Неточные совпадения
Но мало и этого: начиная испытывать ослабление сил и болезни, и глядя на болезни и старость, смерть других людей, он замечает еще и то, что и самое его существование, в котором одном он чувствует настоящую, полную
жизнь, каждым часом, каждым движением приближается к ослаблению, старости, смерти; что
жизнь его, кроме того, что она подвержена тысячам случайностей
уничтожения от других борющихся с ним существ и всё увеличивающимся страданиям, по самому свойству своему есть только не перестающее приближение к смерти, к тому состоянию, в котором вместе с
жизнью личности наверное уничтожится всякая возможность какого бы то ни было блага личности.
Единственная представляющаяся сначала человеку цель
жизни есть благо его личности, но блага для личности не может быть; если бы и было в
жизни нечто, похожее на благо, то
жизнь, в которой одной возможно благо,
жизнь личности, каждым движением, каждым дыханием неудержимо влечется к страданиям, к злу, к смерти, к
уничтожению.
«Вся
жизнь моя есть желание себе блага», говорит себе человек пробудившийся, — «разум же мой говорит мне, что блага этого для меня быть не может, и что бы я ни делал, чего бы ни достигал, всё кончится одним и тем же: страданиями и смертью,
уничтожением. Я хочу блага, я хочу
жизни, я хочу разумного смысла, а во мне и во всем меня окружающем — зло, смерть, бессмыслица… Как быть? Как жить? Что делать?» И ответа нет.
То же
уничтожение зерна, прежней формы
жизни, и проявление нового ростка; та же кажущаяся борьба прежней формы разлагающегося зерна и увеличение ростка, — и то же питание ростка на счет разлагающегося зерна.
Смерть для человека, живущего для других, не могла бы представляться ему
уничтожением блага и
жизни, потому что благо и
жизнь других существ не только не уничтожаются
жизнью человека, служащего им, но очень часто увеличиваются и усиливаются жертвою его
жизни.
Люди, существование которых состоит в медленном
уничтожении личности и приближении к неизбежной смерти этой личности, и которые не могут не знать этого, всё время своего существования всячески стараются, — только тем и заняты, чтобы утверждать эту гибнущую личность, удовлетворять ее похотям и тем лишать себя возможности единственного блага
жизни — любви.
Люди дорожат этим своим я; и полагая, что это я совпадает с их плотской
жизнью, делают заключение о том, что оно должно уничтожиться с
уничтожением их плотской
жизни.
И потому
уничтожение тела и сознания не может служить признаком
уничтожения моего особенного отношения к миру, которое началось и возникло не в этой
жизни.
Человек не боится того, что засыпает, хотя
уничтожение сознания совершенно такое же, как и при смерти, не потому, что он рассудил, что он засыпал и просыпался, и потому опять проснется (рассуждение это неверно: он мог тысячу раз просыпаться и в тысячу первый не проснуться), — никто никогда не делает этого рассуждения, и рассуждение это не могло бы успокоить его; но человек знает, что его истинное я живет вне времени, и что потому проявляющееся для него во времени прекращение его сознания не может нарушить его
жизни.
Говорят: болезнь, старость, дряхлость, впадение в детство есть
уничтожение сознания и
жизни человека.
Верить же в
уничтожение своей
жизни, потому что уничтожается тело, всё равно, что верить в то, что
уничтожение тени предмета, после вступления предмета в сплошной свет есть верный признак
уничтожения самого предмета.
Человеку, понимающему свою
жизнь, как известное особенное отношение к миру, с которым он вступил в существование и которое росло в его
жизни увеличением любви, верить в свое
уничтожение всё равно, что человеку, знающему внешние видимые законы мира, верить в то, что его нашла мать под капустным листом и что тело его вдруг куда-то улетит, так что ничего не останется.
Когда человек, признающий
жизнью личное существование, находит причины своего личного страдания в своем личном заблуждении, — понимает, что он заболел оттого, что съел вредное, или что его прибили оттого, что он сам пошел драться, или что он голоден и гол оттого, что он не хотел работать, — он узнает, что страдает за то, что сделал то, что не должно, и за тем, чтобы вперед не делать этого и, направляя свою деятельность на
уничтожение заблуждения, не возмущается против страдания, и легко и часто радостно несет его.
Мучения боли действительно ужасны для людей, положивших свою
жизнь в плотском существовании. Да как же им и не быть ужасными, когда та сила разума, данная человеку для
уничтожения мучительности страданий, направлена только на то, чтобы увеличивать ее?
Деятельность, направленная на непосредственное любовное служение страдающим и на
уничтожение общих причин страдания — заблуждений — и есть та единственная радостная работа, которая предстоит человеку и дает ему то неотъемлемое благо, в котором состоит его
жизнь.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, чтò есть он сам — сущность его, в его глазах очевидно уничтожается — перестает быть. Но когда умирающее есть человек и человек любимый, тогда кроме ужаса, ощущаемого перед
уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая так же, как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
Неточные совпадения
— В мире идей необходимо различать тех субъектов, которые ищут, и тех, которые прячутся. Для первых необходимо найти верный путь к истине, куда бы он ни вел, хоть в пропасть, к
уничтожению искателя. Вторые желают только скрыть себя, свой страх пред
жизнью, свое непонимание ее тайн, спрятаться в удобной идее. Толстовец — комический тип, но он весьма законченно дает представление о людях, которые прячутся.
— Конечно, смешно, — согласился постоялец, — но, ей-богу, под смешным словом мысли у меня серьезные. Как я прошел и прохожу широкий слой
жизни, так я вполне вижу, что людей, не умеющих управлять
жизнью, никому не жаль и все понимают, что хотя он и министр, но — бесполезность! И только любопытство, все равно как будто убит неизвестный, взглянут на труп, поболтают малость о причине
уничтожения и отправляются кому куда нужно: на службу, в трактиры, а кто — по чужим квартирам, по воровским делам.
Это достигают через потерю памяти смертной, через окончательное погружение человека в
жизнь коллектива вплоть до
уничтожения личного сознания.
Напряженно хватаясь за утверждение
жизни в природе, угрожающей со всех сторон
уничтожением, человек теряет сознание и ощущение смысла
жизни, он ищет просто
жизни и умирает.
Вся языческая полнота
жизни, так соблазняющая многих и в наше время, не есть зло и не подлежит
уничтожению; все это богатство бытия должно быть завоевано окончательно, и недостаточность и ложь язычества в том и заключалась, что оно не могло отвоевать и утвердить бытие, что закон тления губил мир и язычество беспомощно перед ним останавливалось.