Неточные совпадения
5) Души человеческие, отделенные телами друг от друга и от бога, стремятся к соединению с тем, от чего они отделены, и достигают этого соединения с душами других
людей любовью, с богом — сознанием своей божественности. В этом всё большем и большем соединении с душами других
людей — любовью и с богом — сознанием своей божественности заключается и смысл и
благо человеческой жизни.
6) Большее и большее соединение души человеческой с другими существами и богом, и потому и большее и большее
благо человека, достигается освобождением души от того, что препятствует любви к
людям и сознанию своей божественности: грехи, т. е. потворство похотям тела, соблазны, т. е. ложные представления о
благе, и суеверия, т. е. ложные учения, оправдывающие грехи и соблазны.
20) Грехи, соблазны и суеверия, препятствуя соединению души с другими существами и богом, лишают
человека свойственного ему
блага, и потому для того, чтобы
человек мог пользоваться этим
благом, он должен бороться с грехами, соблазнами и суевериями. Для борьбы этой
человек должен делать усилия.
28) Усилия самоотречения, смирения и правдивости, уничтожая в
человеке препятствия к соединению любовью его души с другими существами и богом, дают ему всегда доступное ему
благо, и потому то, что представляется
человеку злом, есть только указание того, что
человек ложно понимает свою жизнь и не делает того, что дает ему свойственное ему
благо. Зла нет.
Не дано знать этого
человеку для того, чтобы он душевные силы свои напрягал не на заботу о положении своей отдельной души в воображаемом другом, будущем мире, а только на достижение в этом мире, сейчас, вполне определенного и ничем не нарушаемого
блага соединения со всеми живыми существами и с богом.
Не нужно же знать
человеку того, что будет с его душою, потому, что если он понимает жизнь свою, как она и должна быть понимаема, как непрестанное всё большее и большее соединение своей души с душами других существ и богом, то жизнь его не может быть ничем иным, как только тем самым, к чему он стремится, т. е. ничем не нарушимым
благом.
Когда
человек держится веры только потому, что за исполнение дел веры ожидает в будущем всяких внешних
благ, то это не вера, а расчет, и расчет всегда неверный. Расчет неверный потому, что истинная вера дает
благо только в настоящем, а не дает и не может дать никаких внешних
благ в будущем.
Живи
человек одной телесной жизнью, он и вся жизнь его есть жизнь
человека, приговоренного к смерти. Живи же
человек для души, то то, в чем он полагает свое
благо, с каждым днем его жизни всё увеличивается и увеличивается, и смерть не страшна ему.
Быть в единении с
людьми это большое
благо, но как сделать так, чтобы соединиться со всеми? Ну, я соединяюсь с своими семейными, а с остальными как же? Ну, соединяюсь с своими друзьями, со всеми русскими, со всеми единоверцами. Ну, а как же с теми, кого я не знаю, с другими народами, с иноверцами?
Людей так много, и все они такие разные. Как же быть?
Всё, что мы познаем, мы познаем или нашими пятью чувствами, то есть тем, что видим, слышим, ощупываем вещи, или тем, что переносимся в другие существа, живем их жизнью. Если бы мы познавали вещи только пятью чувствами, мир был бы нам совсем непонятен. То, что мы знаем о мире, мы знаем только потому, что мы можем посредством любви переноситься в другие существа и жить их жизнью.
Люди телами своими разделены и не могут понимать друг друга. Любовью же они все соединены, и в этом великое
благо.
Не может быть и не будет свободы и
блага до тех пор, пока не поймут
люди своего единства.
Хорошо при встрече с каждым
человеком, хотя бы он казался самым неприятным и противным тебе, вспомнить, что ты имеешь через этого
человека возможность общения с тем духовным началом, которое живет в нем, в тебе и во всем мире, и потому не тяготиться этим общением, а быть благодарным за то, что имеешь это
благо.
Так что бог есть та сущность жизни, которую
человек сознает в себе и познает во всем мире как желание
блага и осуществление его.
«Всё это сделано для моего
блага, — говорит такой
человек. — Благодарю за него и больше ничего не спрашиваю».
Тело хочет
блага только себе, хотя бы во вред душе; душа же хочет
блага себе, хотя бы во вред телу. Борьба эта кончается только тогда, когда
человек поймет, что жизнь его не в теле, а в душе, и что тело — это только то, над чем должна работать его душа.
Не то жалко, что
человек умер, что он потерял свои деньги, что у него нет дома, имения, — всё это не принадлежит
человеку. А то жалко, когда
человек потерял свою истинную собственность, свое высшее
благо: свою способность любить.
Когда поймешь ты, что истинное
благо всегда в твоей власти, что оно в одном: в любви ко всем
людям?»
Если бы все
люди соединились в одно, то не было бы того, что мы понимаем как свою особенную от других жизнь, потому что жизнь наша есть только всё большее и большее соединение разъединенного. В этом, всё большем и большем, соединении разъединенного — и истинная жизнь и одно истинное
благо жизни
людей.
Мы всё находим, только самих себя не умеем найти. Удивительное дело!
Человек живет на свете много лет и не может заметить за собою, когда он чувствует себя лучше всего. Только бы замечал это
человек, и ему ясно станет, в чем его истинное
благо; ясно станет то, что хорошо ему бывает только тогда, когда в душе его любовь к
людям.
Только когда
человек поймет всю непрочность и бедственность телесной жизни, поймет он и всё то
благо, какое дает ему любовь.
Не смотрите на мир и на дела
людей, а взгляните в свою душу, и вы найдете в ней то
благо, которого ищете там, где его нет, — найдете любовь, а найдя любовь, узнаете, что
благо это так велико, что тот, кто имеет его, не будет желать уже ничего другого.
Часто
люди думают, что если они любят ближних, то они этим заслужили перед богом. А дело совсем напротив. Если любишь ближних, то не ты заслужил перед богом, а бог дал тебе то, чего ты не заслужил, дал самое большее
благо в жизни — любовь.
Жизнь человеческая была бы неперестающим
благом, если бы суеверия, соблазны и грехи
людей не лишали их этого возможного и доступного им
блага. Грех — это потворство телесным похотям; соблазны — это ложное представление
человека о своем отношении к миру; суеверия — это принятое на веру ложное учение.
Хорошо бы было, если бы это заблуждение оставалось только заблуждением ума; но дело в том, что удовлетворение похотей тела загрязняет душу, так что
человек, загрязнивший похотливой жизнью свою душу, уже теряет способность находить свое
благо в любви.
Одни
люди полагают жизнь в чревоугодии, другие — в половой похоти, третьи — во власти, четвертые — в славе людской, и на всё это тратят свои силы, а нужно всегда и всем
людям только одно: растить душу. Только одно это дает
людям то истинное
благо, такое
благо, какого никто отнять не может.
Здесь уже
человек этот наказан тем, что с каждым новым грехом он всё больше и больше отдаляется от истинного
блага — любви и становится всё меньше и меньше радостным.
Если
люди думают, что можно в этой жизни освободиться от грехов, то они очень ошибаются.
Человек может быть более или менее грешен, но никогда не может быть безгрешен. Не может живой
человек быть безгрешен потому, что в освобождении от грехов вся жизнь человеческая, и только в этом освобождении и истинное
благо жизни.
Единое, истинное
благо человека в любви. Лишается же
человек этого
блага, когда он, вместо того чтобы увеличивать в себе любовь, увеличивает в себе потребности тела, потакая им.
В наше время большая часть
людей думает, что
благо жизни в служении телу. Это видно из того, что самое распространенное в наше время учение это — учение социалистов. По этому учению, жизнь с малыми потребностями есть жизнь скотская, и увеличение потребностей это первый признак образованного
человека, признак сознания им своего человеческого достоинства.
Люди нашего времени так верят этому ложному учению, что только глумятся над теми мудрецами, которые в уменьшении потребностей видели
благо человека.
Богатые
люди так привыкли к греху служения телу, что не видят его и, полагая, что делают то, что должно для
блага детей, с первых лет приучают их к объедению, роскоши, праздности, то есть, развращая их, готовят для них тяжелые страдания.
Неправда, что целомудрие противно природе
человека. Целомудрие возможно и дает несравненно больше
блага, чем даже счастливый брак.
Хотя только редкие
люди могут вполне быть целомудренны, пусть всякий
человек понимает и помнит, что он всегда может быть более целомудрен, чем он был прежде, и может вернуться к нарушенному целомудрию, и что чем больше приблизится
человек к полному целомудрию, тем больше он получит сам для себя истинного
блага и тем более он будет в состоянии служить
благу ближних.
Благословенно детство за то
благо, которое оно дает само, и за то добро, которое оно производит, не зная и не желая этого, только заставляя, позволяя себя любить. Только благодаря ему мы видим на земле частичку рая. Благословенна и смерть. Ангелы не могут нуждаться ни в рождении, ни в смерти для того, чтобы жить; но для
людей необходимо, неизбежно и то и другое.
Земледелие не есть одно из занятий, свойственных
человеку. Земледелие есть занятие, свойственное всем
людям; труд этот дает больше всего свободы и больше всего
блага людям.
Когда богатые
люди говорят об общественном
благе, я знаю, что это не что иное, как заговор богачей, ищущих своей выгоды под именем и под предлогом общего
блага.
Происходит это оттого, что когда
люди поступают дурно, они всегда придумывают себе такие рассуждения, по которым выходит, что дурные поступки уже не дурные поступки, а последствия неизменных и находящихся вне власти
людей законов. В старину рассуждения эти состояли в том, что неисповедимая и неизменная воля бога предназначила одним
людям низкое положение и труд, а другим — высокое и пользование
благами жизни.
Сначала, когда были рабы, доказывалось, что бог определил положения
людей — рабов и господ, и те и другие должны быть довольны своим положением, так как рабам будет лучше на том свете; господа же должны быть милостивы к рабам; потом же, когда рабы были освобождены, доказывалось, что богатство вверено богом одним
людям для того, чтобы они употребляли часть его на
благие дела.
Этим только можно объяснить то удивительное затмение, в котором находятся добрые
люди нашего общества, искренно желающие
блага животным, но с спокойной совестью поедающие жизни своих братьев.
Если у
человека глаза заболели и он ослеп, то ведь ты не скажешь, что его надо за это наказывать. Так почему же ты хочешь наказать такого
человека, который лишен того, что дороже глаз, лишен самого большого
блага — умения жить разумно? Не сердиться нужно на таких
людей, а только жалеть их.
В индийском законе сказано так: как верно то, что зимою бывает холодно, а летом тепло, так же верно и то, что злому
человеку бывает дурно, а доброму хорошо. Пусть никто не входит в ссору, хотя бы он и был обижен и страдал, пусть не оскорбляет никого ни делом, ни словом, ни мыслью. Всё это лишает
человека истинного
блага.
Если я знаю, что гнев лишает меня истинного
блага, то я не могу уже сознательно враждовать с другими
людьми, не могу, как я делал это прежде, радоваться на свой гнев, гордиться им, разжигать, оправдывать его, признавать себя важным и умным, а других
людей ничтожными — потерянными и безумными, не могу уж теперь при первом напоминании о том, что я поддаюсь гневу, не признавать себя одного виноватым и не искать примирения с теми, кто враждует со мной.
И потому одно, что мы можем делать и для своего
блага, и для
блага всех
людей, это то, чтобы уничтожить в себе этот источник зла, от которого страдают
люди.
Христианин не может не знать, что
благо его связано с
благом людей не одного его народа, а с
благом всех
людей мира; он знает, что единство его со всеми
людьми мира не может быть нарушено чертою границы и распоряжениями правительств о принадлежности его к такому или другому народу. Он знает, что все
люди везде братья и потому все равны.
То, что представлялось прежде хорошим и высоким — любовь к отечеству, к своему народу, к своему государству, служение им в ущерб
благу других
людей, военные подвиги, — всё это представляется христианину уже не высоким и прекрасным, а, напротив, низким и дурным.
Равенство это — признание за всеми
людьми мира одинаковых прав на пользование естественными
благами мира, одинаковых прав на
блага, происходящие от общей жизни, и одинаковых прав на уважение личности
человека.
Нам дано ни с чем не сравнимое
благо жизни со всеми ее радостями. И мы говорим: мало радостей. Нам дают величайшие радости жизни — общение с
людьми мира, а мы говорим: я хочу отдельного
блага своего, своей семьи, своего народа.
Какой бы ни был в наше время
человек, будь он самый образованный, будь он простой рабочий, будь он философ, ученый, будь он невежда, будь он богач, будь он нищий, будь он духовное лицо какого бы то ни было исповедания, будь он военный, — всякий
человек нашего времени знает, что
люди все имеют одинаковые права на жизнь и
блага мира, что одни
люди не лучше и не хуже других, что все
люди равные. А между тем всякий живет так, как будто не знает этого. Так сильно еще между
людьми заблуждение о неравенстве
людей.
Не должны ли мы стремиться к такому устройству жизни, при котором возвышение по ступеням общественной лестницы будет не пленять, а страшить
людей, потому что такое возвышение лишает одного из главных
благ жизни — одинакового отношения ко всем
людям.
Для христианина любовь — это такое чувство, которое желает
блага всем
людям.
Любовь очень часто в представлении таких
людей, признающих жизнь в животной личности, то самое чувство, вследствие которого для
блага своего ребенка мать отнимает, посредством найма кормилицы, у другого ребенка молоко его матери; то чувство, по которому отец отнимает последний кусок у голодающих
людей, чтобы обеспечить своих детей; это то чувство, по которому любящий женщину страдает от этой любви и заставляет ее страдать, соблазняя ее, или из ревности губит себя и ее; это то чувство, по которому
люди одного, любимого ими товарищества наносят вред чуждым или враждебным его товариществу
людям; это то чувство, по которому
человек мучит сам себя над «любимым» занятием и этим же занятием причиняет горе и страдания окружающим его
людям; это то чувство, по которому
люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и устилают поля убитыми и ранеными, своими и чужими.