Неточные совпадения
Разум, та высшая способность человека, необходимая для его жизни, которая дает ему, нагому, беспомощному человеку, среди разрушающих его сил природы, — и средства к
существованию и средства к наслаждению, — эта-то способность отравляет его жизнь.
Разум человека ложно направлен. Его научили признавать жизнью одно свое плотское личное
существование, которое не может быть жизнью.
Не понимая того, что благо и жизнь наша состоят в подчинении своей животной личности закону
разума, и принимая благо и
существование своей животной личности за всю нашу жизнь, и отказываясь от предназначенной нам работы жизни, мы лишаем себя истинного нашего блага и истинной нашей жизни и на место ее подставляем то видимое нам
существование нашей животной деятельности, которое совершается независимо от нас и потому не может быть нашей жизнью.
Заблуждение, что видимый нами, на нашей животной личности совершающийся, закон и есть закон нашей жизни, есть старинное заблуждение, в которое всегда впадали и впадают люди. Заблуждение это, скрывая от людей главный предмет их познания, подчинение животной личности
разуму для достижения блага жизни, ставит на место его изучение
существования людей, независимо от блага жизни.
Вместо того, чтобы изучать тот закон, которому, для достижения своего блага, должна быть подчинена животная личность человека, и, только познав этот закон, на основании его изучать все остальные явления мира, ложное познание направляет свои усилия на изучение только блага и
существования животной личности человека, без всякого отношения к главному предмету знания, — подчинению этой животной личности человека закону
разума, для достижения блага истинной жизни.
Изучение законов, управляющих
существованием животных, растений и вещества, не только полезно, но необходимо для уяснения закона жизни человека, но только тогда, когда изучение это имеет целью главный предмет познания человеческого: уяснение закона
разума.
При предположении же о том, что жизнь человека есть только его животное
существование, и что благо, указываемое разумным сознанием, невозможно, и что закон
разума есть только призрак, такое изучение делается не только праздным, но и губительным, закрывая от человека его единственный предмет познания и поддерживая его в том заблуждении, что, исследуя отражение предмета, он может познать и предмет.
Человеку полезно изучать и материал и орудие своей работы. Чем лучше он познает их, тем лучше он будет в состоянии работать. Изучение этих включенных в его жизнь видов
существования — своего животного и вещества, составляющего животное, показывает человеку, как бы в отражении, общий закон всего существующего — подчинение закону
разума и тем утверждает его в необходимости подчинения своего животного своему закону, но не может и не должен человек смешивать материал и орудие своей работы с самой своей работой.
Вне власти человека, желающего жить, уничтожить, остановить пространственное и временное движение своего
существования; но истинная жизнь его есть достижение блага подчинением
разуму, независимо от этих видимых пространственных и временных движений.
Есть это движение в высоту, это большее и большее подчинение
разуму, — и между двумя силами и одной устанавливается отношение и совершается большее или меньшее движение по равнодействующей, поднимающей
существование человека в область жизни.
И это продолжается до тех пор, пока он не признает наконец, что для того, чтобы спастись от ужаса перед увлекающим его движением погибельной жизни, ему надо понять, что его движение в плоскости — его пространственное и временное
существование — не есть его жизнь, а что жизнь его только в движении в высоту, что только в подчинении его личности закону
разума и заключается возможность блага и жизни.
Потребностями же личности они называют все те условия
существования личности, на которые они направили свой
разум.
Если бы люди были животныя и не имели бы
разума, они бы и существовали как животныя, не рассуждали бы о жизни; и животное
существование их было бы законное и счастливое.
Жизнь понимается не так, как она сознается разумным сознанием — как невидимое, но несомненное подчинение в каждое мгновение настоящего своего животного — закону
разума, освобождающее свойственное человеку благоволение ко всем людям и вытекающую из него деятельность любви, а только как плотское
существование в продолжении известного промежутка времени, в определенных и устраиваемых нами, исключающих возможность благоволения ко всем людям, условиях.
Людям мирского учения, направившим свой
разум на устройство известных условий
существования, кажется, что увеличение блага жизни происходит от лучшего внешнего устройства своего
существования. Лучшее же внешнее устройство их
существования зависит от большего насилия над людьми, прямо противоположного любви. Так что, чем лучше их устройство, тем меньше у них остается возможности любви, возможности жизни.
Употребив свой
разум не на то, чтобы понять — одинаково для всех людей равное нолю благо животного
существования, люди этот ноль признали величиною, которая может уменьшаться и увеличиваться, и на мнимое это увеличение, умножение ноля употребляют весь остающийся у них без приложения
разум.
Люди, извратившие свой
разум, не видят этого и употребляют свои извращенный
разум на это невозможное дело, и в этом невозможном поднимании воды в разных местах на поверхности озера — в роде того, что делают купающиеся дети, называя это варить пиво, — проходит всё их
существование.
Им кажется, что
существования людей бывают более и менее хорошие, счастливые;
существование бедного работника пли больного человека, говорят они, дурное, несчастливое;
существование богача или здорового человека хорошее, счастливое; и они все силы
разума своего напрягают на то, чтобы избежать дурного, несчастливого, бедного и болезненного
существования и устроить себе хорошее, богатое и здоровое, счастливое.
Я умру. Что же тут страшного? Ведь сколько разных перемен происходило и происходит в моем плотском
существовании, и я не боялся их? Отчего же я боюсь этой перемены, которая еще не наступала и в которой не только нет ничего противного моему
разуму и опыту, но которая так понятна, знакома и естественна для меня, что в продолжении моей жизни я постоянно делал и делаю соображения, в которых смерть, и животных, и людей, принималась мною, как необходимое и часто приятное мне условие жизни. Что же страшно?
Глядя на свое прошедшее в этой жизни, он видит, по памятному ему ряду своих сознаний, что отношение его к миру изменялось, подчинение закону
разума увеличивалось, и увеличивалась не переставая сила и область любви, давая ему всё большее и большее благо независимо, а иногда прямо обратно пропорционально умалению
существования личности.
Довольно мне знать, что если всё то, чем я живу, сложилось из жизни живших прежде меня и давно умерших людей и что поэтому всякий человек, исполнявший закон жизни, подчинивший свою животную личность
разуму и проявивший силу любви, жил и живет после исчезновения своего плотского
существования в других людях, — чтобы нелепое и ужасное суеверие смерти уже никогда более не мучило меня.
Мучения боли действительно ужасны для людей, положивших свою жизнь в плотском
существовании. Да как же им и не быть ужасными, когда та сила
разума, данная человеку для уничтожения мучительности страданий, направлена только на то, чтобы увеличивать ее?