Неточные совпадения
1) Для
того, чтобы человеку хорошо прожить свою жизнь, ему надо знать, что он должен и чего не должен делать. Для
того, чтобы знать это, ему надо
понимать, что такое он сам и
тот мир, среди которого он живет. Об этом учили во все времена самые мудрые и добрые люди всех народов. Учения эти все в самом главном сходятся между собою, сходятся и с
тем, что говорят каждому человеку его разум и совесть. Учение это такое...
28) Усилия самоотречения, смирения и правдивости, уничтожая в человеке препятствия к соединению любовью его души с другими существами и богом, дают ему всегда доступное ему благо, и потому
то, что представляется человеку злом, есть только указание
того, что человек ложно
понимает свою жизнь и не делает
того, что дает ему свойственное ему благо. Зла нет.
Не нужно же знать человеку
того, что будет с его душою, потому, что если он
понимает жизнь свою, как она и должна быть понимаема, как непрестанное всё большее и большее соединение своей души с душами других существ и богом,
то жизнь его не может быть ничем иным, как только
тем самым, к чему он стремится, т. е. ничем не нарушимым благом.
Для
того, чтобы хорошо прожить жизнь, надо
понимать, что такое жизнь и что в этой жизни надо и чего не надо делать. Этому учили во все времена самые мудрые и доброй жизни люди всех народов. Учения этих мудрых людей все в самом главном сходятся к одному. Вот это-то одно для всех людей учение о
том, что такое жизнь человеческая и как надо проживать ее, и есть настоящая вера.
Жизнь людей бывает хорошая или плохая только оттого, как они
понимают истинный закон жизни. Чем яснее
понимают люди истинный закон жизни,
тем лучше их жизнь, и чем запутаннее
понимают они этот закон,
тем жизнь их хуже.
Самый закон жизни не может изменяться, но люди могут всё яснее и яснее и
понимать его, и научаться
тому, как в жизни исполнять его.
Когда я размышляю,
то мне труднее
понять, что такое мое тело, чем
то, что такое моя душа. Как ни близко тело, оно все-таки чужое, только душа своя.
Миру во все стороны нет конца и не может быть: как бы ни было что-нибудь далеко, за самым далеким есть еще более далекое.
То же и во времени: нет миру ни начала, ни конца. За
тем, что было тысячи лет назад, были еще тысячи и тысячи лет без конца. И потому ясно, что человеку никак нельзя
понять, что такое вещественный мир теперь и что такое он был и что будет.
Что же может
понять человек? А одно
то, для чего не нужно ни места, ни времени, — свою душу.
Ничто-то ничто, да только ничто это
понимает себя и свое место в мире. А если оно
понимает,
то понимание-то это не ничто, а что-то такое, что важнее всего этого бесконечного мира, потому что без этого понимания во мне и других подобных мне существах не было бы и всего
того, что я называю этим бесконечным миром.
Христос научает человека
тому, что в нем есть
то, что поднимает его выше этой жизни с ее суетой, страхами и похотями. Человек, познавший учение Христа, испытывает
то, что испытала бы птица, если бы она не знала
того, что у нее есть крылья, и вдруг
поняла бы, что она может летать, быть свободной и ничего не бояться.
Бога никак нельзя
понять умом. Мы знаем, что он есть, только потому, что знаем его не умом, а
тем, что сознаем его в себе.
Всё живое хочет
того же, чего и ты;
пойми же самого себя во всяком живом существе.
Всё, что мы познаем, мы познаем или нашими пятью чувствами,
то есть
тем, что видим, слышим, ощупываем вещи, или
тем, что переносимся в другие существа, живем их жизнью. Если бы мы познавали вещи только пятью чувствами, мир был бы нам совсем непонятен.
То, что мы знаем о мире, мы знаем только потому, что мы можем посредством любви переноситься в другие существа и жить их жизнью. Люди телами своими разделены и не могут
понимать друг друга. Любовью же они все соединены, и в этом великое благо.
Понимаем ли мы, что одно и
то же божественное начало в душах всех людей, так же, как и в нашей душе?
Не может быть и не будет свободы и блага до
тех пор, пока не
поймут люди своего единства.
Если человек хочет отличиться от других богатством, почетом, чинами,
то сколько бы он ни возвеличивался, ему никогда не будет довольно, и он никогда не будет спокоен и радостен. Если же он
поймет, что в нем живет
то божественное начало, которое живет во всех людях,
то он тотчас же станет и спокоен и радостен, в каком бы он ни был положении, потому что будет
понимать, что в нем есть
то, что выше всего на свете.
Чем больше живут люди,
тем всё больше и больше
понимают они
то, что жизнь их только тогда истинная и счастливая, когда они признают свое единство в одном и
том же духе, живущем во всех.
Всякий человек, думая о
том, что он такое, не может не видеть
того, что он не всё, а особенная, отдельная часть чего-то.И,
поняв это, человек обыкновенно думает, что это что-то, от чего он отделен, есть
тот мир вещественный, который он видит,
та земля, на которой он живет и жили его предки,
то небо,
те звезды,
то солнце, какие он видит.
Если и разно иногда говорят люди о
том, что такое бог,
то зато уже все
те, кто точно верят в бога, всегда одинаково
понимают то, чего бог хочет от них.
Когда же заглянем в себя и видим в себе
то, что мы называем собою, своей душой, когда мы видим в себе что-то такое, чего мы так же
понять не можем, но что знаем тверже, чем всё другое, и через что знаем всё, что есть,
то и в своей душе мы видим что-то еще более непонятное и великое, чем
то, что видим в небесах.
Вот эта-то воля и есть
то, что мы
понимаем и называем богом.
Нельзя разумом
понять, что есть бог и что есть душа в человеке; и также нельзя
понять того, что нет бога и что нет души в человеке.
Для чего я отделен от всего остального и зачем знаю, что есть всё
то, от чего я отделен, и почему не могу
понимать, что такое это всё? Зачем мое «я» не переставая изменяется? Я не могу
понять ничего этого. Но не могу не думать, что во всем этом есть смысл, — не могу не думать, что есть такое существо, для которого всё это понятно, которое знает, зачем всё это.
Если глаза твои слепнут от солнца,
то ты не говоришь, что нет солнца. Не скажешь ты и
того, что нет бога оттого, что твой разум путается и теряется, когда ты хочешь
понять начало и причину всего.
Бог для меня это —
то, к чему я стремлюсь,
то, в стремлении к чему и состоит моя жизнь, и который поэтому и есть для меня, но есть непременно такой, что я его
понять, назвать не могу. Если бы я его
понял, я бы дошел до него, и стремиться бы некуда было, и жизни бы не было. Но я его
понять и назвать не могу, а вместе с
тем знаю его, — знаю направление к нему, и даже изо всех моих знаний это самое достоверное.
Если дикарь перестал верить в своего деревянного бога,
то это не значит
то, что бога нет, а только
то, что бог не деревянный.
Понять бога мы не можем, но можем всё больше и больше сознавать его. И потому, если мы откидываем грубое понятие о боге,
то это нам на пользу. Делается это для
того, чтобы мы всё лучше и выше сознавали
то, что мы называем богом.
Но говорящие и думающие так люди грубо ошибаются, не
понимая того, что значит любить ближнего, — не приятного и полезного нам человека, а одинаково всякого человека, хотя бы это был самый неприятный, враждебный нам человек.
Если ты
понял, что главное дело в жизни — любовь,
то, сойдясь с человеком, ты будешь думать не о
том, чем может быть полезен тебе этот человек, а о
том, как и чем ты можешь быть полезен ему. Делай только так, и ты во всем будешь успевать больше, чем если бы ты заботился о себе.
Оно всё в
том, что все люди живут одним и
тем же духом, что все люди одно и
то же, но все разделены в этой жизни своими телами, и потому, если они
понимают, что живут одним и
тем же во всех духом,
то им надо соединяться друг с другом любовью. Если же люди не
понимают этого и думают, что живут только своими отдельными телами,
то враждуют друг с другом и бывают несчастливы.
Тело хочет блага только себе, хотя бы во вред душе; душа же хочет блага себе, хотя бы во вред телу. Борьба эта кончается только тогда, когда человек
поймет, что жизнь его не в теле, а в душе, и что тело — это только
то, над чем должна работать его душа.
Когда слепой, глухой и немой девочке, которую выучили читать и писать по-ощупи, учительница объясняла, что такое любовь, она сказала: да, я
понимаю — это
то, что все люди всегда чувствуют друг к другу.
Если бы все люди соединились в одно,
то не было бы
того, что мы
понимаем как свою особенную от других жизнь, потому что жизнь наша есть только всё большее и большее соединение разъединенного. В этом, всё большем и большем, соединении разъединенного — и истинная жизнь и одно истинное благо жизни людей.
Только когда человек
поймет всю непрочность и бедственность телесной жизни,
поймет он и всё
то благо, какое дает ему любовь.
Пока у человека нет разума, он живет как животное, и хорошо ли, дурно ли ему, он не виноват в этом. Но приходит время, когда человек может рассудить, что ему должно и чего не должно делать. И вот тут-то человек часто, вместо
того чтобы
понять, что разум ему дан для
того, чтобы познавать
то, что должно, и
то, чего не должно делать, употребляет свой разум на
то, чтобы оправдать
то дурное, что ему приятно и что он привык делать.
Когда человек сделал грех и
понял, что он согрешил, ему две дороги: одна
та, чтобы признать грех и думать о
том, как бы не повторять его, другая
та, чтобы, не веря своей совести, справиться о
том, как люди смотрят на
тот грех, который он сделал, и если люди не осуждают, продолжать грешить, не сознавая своих грехов.
Казалось бы, ученым, богатым людям,
тем, кто называет себя просвещенными, надо бы
понимать, что в обжорстве, в пьянстве, в нарядах нет ничего хорошего; а именно эти-то люди и придумывают сладкие кушанья, пьяные напитки и всякие наряды и, кроме
того, что этим сами себя портят, развращают своим примером и рабочих людей.
Хотя только редкие люди могут вполне быть целомудренны, пусть всякий человек
понимает и помнит, что он всегда может быть более целомудрен, чем он был прежде, и может вернуться к нарушенному целомудрию, и что чем больше приблизится человек к полному целомудрию,
тем больше он получит сам для себя истинного блага и
тем более он будет в состоянии служить благу ближних.
Для
того, чтобы ясно
понять всю безнравственность, всё антихристианство жизни христианских народов, довольно только вспомнить о
том, что повсюду допускается и упорядочивается правительствами положение женщин, живущих развратом.
Христианское учение не дает одинаких правил для всех; оно во всем только указывает
то совершенство, к которому надо приближаться;
то же и в половом вопросе: совершенство — это полное целомудрие. Люди же, не
понимая христианского духа, хотят общего для всех правила. Вот для таких людей и выдуман церковный брак. Церковный брак вовсе не христианское учреждение, потому что, разрешая в известных условиях половое общение, оно отступает от христианского требования: стремления к всё большему и большему целомудрию.
Очень полезно бывает людям богатым хоть на короткое время выйти из своей роскошной жизни и прожить хоть немного времени так же, как живут рабочие, своими руками делая для себя всё, что у богатых людей делают наемные рабочие. Только сделай это богатый человек, и он увидит
тот великий грех, который он делал прежде. Только поживи так, — он
поймет всю неправду жизни людей богатых.
При этом возделывании и при
той любви, которая нужна при этом к животным и растениям, лучше всего
понимает человек свою жизнь и проживает ее.
Ручной труд, и особенно земледельческий, полезен не только для тела, но и для души. Людям, не работающим руками, бывает трудно здраво
понимать вещи. Такие люди не переставая думают, говорят, слушают или читают. Уму нет отдыха, и ум раздражается и путается. Земледельческий же труд полезен человеку
тем, что труд, кроме
того отдыха, который он дает ему, труд этот помогает человеку просто, ясно и разумно
понимать положение человека в жизни.
Неужели они не
понимают, что им, не переставая отнимающим у народа самую неотъемлемую собственность, надо сгореть со стыда, как только будет упомянуто слово воровство, а не осуждать и карать за
то дело, которое они сами не переставая совершают?
Придет время, и скоро, когда люди перестанут верить в
то, что богатство дает счастье, и
поймут, наконец,
ту простую правду, что, наживая и удерживая богатство, они не улучшают, а ухудшают не только чужую, но и свою жизнь.
Люди в тысячу раз больше хлопочут о
том, чтобы прибавить себе богатства, нежели о
том, чтобы прибавить себе разума. А кажется, всякий может
понимать, что для счастья человека гораздо важнее
то, что есть в нем, чем
то, что есть у него.
С какими усилиями и грехами наживается и бережется богатство! А между
тем только одну радость можем мы получить от нажитого богатства. Радость эта в
том, чтоб,
поняв всё зло богатства, отказаться от него.
Была одна дурочка; она ослепла от болезни и никак не могла
понять, что она слепа, и сердилась на
то, что, куда она ни пойдет, всё на дороге ей мешает, толкает ее. Она думала, что не она толкается о вещи, a вещи толкают ее.
То же бывает и с людьми, когда они слепнут для духовной жизни. Им кажется, что всё, что с ними случается, делается им назло, и они сердятся на людей, а не
понимают того, что им, как
той дурочке, нехорошо не от других людей, а оттого, что они слепы для духовной жизни и живут для тела.
Но если я сам твердо знаю, в чем добро и зло,
понимаю, что зло для меня только
то дурное дело, если я сам его сделаю, — если я знаю это,
то никакой злой человек не может повредить мне.