Неточные совпадения
Няня. Так вы и думаете, что глупее Марьи, няни, нет никого на свете. Кажется, тридцать лет вверху жимши, пора понимать. Что ж он вашего кофею
не видал — что из города-то за семнадцать верст каждый божий
день ездит. Нет-с, матушка, Любочкино-то приданое все сосчитал небось, так и ездит.
Марья Васильевна. Вот как ты судишь. Первое
дело он
не жених, а второе — уж вот кто на деньги
не польстится. Анатолий Дмитриевич совсем
не такой человек.
Няня. Без денег, матушка, в нынешнем веке никто
не возьмет, какая красавица ни будь. Только в женихе корысти немного. Так какой-то немудрененький, по винной части служит,
не бог знает что. Да и у людей спрашивала,
не хвалят. Первое
дело — скуп, другое — бахвал.
Няня. Вы что, вы так, по доброте своей. А вот на барина, так часто дивлюсь… (Молчит, качает головой и разводит руками.)Что сделалось? Совсем другой человек. Как вспомнишь прежнее-то: был ли
день, чтоб Сашка-камердин без битья одел; был ли староста, чтобы в стан
не свозили…
Иван Михайлович. Сто
не сто, а раз пятьдесят я тебе уже толковал, что по Уставной грамоте они положенные
дни работают, а
не все. В этом-то и сила.
Другое
дело то, что в нем и странности, и все —
не светский он человек, но уж знаешь, по крайней мере, что бескорыстнейший человек.
Катерина Матвеевна. Марья Васильевна с Марьей Исаевной имеют свои убеждения. Для меня странно только то, на каком основании можно обвинять в гнуснейших замыслах человека,
не давшего на то никакого права. Этот господин всей жизнью своей доказывает, что цель его есть только общее
дело. Ежели бы этот господин вздумал соединиться с женщиной, то он первым условием поставил бы независимость, как личную, так и имущественную.
Венеровский.
Не хочет продолжать служения, хе-хе! что ж,
дело известное. Хотелось бы его побить, помучать, пожечь на тихом огне, да нельзя — что ж делать! Это дурная сторона вольного труда.
Венеровский. А у меня к вам свое личное дельце есть. (Отводит в сторону.)Ведь сколько об общественном
деле ни думай, иногда приходится об себе подумать, все-таки эгоистическое чувство [1 неразоб.] остается во всяком человеке. Редко это со мной бывает, а вот теперь вышел такой казус… Как сказать, и
не знаю! Так отвык, право, заботиться о своих интересах. (Усмехается.)Смешно, право…
Я желаю одного: поднять ее уровень до нашего, и тогда я скажу: я еще сделал
дело, и желал бы, чтобы никто мне в этом
не мешал.
Так
не говорите никому до первого августа, и
дело обделается прекрасно.
Венеровский. Я почтенному родителю изъяснялся в первый же
день, что ее состояние — ее состояние, и чтоб он мне этого вздора
не пел, да, — хе, хе! — и родитель значительно был порадован таким моим воззрением — ну, да…
Катерина Матвеевна. Позвольте, позвольте. Я полагаю, вы близки преимущественно с Анатолием Дмитриевичем
не в силу того, что вы товарищи, а в силу того, что вы
разделяете одинаковые убеждения.
Катерина Матвеевна. Да. Скажите, как вы думаете: мне пришла мысль,
не может ли быть вредно развитие рефлексии у мальчиков? Согласитесь, ведь имеешь
дело с слишком дельными личностями…
Иван Михайлович(Венеровскому).Я и давно хотел посмотреть эту школу — так интересно! а вместе с тем надо, думаю, нам переговорить нынче о
делах, помните, о состоянии Любочки; вот я привез с собой. (Показывает портфель.)Здесь нам и удобнее будет. Потолкуем, а потом я вас повезу к нам. Что ж, Катеньке можно сказать, так как нынче все узнают. Она нам
не помешает, а еще напротив — совет даст, — она хоть и с странностями, а человек умный. Катенька!
Иван Михайлович. Ну, можно и после. Только уж нынче я вас
не отпущу. Ведь надо же вам знать. (Беклешов и Катерина Матвеевна подходят.)Ну, как я вам благодарен, Анатолий Дмитриевич, за позволение посетить школу. Что за прелесть эти детинятки, я
не могу опомниться. Как веселы, любознательны, какие успехи, и какое это… что-то такое… Это вам надо отдать справедливость, дивно устроено! Славно. Вот именно-то доброе
дело… славно, славно.
Венеровский(оглядываясь на Катерину Матвеевну).Конечно, так. Но все это
не ведет нас к
делу.
Катерина Матвеевна. Позвольте, я сказала: вы непоследовательно поступили. Я высказала только это. Теперь вы трактуете с Иваном Михайловичем о денежных
делах вашей невесты, — так, кажется, это называется? Я вижу в этом факте низкий торг человеческой личностью и потому прошу вас
не оскорблять меня,
не оскорблять друг друга,
не оскорблять достоинство человека, продолжая этот разговор. Я все сказала.
Беклешов. Я тебе говорю, что нет мерзости, на которую эти господа бы
не были способны. Но
дело в том, что ты мне поручаешь переговорить с отцом о состоянии — скажи ему это дорогой, — и от меня он
не отвертится. Насчет девицы ж я знаю одно: она снедаема потребностью любить. На нее надо напустить какого-нибудь юношу, тогда только она от тебя отстанет. Едем. Я затравлю их обоих.
Няня. Нельзя же, матушка. Как будто украдучи дочь отдаете. Ведь
не нами началось,
не нами и окончится. Свадьба
дело не шуточное. Небось
не хуже его ваши-то родные. Что нос-то уж он больно дерет! Что он, князь, что ли, какой?
Не бог знает какого лица.
Марья Васильевна(вдруг сердито).Кажется, я мать, и прежде, чем решать
дела с посторонними, нужно, чтоб они со мной говорили. И так говорят, что меня никто в грош
не ставит. Почитают меньше чулка. Состояние мое, и я ничего
не дам, пока
не захочу. Захочу, так дам. Кажется, прежде меня надо спросить. И приличия того требуют. Хоть у них спроси. Rien que les convenances l'exigent, — demandez a monsieur.
Беклешов. С девицей Дудкиной уладилось
дело великолепно, — немного подкадил ей и студенту, открылся за него в любви и сцепил так, что
не растащишь. Эту затравил. А насчет денежных отношений скверно
дело совсем. Родительница хочет тебя держать на уздечке и высматривать почтительность зятька. Манера известная! Ну, да и родитель хорош, могу сказать…
Дело все в самом факте бракосочетания, и ежели
не раньше, то в сей достопамятный
день старец сей будет затравлен твоим покорнейшим слугою.
Иван Михайлович. Да что, братец, я тебе по правде скажу, он ничего у меня
не просил. Сначала я ему начал было — он отказался. Другой раз — то же: мне, говорит, ничего
не нужно… Ну, а потом моя старуха заломалась… Я и решил подождать. Думаю: он знает, что у меня дочь одна, я ей назначил Волоколамское именье; посмотрю, каков будет к ней; так и дам, в
день ли свадьбы, или завтра. Насчет приданого — уж это все отлично, могу сказать.
Николаев. Ну, вот наплюй ты мне в рожу, коли
не выйдет какая-нибудь гадость. Какая же тут мода? Ведь
не каждый
день женятся? Тебе
не весело, так девочку повесели… Ведь ей это какая радость! А то — в двугривенный ножницы прислал… Что такое? ничего смыслу нету… Пойти к дамам… Да вот и шафер.
Студент. Вполне. Одна опасность угрожает от правительства, потому что понятно, какое громадное значение должно иметь такое учреждение. Так вот какое
дело затеялось, и вот как я бы мог жить вместо того, чтоб обучать откормленного барчонка. Были бы только маленькие средства. Так вот-с. Про это
дело я никогда никому
не говорил, потому что слишком задушевное
дело. Но теперь сказал вам, потому что вижу, что у вас
не увлеченье, а убежденье сильное…
Беклешов. Да
не в том
дело, батюшка.
Не купеческая это свадьба, и уж на то так придумано, что из-под венца в экипаж, и едут за границу. (К лакею.)Что, заложены, что ль? Да смотри ключ в передок положи. А сало? Вот
не подумай за них! Да вот чемодан бери. (К родственнику.)Ах, вы! только мешаетесь тут!.. и к чему белый галстук надели, крест!.. все это смешно. Видите: я в сюртуке, и жених в сюртуке.
Беклешов. Ну-с, вот мы и ждали с часу на час, давали чувствовать. Ничего. Он совестится; говорит: я свою репутацию потеряю, она мне дороже приданого… Я хотел объясниться прямо, он говорит: погоди, погоди, — а этот дурак, должно быть, и в самом
деле подумал, что в новом веке денег
не нужно, — ничего и
не дал до сих пор. Вот и доделикатничались!.. Иван Михайлович, хорошо!.. Ну, да погоди ж только…
Но торжество мысли
не есть еще торжество
дела.
Иван Михайлович. А вот как-с. Пока мне
не велят с ножом к горлу, ни одного клочка
не отдам даром, ни одной копейки, ни одного
дня, ни одного штрафа, но прощу. Будет удивлять-то-с! Нет-с, уж я нынче выучен.
Смотритель(отнимает книгу).Что вы, господа, в самом
деле, пересмеиваете-то!
Не хуже вас. Писать, так пишите, только надо в своем виде быть.
Твердынский. Да, ступили. Что ж все риторствовать! Знаешь, что
дело хорошее, что свободен и разумен, чего же еще? Я
не люблю готовиться. Наступит
дело — я труженик и боец, а до того времени… можно и услаждаться легким смехотворством.
Мы, действительно умные люди и люди
дела, тем-то и отличаемся от болтушек, как… многие ваши знакомые… тем отличаемся-с, что
не позволяем себя забирать в руки, а сами забираем в руки, как я вас забрал-с, хе, хе! да-с.
Иван Михайлович. «Современно!» Это слыхали. А кто возьмется за
дело да без причины
не исполнит его, да еще притом мальчишку собьет с толку и увезет из родительского дома, как того человека звать, государь мой?
Не знаете? Обманщик…
Венеровский.Хе, хе! (Отступая и копотливо доставая револьвер из кармана.)Вы думали, что я
не предвидел этого? Я предвидел все, имея
дело с такими людьми, как вы. Предвидел и оскорбления и драки. Только мы — люди
дела и
не дадим над собой смеяться, — хе, хе! Попробуйте оскорбить меня! (Уставляет пистолет.)
Венеровский(один).Что, посмеялись надо мной?… хе, хе! Нет, мы
не Твердынский, чтоб гонять их вон. Правду говорил Беклешов, что для
дела с этими людьми надо отречься от всех принципов. Я слишком был честен с ними. Но, впрочем, женщина свободна, и я
не признаю никаких прав на нее. Да, вот еще дарственная запись на ее именье.