Неточные совпадения
Жизнь людей бывает хорошая или
плохая только оттого, как они понимают истинный закон
жизни. Чем яснее понимают люди истинный закон
жизни, тем лучше их
жизнь, и чем запутаннее понимают они этот закон, тем
жизнь их
хуже.
И подумал человек про первого хозяина: «Уж очень много обещает. Если бы дело по правде было, незачем обещать так много. Польстишься на роскошную
жизнь, как бы
хуже не было. А хозяин, должно, сердитый, потому что строго наказывает тех, кто не по нем делает. Пойду лучше ко второму, — тог хоть ничего не обещает, да, говорят, добрый, да и живет заодно с рабочими».
Какой бы ни был в наше время человек, будь он самый образованный, будь он простой рабочий, будь он философ, ученый, будь он невежда, будь он богач, будь он нищий, будь он духовное лицо какого бы то ни было исповедания, будь он военный, — всякий человек нашего времени знает, что люди все имеют одинаковые права на
жизнь и блага мира, что одни люди не лучше и не
хуже других, что все люди равные. А между тем всякий живет так, как будто не знает этого. Так сильно еще между людьми заблуждение о неравенстве людей.
Устраивать
жизнь других людей легко оттого, что если и плохо устроишь ее, будет
худо не тебе, а им.
Не один Христос, но все мудрецы мира, и брамины, и буддисты, и таосисты, и мудрецы греческие, учили тому, что разумным людям надо не злом, а добром платить за зло. Но те люди, которые сами живут насилием, говорят, что этого нельзя, что от этого
жизнь будет не лучше, а
хуже. И они правы для себя, но не для насилуемых. В мирском отношении для них действительно будет
хуже, но для всех будет лучше.
Люди хотят оставаться такими
плохими, какие были, и хотят, чтобы вся
жизнь в то же время была лучше.
Как назовем мы то, когда видим, что большое число людей не только повинуются, но служат, не только подчиняются, но раболепствуют перед одним человеком или перед немногими некоторыми людьми, — и раболепствуют так, что не имеют ничего своего: ни имущества, ни детей, ни даже самой
жизни, которые бы они считали своими, и терпят грабежи, жестокости не от войска, не от варваров, но от одного человека, и не от Геркулеса или Самсона, но от людей большей частью очень
плохих в нравственном отношении.
Если не будет государственной власти, говорят начальствующие, то более злые будут властвовать над менее злыми. Но дело в том, что то, чем пугают, уже совершилось: теперь уже властвуют более злые над менее злыми, и именно потому, что существует государственная власть. О том же, что произойдет от того, что не будет государственной власти, мы судить не можем. По всем вероятиям должно заключить, что если люди, делающие насилие, перестанут его делать, то
жизнь всех людей станет от этого никак не
хуже, но лучше.
Жизнь наша стала дурной, даже
хуже языческой, оттого, что вместо истинной веры у нас есть только ложная вера, обман веры.
И тут-то являются разные науки: государственная, финансовая, церковная, уголовная, полицейская, является наука политическая экономия, история и самая модная — социология, о том, по каким законам живут и должны жить люди, и оказывается, что дурная
жизнь людей не от них, а оттого, что таковы законы, и что дело людей не в том, чтобы перестать жить дурно и изменять свою
жизнь от худшего к лучшему, а только в том, чтобы, живя попрежнему, по своим слабостям думать, что всё
худое происходит не от них самих, а от тех законов, какие нашли и высказали ученые.
В писательстве повторяется то же, что в
жизни. Большинство людей неумно и заблуждается. От этого разводится так много
плохих книг, так много писательского сора среди хорошего зерна. Такие книги только отнимают у людей время, деньги и внимание.
Стало быть, для того, чтобы
жизнь перестала быть дурною, надо переделать людей из
плохих в хороших.
Все люди нашего времени знают, что
жизнь наша дурная, и не только осуждают устройство нашей
жизни, но и делают дела, которые, по их мнению, должны улучшить
жизнь. Но
жизнь от этого не улучшается, а становится всё
хуже и
хуже. Отчего это? А оттого, что люди делают самые хитрые и трудные дела для улучшения
жизни, а не делают самого простого и легкого: не воздерживаются от участия в тех делах, которые делают нашу
жизнь дурною.
Жизнь наша бывает лучше или
хуже только оттого, что мы сознаем себя или телесным, или духовным существом. Если мы сознаем себя телесным существом, мы ослабляем нашу истинную
жизнь, усиливаем, разжигаем страсти, жадность, борьбу, ненависть, страх смерти. Если же мы сознаем себя духовным существом, мы возбуждаем, возвышаем
жизнь, освобождаем ее от страстей, от борьбы, от ненависти, освобождаем любовь. Перенесение же сознания из телесного существа в духовное совершается усилием мысли.
Когда чувствуешь себя несчастным, вспомни о несчастиях других и о том, что могло бы быть еще
хуже. Вспомни еще, чем ты виноват был прежде и теперь виноват; а самое главное, помни то, что то, что ты называешь несчастием, есть то, что послано тебе для твоего испытания, для того, чтобы ты выучился покорно и любовно переносить несчастие, для того, чтобы ты благодаря этому несчастию стал лучше. А в том, чтобы становиться лучше, всё дело твоей
жизни.
Не верь, что
жизнь эта только переход в другой мир и что хорошо нам может быть только там. Это неправда. Нам должно быть хорошо здесь, в этом мире. И для того, чтобы нам было хорошо здесь, в этом мире, нам нужно только жить так, как хочет тот, кто послал нас в него. И не говори, что для того, чтобы тебе хорошо было жить, надо, чтобы все хорошо жили, жили по-божьи. Это неправда. Живи сам по-божьи, сам делай усилие, и самому тебе наверное будет хорошо и другим также от этого будет наверное не
хуже, но лучше.
Неточные совпадения
Бог даст, не
хуже их доедем: ведь нам не впервые», — и он был прав: мы точно могли бы не доехать, однако ж все-таки доехали, и если б все люди побольше рассуждали, то убедились бы, что
жизнь не стоит того, чтоб об ней так много заботиться…
— А разве ты позабыл, бравый полковник, — сказал тогда кошевой, — что у татар в руках тоже наши товарищи, что если мы теперь их не выручим, то
жизнь их будет продана на вечное невольничество язычникам, что
хуже всякой лютой смерти? Позабыл разве, что у них теперь вся казна наша, добытая христианскою кровью?
Климу давно и хорошо знакомы были припадки красноречия Варавки, они особенно сильно поражали его во дни усталости от деловой
жизни. Клим видел, что с Варавкой на улицах люди раскланиваются все более почтительно, и знал, что в домах говорят о нем все
хуже, злее. Он приметил также странное совпадение: чем больше и
хуже говорили о Варавке в городе, тем более неукротимо и обильно он философствовал дома.
Так же равнодушно он подумал о том, что, если б он решил занять себя литературным трудом, он писал бы о тихом торжестве злой скуки
жизни не
хуже Чехова и, конечно, более остро, чем Леонид Андреев.
Разумеется, кое-что необходимо выдумывать, чтоб подсолить
жизнь, когда она слишком пресна, подсластить, когда горька. Но — следует найти точную меру. И есть чувства, раздувать которые — опасно. Такова, конечно, любовь к женщине, раздутая до неудачных выстрелов из
плохого револьвера. Известно, что любовь — инстинкт, так же как голод, но — кто же убивает себя от голода или жажды или потому, что у него нет брюк?