Неточные совпадения
Начинается драма Лира сценой разговора двух придворных, Кента и Глостера. Кент, указывая на присутствующего молодого человека, спрашивает Глостера, не сын ли это его. Глостер
говорит, что он много раз уже краснел, признавая молодого человека сыном, теперь же перестал. Кент
говорит, что не понимает
слов Глостера.
Старшая дочь, Гонерила,
говорит, что нет
слов для выражения ее любви, что она любит отца больше зрения, больше пространства, больше свободы, любит так, что это мешает ей дышать.
Не
говоря уже о том напыщенном, бесхарактерном языке короля Лира, таком же, каким
говорят все короли Шекспира, читатель или зритель не может верить тому, чтобы король, как бы стар и глуп он ни был, мог поверить
словам злых дочерей, с которыми он прожил всю их жизнь, и не поверить любимой дочери, а проклясть и прогнать ее; и потому зритель или читатель не может и разделять чувства лиц, участвующих в этой неестественной сцене.
Слова эти, выражающие верное чувство, могли бы быть трогательны, если бы сказано было только это; но
слова эти теряются среди длинных высокопарных речей, которые, не переставая, совершенно некстати произносит Лир. То он призывает почему-то туманы и бури на голову дочери, то желает, чтобы проклятия пронзили все ее чувства, то обращается к своим глазам и
говорит, что если они будут плакать, то он вырвет их, с тем чтобы они солеными слезами пропитали глину, и т. п.
Во второй сцене перед дворцом Глостера новый слуга Лира, Кент, все не узнаваемый Лиром, без всякого повода начинает ругать Освальда (дворецкого Гонерилы) и
говорит ему: «Ты холоп, плут, лизоблюд, низкий, гордый, мелкий, нищий, треходежный, стофунтовый, гнилой, шерстяно-чулковой холоп, сын выродившейся суки» и т. п., и, обнажая меч, требует, чтобы Освальд дрался с ним,
говоря, что он сделает из него a sop o’the moonshine [отбивную под лунной подливкой (англ.).], —
слова, которых не могли объяснить никакие комментаторы.
Потом к нему в степь, почему-то в то самое место, где он находится, приходит ослепленный Глостер, его отец, ведомый стариком, и
говорит тем особенным шекспировским языком, главная особенность которого в том, что мысли зарождаются или из созвучия
слов, или из контрастов, тоже о превратностях судьбы.
Услыхав эти
слова, Глостер дает Эдгару кошелек и при этом
говорит, что его, Глостера, несчастие делает счастье этого нищего. «Небеса всегда так поступают, —
говорит он. — Если прельщенный и роскошный не хочет видеть, потому что не чувствует, пусть он почувствует тотчас власть небес. Так что раздача должна уничтожать излишество, и каждый поэтому должен иметь достаточно».
Он сошел с ума и
говорит еще более бессмысленные речи, чем прежде,
говорит о чеканке денег, об луке, кому-то дает аршин, потом кричит, что видит мышь, которую хочет заманить куском сыра, потом вдруг спрашивает пароль у проходящего Эдгара, и Эдгар тотчас же отвечает ему
словами: душистый майоран.
Потом идет речь о слепоте Глостера, что дает возможность игры
слов о зрении, о слепом Купидоне и о том, как
говорит Лир, что у него нет глазв голове и денег в кошельке, так что глаза в тяжеломположении, а кошелекв легком.
Лир, хотя теперь уже не сумасшедший,
говорит все такие же безумные, не идущие к делу
слова, как, например, то, что он в тюрьме будет с Корделией петь, она будет просить благословенья, а он будет становиться на колени (становление на колени повторяется третий раз) и просить прощенья.
Потом, когда, по старой драме, Лир спрашивает дочерей о любви к нему, и Корделия
говорит не так, как у Шекспира, что она не всю любовь отдает отцу, а будет любить и мужа, если выйдет замуж, что совершенно неестественно, а просто
говорит, что она не может
словами выражать свою любовь, а надеется, что дела ее докажут это, Гонерила и Регана делают замечания о том, что ответ Корделии не ответ и что отцу нельзя спокойно перенести такого равнодушия.
«Деятельность есть добро, недеятельность — зло. Деятельность превращает зло в добро»,
говорит, по Гервинусу, Шекспир. Шекспир предпочитает александровский (Македонского) принцип диогеновскому,
говорит Гервинус. Иными
словами, Шекспир, по Гервинусу, смерть и убийство из честолюбия предпочитает воздержанию и мудрости.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому
слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину.
Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Городничий (с неудовольствием).А, не до
слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы,
говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите ни
слова поговорить о деле. Ну что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как
говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими.
Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и
слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Хлестаков. Ну, да что, зачем?
говори в коротких
словах.