Неточные совпадения
Человек, в котором проснулось
разумное сознание, но который вместе с тем понимает свою жизнь только как личную, находится в том же мучительном состоянии, в котором находилось бы животное, которое, признав своей жизнью движение вещества, не признавало бы своего
закона личности, а только видело бы свою жизнь в подчинении себя
законам вещества, которые совершаются и без его усилия.
Животное страдало бы и видело бы в этом состоянии мучительное противоречие и раздвоение. То же происходит и с человеком, наученным признавать низший
закон своей жизни, животную личность,
законом своей жизни. Высший
закон жизни,
закон его
разумного сознания, требует от него другого; вся же окружающая жизнь и ложные учения удерживают его в обманчивом сознании, и он чувствует противоречие и раздвоение.
Но как животному для того, чтобы перестать страдать, нужно признавать своим
законом не низший
закон вещества, а
закон своей личности и, исполняя его, пользоваться
законами вещества для удовлетворения целей своей личности, так точно и человеку стоит признать свою жизнь не в низшем
законе личности, а в высшем
законе, включающем первый
закон, — в
законе, открытом ему в его
разумном сознании, — и уничтожится противоречие, и личность будет свободно подчиняться
разумному сознанию и будет служить ему.
Нельзя, потому что разум — это тот
закон, по которому должны жить неизбежно
разумные существа — люди.
Обычное заблуждение о жизни состоит в том, что подчинение нашего животного тела своему
закону, совершаемое не нами, но только видимое нами, принимается за жизнь человеческую, тогда как этот
закон нашего животного тела, с которым связано наше
разумное сознание, исполняется в нашем животном теле так же бессознательно для нас, как он исполняется в дереве, в кристалле, в небесном теле.
При предположении же о том, что жизнь человека есть только его животное существование, и что благо, указываемое
разумным сознанием, невозможно, и что
закон разума есть только призрак, такое изучение делается не только праздным, но и губительным, закрывая от человека его единственный предмет познания и поддерживая его в том заблуждении, что, исследуя отражение предмета, он может познать и предмет.
Не из познаний
законов вещества, как это думают, мы можем познавать
закон организмов, и не из познания
закона организмов мы можем познавать себя, как
разумное сознание, но наоборот. Прежде всего мы можем и нам нужно познать самих себя, т. е. тот
закон разума, которому для нашего блага должна быть подчинена наша личность, и тогда только нам можно и нужно познать и
закон своей животной личности и подобных ей личностей, и, еще в большем отдалении от себя,
законы вещества.
Законы организмов кажутся нам проще
закона нашей жизни тоже от своего удаления от нас. Но и в них мы только наблюдаем
законы, а не знаем их, как мы знаем
закон нашего
разумного сознания, который должен быть нами исполняем.
Ни то, ни другое существование мы не знаем, а только видим, наблюдаем вне себя. Только
закон нашего
разумного сознания мы знаем несомненно, потому что он нужен для нашего блага, потому что мы живем этим сознанием; не видим же его потому, что не имеем той высшей точки, с которой бы могли наблюдать его.
Точно так же и подобных нам людей и самих себя мы тогда только признаем живыми, когда наша животная личность, кроме подчинения своему
закону организма, подчинена еще высшему
закону разумного сознания.
Разумная жизнь есть. Она одна есть. Промежутки времени одной минуты или 50000 лет безразличны для нее, потому что для нее нет времени. Жизнь человека истинная — та, из которой он составляет себе понятие о всякой другой жизни, — есть стремление к благу, достигаемому подчинением своей личности
закону разума. Ни разум, ни степень подчинения ему не определяются ни пространством, ни временем. Истинная жизнь человеческая происходит вне пространства и времени.
В чем бы ни состояло истинное благо человека, для него неизбежно отречение его от блага животной личности. Отречение от блага животной личности есть
закон жизни человеческой. Если он не совершается свободно, выражаясь в подчинении
разумному сознанию, то он совершается в каждом человеке насильно при плотской смерти его животного, когда он от тяжести страданий желает одного: избавиться от мучительного сознания погибающей личности и перейти в другой вид существования.
— Ничего не знаю этого, — говорит
разумное сознание, знаю только то, что моя жизнь и жизнь мира, представлявшиеся мне прежде злой бессмыслицей, представляются мне теперь одним
разумным целым, живущим и стремящимся к одному и тому же благу, чрез подчинение одному и тому же
закону разума, который я знаю в себе.
Он не может не видеть и того, что, при допущении такого же понимания жизни и в других людях и существах, жизнь всего мира, вместо прежде представлявшихся безумия и жестокости, становится тем высшим
разумным благом, которого только может желать человек, — вместо прежней бессмысленности и бесцельности, получает для него
разумный смысл: целью жизни мира представляется такому человеку бесконечное просветление и единение существ мира, к которому идет жизнь и в котором сначала люди, а потом и все существа, более и более подчиняясь
закону разума, будут понимать (то, что дано понимать теперь одному человеку), что благо жизни достигается не стремлением каждого существа к своему личному благу, а стремлением, согласно с
законом разума, каждого существа к благу всех других.
И разум, и рассуждение, и история, и внутреннее чувство — всё, казалось бы, убеждает человека в справедливости такого понимания жизни; но человеку, воспитанному в учении мира, всё-таки кажется, что удовлетворение требований его
разумного сознания и его чувства не может быть
законом его жизни.
Жизнь есть деятельность животной личности, подчиненной
закону разума. Разум есть тот
закон, которому для своего блага должна быть подчинена животная личность человека. Любовь есть единственная
разумная деятельность человека.
Сколько бы ни уверяли людей суеверия религиозные и научные о таком будущем золотом веке, в котором всего всем будет довольно,
разумный человек видит и знает, что
закон его временного и пространственного существования есть борьба всех против каждого, каждого против каждого и против всех.
Жизнь понимается не так, как она сознается
разумным сознанием — как невидимое, но несомненное подчинение в каждое мгновение настоящего своего животного —
закону разума, освобождающее свойственное человеку благоволение ко всем людям и вытекающую из него деятельность любви, а только как плотское существование в продолжении известного промежутка времени, в определенных и устраиваемых нами, исключающих возможность благоволения ко всем людям, условиях.
Причина страдания для животного есть нарушение
закона жизни животной, нарушение это проявляется сознанием боли, и деятельность, вызванная нарушением
закона, направлена на устранение боли; для
разумного сознания причина страдания есть нарушение
закона жизни
разумного сознания; нарушение это проявляется сознанием заблуждения, греха, и деятельность, вызванная нарушением
закона, направлена на устранение заблуждения — греха.
Для человека, понимающего жизнь как подчинение своей личности
закону разума, боль не только не есть зло, но есть необходимое условие, как его животной, так и
разумной жизни. Не будь боли, животная личность не имела бы указания отступлений от своего
закона; не испытывай страданий
разумное сознание, человек не познал бы истины, не знал бы своего
закона.
Неточные совпадения
Но и этого мало, он закончил утверждением, что для каждого частного лица, например как бы мы теперь, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие свое, нравственный
закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым
разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении.
Закон тождества и есть необходимое для мышления выражение ограниченного состояния мира, приспособление нашей
разумной природы к состоянию естества.
Патриархальные религии обоготворяли семьи, роды, народы; государственные религии обоготворяли царей и государства. Даже и теперь большая часть малообразованных людей, как наши крестьяне, называющие царя земным богом, подчиняются
законам общественным не по
разумному сознанию их необходимости, не потому, что они имеют понятие об идее государства, а по религиозному чувству.
То, что делает животное, то, что делает ребенок, дурачок и иногда человек взрослый под влиянием боли и раздражения, то есть огрызается и хочет сделать больно тому, кто ему сделал больно, это признается законным правом людей, называющих себя правителями.
Разумный человек не может не понимать того, что всякое зло уничтожается противным ему добром, как огонь водой, и вдруг делает прямо противоположное тому, что говорит ему разум. И
закон, будто бы произведение мудрости людей [?], говорит ему, что так и надо.
Как странно и смешно просить бога! Не просить надо, а исполнять его
закон, быть им. Одно
разумное отношение к богу — это то, чтобы быть благодарным ему за то благо, которое он дал мне, одухотворив меня собою.