Николай Иванович. Да и тут даже не соединены, а все разошлись. А потом, почему я
буду верить вам больше, чем ламе буддийскому. Только оттого, что я родился в вашей вере?
Неточные совпадения
Николай Иванович. Понятно, что это
было бы прекрасно, если бы существовал такой орден непогрешимый, которому мы могли бы
верить, желательно, чтобы
был такой. Но то, что это желательно, не доказывает того, что он
есть.
Александра Ивановна. Но что же бы с ним
было, если бы он
поверил тебе?
Николай Иванович. Мне
верить нечего, а если бы он увидал истину, это
было бы хорошо, и для него и для всех хорошо.
Александра Ивановна. Да если бы это
было хорошо, то все бы тебе
поверили, а теперь, напротив, никто тебе не
верит, и жена твоя меньше всех. И не может
поверить.
Николай Иванович. Это-то и значит, что не
веришь. Ты думаешь, я не боролся, не боялся? Но потом я убедился, что это не только можно, но должно, что это одно нужно, хорошо для детей. Ты всегда говоришь, что если бы не
было детей, ты бы пошла за мной; а я говорю: если б не
было детей, можно бы жить, как мы живем, мы губили бы одних себя, а мы губим их.
Николай Иванович. Вы не
поверите, смеяться
будете, а я все-таки скажу, что жил я прежде так, не стыдился, а теперь я
поверил Христову закону, что все мы братья, и мне стыдно так жить.
Николай Иванович. Все равно как мать скажет: зачем страдать? Роды не бывают без страданий. То же и в духовной жизни. Одно тебе скажу: Борис истинный христианин и потому свободен. И если ты не можешь еще
быть тем, чем он, — не можешь, как он,
верить в бога, через него —
верь в него,
верь в бога.
Жизнь эта открывалась религией, но религией, не имеющею ничего общего с тою, которую с детства знала Кити и которая выражалась в обедне и всенощной во Вдовьем Доме, где можно было встретить знакомых, и в изучении с батюшкой наизусть славянских текстов; это была религия возвышенная, таинственная, связанная с рядом прекрасных мыслей и чувств, в которую не только можно
было верить, потому что так велено, но которую можно было любить.
Добрая старушка этому верила, да и не мудрено
было верить, потому что должник принадлежал к одной из лучших фамилий, имел перед собою блестящую карьеру и получал хорошие доходы с имений и хорошее жалованье по службе. Денежные затруднения, из которых старушка его выручила, были последствием какого-то мимолетного увлечения или неосторожности за картами в дворянском клубе, что поправить ему было, конечно, очень легко, — «лишь бы только доехать до Петербурга».
Я говорила себе часто: сделаю, что он будет дорожить жизнью… сначала для меня, а потом и для жизни, будет уважать, сначала опять меня, а потом и другое в жизни,
будет верить… мне, а потом…
Неточные совпадения
Иной городничий, конечно, радел бы о своих выгодах; но,
верите ли, что, даже когда ложишься спать, все думаешь: «Господи боже ты мой, как бы так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и
было довольно?..» Наградит ли оно или нет — конечно, в его воле; по крайней мере, я
буду спокоен в сердце.
А князь опять больнехонек… // Чтоб только время выиграть, // Придумать: как тут
быть, // Которая-то барыня // (Должно
быть, белокурая: // Она ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою // В то время левый бок) // Возьми и брякни барину, // Что мужиков помещикам // Велели воротить! //
Поверил! Проще малого // Ребенка стал старинушка, // Как паралич расшиб! // Заплакал! пред иконами // Со всей семьею молится, // Велит служить молебствие, // Звонить в колокола!
Не
верьте, православные, // Привычке
есть предел: // Нет сердца, выносящего // Без некоего трепета // Предсмертное хрипение, // Надгробное рыдание, // Сиротскую печаль!
Стародум.
Поверь мне, всякий найдет в себе довольно сил, чтоб
быть добродетельну. Надобно захотеть решительно, а там всего
будет легче не делать того, за что б совесть угрызала.
Верь мне, что наука в развращенном человеке
есть лютое оружие делать зло.