Неточные совпадения
Не дано знать этого человеку для того, чтобы он душевные
силы свои напрягал не на заботу о положении своей отдельной души в воображаемом другом, будущем
мире, а только на достижение в этом
мире, сейчас, вполне определенного и ничем не нарушаемого блага соединения со всеми живыми существами и с богом.
Во все времена, у всех народов была вера в то, что какая-то невидимая
сила держит
мир.
Мир видимый, переменный, как бы тень этой
силы.
Как бог вечен, так и видимый
мир, тень его, вечен. Но видимый
мир только тень. Истинно существует только невидимая
сила — бог.
Когда люди говорят, что всем надо жить мирно, никого не обижать, а сами не
миром, а
силою заставляют людей жить по своей воле, то они как будто говорят: делайте то, что мы говорим, а не то, что мы делаем. Можно бояться таких людей, но нельзя им верить.
И потому человек должен, не откладывая, жить всякую минуту всеми своими
силами для исполнения того назначения, для которого он пришел в
мир и которое одно может дать ему истинное благо.
Все различия наших положений в
мире ничто в сравнении с властью человека над самим собою. Если человек упал в море, то совершенно всё равно, откуда он упал в море и какое это море, — Черное, Средиземное море или океан, — важно только то, умеет ли этот человек плавать или нет.
Сила не во внешних условиях, а в умении владеть собой.
Мы часто думаем, что главная
сила мира —
сила вещественная. Мы думаем так потому, что тело наше, хочешь не хочешь, всегда чувствует такую
силу.
Сила же духовная,
сила мысли нам кажется незначительной, и мы не признаем ее за
силу. А между тем в ней-то, в ней одной истинная
сила, изменяющая и нашу жизнь и жизнь всех людей.
Всё наше преимущество заключается в нашей способности мыслить. Мысль наша возвышает нас над остальным
миром. Будем же ценить и поддерживать нашу
силу мысли, и она осветит нам всю нашу жизнь, укажет нам, в чем добро, в чем зло.
Слабейшее в
мире побеждает сильнейшее; низкий и смиренный побеждает высокого и гордого. Только немногие в
мире понимают
силу смирения.
— Прощайте, товарищи! — кричал он им сверху. — Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в
мире силы, которая бы не покорилась ему!..
— Меня не удивляет, что иноверцы, инородцы защищают интересы их поработителей, римляне завоевали
мир силами рабов, так было, так есть, так будет! — очень докторально сказал литератор.
Пусть умственно сравнивают Христа с Буддой, Сократом или Магометом, все же в глубине чувствуют, что это не то, что с пришествием Христа изменился космический состав мира, что вошла в
мир сила не от мира сего, что трансцендентное стало имманентным.
Иван Онуфрич весь синь от злости; губы его дрожат; но он сознает, что есть-таки в
мире сила, которую даже его бесспорное и неотразимое величие сломить не может! Все он себе покорил, даже желудок усовершенствовал, а придорожного мужика покорить не мог!
Неточные совпадения
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской
силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся // В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по
миру, // Не отойдя сосет!
Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой души прохвост, а это тоже своего рода
сила, обладая которою можно покорить
мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но был убежден, что стоит только указать: от сих мест до сих — и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево, будет продолжать течь река.
"Мудрые
мира сего! — восклицает по этому поводу летописец, — прилежно о сем помыслите! и да не смущаются сердца ваши при взгляде на шелепа и иные орудия, в коих, по высокоумному мнению вашему, якобы
сила и свет просвещения замыкаются!"
И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего
мира, в котором он жил эти двадцать два часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным в прежний, обычный
мир, но сияющий теперь таким новым светом счастья, что он не перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел, с такою
силой поднялись в нем, колебля всё его тело, что долго мешали ему говорить.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из
сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над
миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.