Неточные совпадения
И подумал человек про первого хозяина: «Уж очень много обещает. Если бы дело по правде было, незачем обещать так много. Польстишься на роскошную жизнь, как бы
хуже не было. А хозяин, должно, сердитый, потому что строго наказывает тех, кто не по нем
делает. Пойду лучше ко второму, — тог хоть ничего не обещает, да, говорят, добрый, да и живет заодно с рабочими».
Всякий человек знает, что ему нужно
делать не то, что разъединяет его с людьми, а то, что соединяет его с ними, — знает это человек не оттого, что это повелено ему кем-то, но оттого, что чем больше он соединяется с людьми, тем ему лучше жить, и напротив: тем
хуже живется ему, чем больше он разъединяется.
Такое состояние души, при котором человек не сознает того зла, которое
делает, бывает у человека тогда, когда он или не желает проверять разумом свое поведение, или, еще
хуже, употребляет свой разум на оправдание своих поступков, когда он подпал соблазнам и связанным с ними суевериям.
Брак — это обещание двух людей, мужчины и женщины, иметь детей только друг от друга. Тот из двух, кто не исполняет этого обещания,
делает грех, от которого всегда ему же самому бывает
хуже.
Брак оправдывается и освящается только детьми, тем, что если мы не можем сами
сделать всего того, чего хочет от нас бог, то мы хоть через детей, воспитав их, можем послужить делу божию. И потому брак, в котором супруги не хотят иметь детей,
хуже прелюбодеяния и всякого разврата.
Если ты будешь постоянно помнить это, то ты ни на кого не станешь сердиться, никого не будешь ни попрекать, ни бранить, потому что если человеку точно лучше
делать то, что тебе неприятно, то он прав и не может поступать иначе. Если же он ошибается и
делает то, что для него не лучше, а
хуже, то ему же
хуже, и можно о нем сожалеть, но нельзя на него сердиться.
Христос открыл людям то, что разделение между своими и чужими народами есть обман и зло. И, познав это, христианин уже не может иметь чувство недоброжелательства к чужим народам, не может оправдывать, как он прежде
делал, жестокие поступки против чужих народов тем, что другие народы
хуже его народа. Христианин не может не знать того, что разделение его с другими народами есть зло, что разделение — это соблазн, и потому не может уже, как он
делал это прежде, сознательно служить этому соблазну.
Прощать — значит не мстить, не платить злом за зло, значит любить. Если человек верит в это, то дело не в том, что
сделал брат, а чтò должен я
сделать. Если ты хочешь исправить ближнего в его ошибке, скажи ему кротко о том, что он
худо сделал.
Люди в наше время так привыкли к тому, что из всех дел, которые делаются, есть такие, которые им запрещено
делать, и еще такие, которые им велено
делать, как бы это ни было трудно для них, и что если они будут
делать то, что запрещено, и не будут
делать того, что повелено, то кто-то за это накажет их, и им будет от этого
худо. Люди так привыкли к этому, что и не спрашивают, кто те лица, которые запрещают им, и кто будет их наказывать за неисполнение, и покорно исполняют всё, что от них требуется.
Если не будет государственной власти, говорят начальствующие, то более злые будут властвовать над менее злыми. Но дело в том, что то, чем пугают, уже совершилось: теперь уже властвуют более злые над менее злыми, и именно потому, что существует государственная власть. О том же, что произойдет от того, что не будет государственной власти, мы судить не можем. По всем вероятиям должно заключить, что если люди, делающие насилие, перестанут его
делать, то жизнь всех людей станет от этого никак не
хуже, но лучше.
Как ошибочно просить бога или даже людей, чтобы они вывели меня из моего
плохого положения! Человеку не нужно ничьей помощи, не нужно и выходить из того положения, в котором он находится, а нужно одно: самому
делать усилия сознания для того, чтобы освобождаться от грехов, соблазнов и суеверий. Только в той мере, в которой освободится человек от грехов, соблазнов и суеверий, изменится и улучшится его положение.
Так что если все люди поймут, что
плохая жизнь от
плохих людей, и все поймут, что каждый может не других, а сам себя исправить, то есть из
плохого сделать хорошим, и станут исправлять сами себя, то тотчас же и вся жизнь станет лучше.
Все люди нашего времени знают, что жизнь наша дурная, и не только осуждают устройство нашей жизни, но и
делают дела, которые, по их мнению, должны улучшить жизнь. Но жизнь от этого не улучшается, а становится всё
хуже и
хуже. Отчего это? А оттого, что люди
делают самые хитрые и трудные дела для улучшения жизни, а не
делают самого простого и легкого: не воздерживаются от участия в тех делах, которые
делают нашу жизнь дурною.
То же
делай и тогда, когда придут недобрые мысли: думаешь
худое о ближнем, — всё равно, стоит или не стоит таких суждений этот ближний, — остановись и старайся думать о другом.
Мы знаем, что с заряженными ружьями надо обращаться осторожно, а не хотим знать того, что так же осторожно надо обращаться и со словом. Слово может не только убить, но и
сделать зло
хуже смерти.
Если с нами случается неприятное, то мы чаще всего обвиняем в этом других или судьбу. А не думаем того, что если люди или судьба могут
сделать нам что-нибудь дурное, то это значит, что что-нибудь в нас не в порядке. Тому, кто живет для души, никто и ничто не может
сделать ничего
худого: и гонения, и обиды, и бедность, и болезни не зло для такого человека.
Не верь, что жизнь эта только переход в другой мир и что хорошо нам может быть только там. Это неправда. Нам должно быть хорошо здесь, в этом мире. И для того, чтобы нам было хорошо здесь, в этом мире, нам нужно только жить так, как хочет тот, кто послал нас в него. И не говори, что для того, чтобы тебе хорошо было жить, надо, чтобы все хорошо жили, жили по-божьи. Это неправда. Живи сам по-божьи, сам
делай усилие, и самому тебе наверное будет хорошо и другим также от этого будет наверное не
хуже, но лучше.
Неточные совпадения
Конечно, если он ученику
сделает такую рожу, то оно еще ничего: может быть, оно там и нужно так, об этом я не могу судить; но вы посудите сами, если он
сделает это посетителю, — это может быть очень
худо: господин ревизор или другой кто может принять это на свой счет.
Агафья Михайловна с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть
худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что на нее, как на главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась
сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала на жаровню.
— А, и вы тут, — сказала она, увидав его. — Ну, что ваша бедная сестра? Вы не смотрите на меня так, — прибавила она. — С тех пор как все набросились на нее, все те, которые
хуже ее во сто тысяч раз, я нахожу, что она
сделала прекрасно. Я не могу простить Вронскому, что он не дал мне знать, когда она была в Петербурге. Я бы поехала к ней и с ней повсюду. Пожалуйста, передайте ей от меня мою любовь. Ну, расскажите же мне про нее.
Кити еще более стала умолять мать позволить ей познакомиться с Варенькой. И, как ни неприятно было княгине как будто
делать первый шаг в желании познакомиться с г-жею Шталь, позволявшею себе чем-то гордиться, она навела справки о Вареньке и, узнав о ней подробности, дававшие заключить, что не было ничего
худого, хотя и хорошего мало, в этом знакомстве, сама первая подошла к Вареньке и познакомилась с нею.
Положение нерешительности, неясности было все то же, как и дома; еще
хуже, потому что нельзя было ничего предпринять, нельзя было увидать Вронского, а надо было оставаться здесь, в чуждом и столь противоположном ее настроению обществе; но она была в туалете, который, она знала, шел к ней; она была не одна, вокруг была эта привычная торжественная обстановка праздности, и ей было легче, чем дома; она не должна была придумывать, что ей
делать.