они не понимают этого, и вот
от этого я не могу сходиться с ними; другое оправдание — это то, что моя семья лучше других семей; третье — что мое сословие лучше других сословий; четвертое — что мой народ лучше других народов.
Человек знает, что живет дурно, но, вместо того чтобы переменить свою жизнь к лучшему, он старается уверить себя, что он не такой
человек, как все, а выше других, и что поэтому ему надо жить именно так, как он живет.
От этого и бывает то, что если
люди живут дурно, они бывают и горды.
Всякий
человек знает, что всякое насилие зло. И вот, чтобы отучить
людей от насилия, мы ничего лучше не можем придумать, как то, что мы,
люди, требующие к себе высшего уважения, делаем для этой дели самые жестокие насилия: тюрьмы, казни.
Всякий мирской
человек, читая евангелие, в глубине души
знает, что по этому учению нельзя ни под каким предлогом: ни ради возмездия, ни ради защиты, ни ради спасения другого, делать зло ближнему, и что поэтому, если он желает оставаться христианином, ему надо одно из двух: или переменить всю свою жизнь, которая держится на насилии, то есть на делании зла ближнему, или скрыть как-нибудь
от самого себя то, чего требует учение Христа.
Надо
знать и помнить, что желание наказывать есть желание мести, не свойственное разумному существу —
человеку. Желание это свойственно только животной природе
человека. И потому
человеку надо стараться освобождаться
от этого чувства, а никак не оправдывать его.
Спрашивать о том, сколько раз надо прощать брата, всё равно, что спрашивать
человека, который
знает, что пить вино дурно, и решил никогда не пить вина, спрашивать его, сколько раз нужно отказываться
от вина, когда подносят. Если я решил не пить, то не буду пить, сколько бы раз ни подносили. То же и с прощением.
Трудно различить, служишь ли ты
людям для души, для бога или для похвалы
от них. Поверка одна: если делаешь дело которое считаешь добрым, спроси себя, будешь ли делать то же, если
знаешь вперед, что никто никогда не
узнает о том, что ты делаешь. Если ответишь себе, что все-таки будешь делать, тогда наверное можешь
знать: то, что делаешь, — делаешь для души, для бога.
Сократ не имел столь обычной слабости толковать в своих беседах о всем существующем, отыскивать происхождение того, что софисты называют природой, и восходить до основных причин,
от которых произошли небесные тела. Неужели, — говорил он, —
люди считают, что постигли всё то, что важно
человеку знать, если занимаются тем, что так мало касается
человека?
Лучше
знать меньше, чем можно, чем
знать больше, чем нужно.
От многознайства
люди бывают довольны собой, самоуверенны и
от этого глупее, чем они были бы, если бы ничего не
знали.
Если
человек знает все науки и говорит на всех языках, но не
знает того, что он такое и что он должен делать, он просвещен гораздо менее той безграмотной старухи, которая верит в батюшку спасителя, то есть в бога, по воле которого она признает себя живущей, и
знает, что этот бог требует
от нее праведности.
Но он не одобрял увлечения большими трудностями в этой науке, и хотя сам лично
знал их, но говорил, что они могут занять всю жизнь
человека и отвлечь его
от других полезных наук, тогда как они ни к чему не нужны.
Сила не в том, что
человек может связать узлом железную кочергу, и не в том, что он может обладать биллионами и триллионами рублей, и не в том, что может своими солдатами завоевать целый народ, а сила, во много раз большая всех этих сил, в том, что
человек может
от всей души простить обидчику, что может воздержаться
от желания, если
знает, что желание это грешное, может во всякую минуту вспомнить про то, что в нем живет дух божий.
Если
люди не занимаются исследованиями, а если и занимаются ими, но не успевают в них, то пусть они не отчаиваются и не останавливаются; если
люди не расспрашивают просвещенных
людей про сомнительные вещи, которых они не
знают, а если, и расспрашивая, они не делаются более просвещенными, — пусть они не отчаиваются; если
люди не размышляют, а если и размышляют, но не могут ясно понять, в чем сущность добра, — пусть они не отчаиваются; если
люди не различают добра
от зла, а если и различают, но не имеют ясного о нем представления, — пусть они не отчаиваются; если
люди не делают добро или, если и делают, не отдают ему всех своих сил, — пусть они не отчаиваются: то, что другие сделали бы в один раз, они сделают в десять; то, что другие сделали бы в сто раз, они сделают в тысячу.
Сказать, что я не могу воздержаться
от дурного дела, всё равно что сказать, что я не
человек, а животное.
Люди часто говорят это, но сколько бы они ни говорили это, они в душе своей
знают, что, пока они живы, они могут перестать делать дурное и начать делать доброе.
Memento mori, помни смерть! — великое слово. Если бы мы помнили то, что мы неизбежно и скоро умрем, вся жизнь наша была бы совсем другая. Если
человек знает, что он умрет через полчаса, то он наверное не станет делать ни пустого, ни глупого, ни, главное, дурного в эти полчаса. Но полвека, которые, может быть, отделяют тебя
от смерти, разве не то же, что полчаса?
Все
люди нашего времени
знают, что жизнь наша дурная, и не только осуждают устройство нашей жизни, но и делают дела, которые, по их мнению, должны улучшить жизнь. Но жизнь
от этого не улучшается, а становится всё хуже и хуже. Отчего это? А оттого, что
люди делают самые хитрые и трудные дела для улучшения жизни, а не делают самого простого и легкого: не воздерживаются
от участия в тех делах, которые делают нашу жизнь дурною.
Нельзя отогнать дурную мысль, когда она придет в голову, но можно понять, что мысль эта дурная. А если
знаешь, что она дурная, то можно не отдаваться ей. Появилась мысль о том, что тот или этот
человек нехорош. Я не мог не подумать этого, но если я понял, что мысль эта дурная, я могу вспомнить о том, что осуждать
людей дурно, что я сам плох, и, вспомнив это, я могу воздержаться
от осуждения даже в мысли.
Христианское учение не
знает таких молитв. Оно учит тому, что молитва необходима не как средство избавления
от мирских бедствий и приобретения мирских благ, а как средство укрепления
человека в добрых мыслях.
Уныние есть такое состояние души, при котором
человек не видит смысла ни в своей, ни во всей жизни мира. Избавление
от него есть только одно: вызвать в себе лучшие мысли свои или других
людей, которые были тобою сознаны и которые объясняли тебе смысл твоей жизни. Вызывание таких мыслей совершается повторением тех высших истин, которые
знаешь и можешь высказать сам себе — молитвой.
Как обитатели сада забыли или не хотели
знать того, что им передан сад окопанным, огороженным, с вырытым колодцем и что кто-нибудь поработал на них и потому ждет и
от них работы, так точно и
люди, живущие личной жизнью, забыли или хотят забыть всё то, что сделано для них прежде их рождения и делается во всё время их жизни и что поэтому ожидается
от них.
Люди думают, что самоотречение нарушает свободу. Такие
люди не
знают, что только самоотречение дает нам истинную свободу, освобождая нас
от нас самих,
от рабства нашей развращенности. Наши страсти — самые жестокие тираны; только отрекись
от них, и почувствуешь свободу.
Человек не может
знать последствий для других своей самоотверженной жизни. Но пусть испытает такую жизнь хоть бы на время, и я уверен, что всякий честный
человек признает то благотворное влияние, какое имели на его душу и тело хотя бы те случайные минуты, когда он забывал себя и отрекался
от своей телесной личности.
Чем больше
человек узнает свое духовное я и чем больше отрекается
от своей телесной личности, тем истиннее он понимает самого себя.
Помни, что разумение твое, имея свойство жизни в самом себе, делает тебя свободным, если ты не подгибаешь его служению плоти. Душа
человека, просвещенная разумением, свободная
от страстей, затемняющих этот свет, есть настоящая твердыня, и нет прибежища для
человека, которое было бы вернее и неприступнее для зла. Кто не
знает этого, тот слеп, а кто,
зная, не верит разуму, тот истинно несчастен.
Только испытав страдания,
узнал я близко сродство человеческих душ между собою. Стоит только хорошенько выстрадаться самому, как уже все страдающие становятся тебе понятны. Этого мало, — самый ум проясняется: дотоле скрытые положения и поприща
людей становятся тебе известны, и делается видно, что кому потребно. Велик бог, нас умудряющий. И чем же умудряющий? Тем самым горем,
от которого мы бежим и хотим скрыться. Страданиями и горем определено нам добывать крупицы мудрости, не приобретаемой в книгах.
Мы
знаем, что когда гремит гром, то молния уже ударила, и потому гром не может убить, а все-таки мы всегда вздрагиваем
от громового удара. То же и с смертью. Не разумеющему смысл жизни
человеку кажется, что со смертью погибает всё, и он так боится ее и прячется
от нее, как глупый
человек прячется
от громового удара, тогда как удар этот уже никак не может убить его.
Только тогда и радостно умирать, когда устанешь
от своей отделенности
от мира, когда почувствуешь весь ужас отделенности и радость если не соединения со всем, то хотя бы выхода из тюрьмы здешней отделенности, где только изредка общаешься с
людьми перелетающими искрами любви. Так хочется сказать: — Довольно этой клетки. Дай другого, более свойственного моей душе, отношения к миру. — И я
знаю, что смерть даст мне его. А меня в виде утешения уверяют, что и там я буду личностью.
Если ты хочешь настоящего счастия, то не ищи его в далеких странах, в богатстве, в почете, не выпрашивай его у
людей, не кланяйся и не борись с ними из-за счастья. Такими средствами можно добыть имение, важный чин и всякие ненужные вещи, а настоящее счастие, нужное каждому, добывается не
от людей, не покупается и не выпрашивается, а дается даром.
Знай, что всё то, чего ты не можешь взять сам, всё то не твое и не нужно тебе. То же, что нужно тебе, ты всегда можешь взять сам — своей доброй жизнью.