Неточные совпадения
Средство избавления от этого бедственного положения, и средство не фантастическое, не искусственное, а самое естественное, состоит в усвоении людьми христианского мира открытого им 19 веков
тому назад высшего, соответствующего теперешнему возрасту человечества понимания жизни и вытекающего из него руководства поведения,
то есть христианского
учения в его истинном смысле.
Так что люди христианского мира, всё больше и больше освобождаясь от веры в извращенное христианское
учение, дошли, наконец, до
того положения, в котором они находятся в настоящее время, что большинство их не имеет никакого объяснения смысла своей жизни,
то есть никакой религии, веры и никакого общего руководства поведения.
Люди христианского мира, приняв под видом христианского
учения составленное церковью извращение его, заменившее язычество и сначала отчасти удовлетворявшее людей своими новыми формами, перестали со временем верить и в это извращенное церковью христианство и дошли наконец до
того, что остались без всякого религиозного понимания жизни и вытекающего из него руководства поведения.
Сущность заблуждения всех возможных политических
учений, как самых консервативных, так и самых передовых, приведшего людей к их бедственному положению, в
том, что люди этого мира считали и считают возможным посредством насилия соединить людей так, чтобы они все, не противясь, подчинялись одному и
тому же устройству жизни и вытекающему из него руководству в поведении.
Разница между
тем, что было в старину, до появления христианства, и
тем, что есть теперь в христианском мире, только в
том, что неосновательность предположения о
том, что насилие одних людей над другими может быть полезно людям и соединять их, в старину была совершенно скрыта от людей, теперь же, выраженная особенно ясно в
учении Христа истина о
том, что насилие одних людей над другими не может соединять, а может только разъединять людей, всё более и более уясняется.
Вот это-то сознание, всё яснее и яснее усваиваемое людьми христианского мира, и приводит их неизбежно к
тому выходу, который один может вывести их из их бедственного настоящего положения. Выход этот в одном: в принятии человечеством скрытого от людей
учения Христа в его истинном значении, неизвестного еще большинству людей и вытекающего из него руководства поведения, исключающего насилие.
Свойственное же нашему времени миросозерцание есть
то понимание смысла человеческой жизни и вытекающее из него руководство поведения, которое было открыто христианским
учением в его истинном значении 1900 лет
тому назад, но было скрыто от людей искусственным и лживым церковным извращением.
Как только с распространением грамотности и печати люди стали узнавать евангелие и понимать
то, что в нем написано, люди не могли уже, несмотря на все извороты церкви, не увидать
того бьющего в глаза противоречия, которое было между государственным устройством, поддерживаемым церковью, и
учением евангелия. Евангелие прямо отрицало и церковь и государство с своими властями.
Так это случилось с огромным большинством рабочего народа. (Я не говорю про
те небольшие общины людей, прямо отрицавших церковное
учение и устанавливающих свое более или менее близкое к христианскому, в его истинном значении,
учение, не говорю потому, что число таких людей слишком ничтожно в сравнении с огромной массой людей, всё больше и больше освобождавшихся от всякого религиозного сознания.)
То же самое случилось и с нерабочими, учеными людьми христианского мира. Люди эти еще яснее, чем простые люди, увидали всю несостоятельность и внутренние противоречия церковного
учения и естественно откинули это
учение, но вместе с
тем не могли признать и истинное
учение Христа, так как это
учение было противно всему существующему строю и, главное, их исключительно выгодному положению в нем.
С людьми, принявшими религиозное
учение, превосходящее их силы, — а таково было христианское
учение для язычников, принявших его тогда, когда жизнь общественная в форме государственного насильнического устройства уже глубоко вкоренилась в нравы и привычки людей, — с людьми, принявшими христианское
учение, случилось нечто, кажущееся сначала противоречивым, а вместе с
тем такое, чего не могло не случиться.
Именно
то, что эти народы, вследствие
того, что приняли самую высокую для своего времени религию, лишились всякой религии и пали в своем религиозном и нравственном состоянии ниже людей, исповедующих гораздо более низкие или даже самые грубые религиозные
учения.
Трагизм положения людей христианского мира в
том, что, по неизбежному недоразумению, христианскими народами принято было, как свойственное им религиозное
учение, такое
учение, которое в своем истинном значении самым определенным образом отрицало, разрушало весь
тот строй общественной жизни, которым жили уже эти народы и вне которого не могли себе представить жизни.
В
том извращенном виде, в котором христианское
учение было предложено языческим народам, оно представлялось им только как некоторое смягчение грубости понимания божества, как более высокое понимание назначения человека и требований нравственности.
Великое же благо их в
том, что, приняв в извращенном виде христианство, включавшее в себя скрытую от них истину, они неизбежно приведены теперь к необходимости принятия христианского
учения уже не в извращенном, а в
том истинном смысле, в котором оно всё более и более выяснялось и вполне уже выяснилось теперь и которое одно может спасти людей от
того бедственного положения, в котором они находятся.
Христианское
учение во всем его истинном значении, как оно всё более и более выясняется в наше время, состоит в
том, что сущность жизни человеческой есть сознательное всё большее и большее проявление
того начала всего, признак проявления которого в нас есть любовь, и что поэтому сущность жизни человеческой и высший закон, долженствующий руководить ею, есть любовь.
То, что любовь есть необходимое и благое условие жизни человеческой, было признаваемо всеми религиозными
учениями древности.
Во всех дохристианских
учениях любовь признавалась как одна из добродетелей, но не
тем, чем она признается в христианском
учении: метафизически — основой всего, практически — высшим законом жизни человеческой,
то есть таким, который ни в каком случае не допускает исключений.
Христианское
учение по отношению всех древних
учений не есть новое и особенное
учение; это есть только более ясное и определенное выражение
той основы жизни человеческой, которая чувствовалась и неопределенно проповедывалась предшествовавшими религиозными
учениями.
Особенность христианского
учения в этом отношении только в
том, что оно, как позднейшее, более точно и определенно выразило сущность закона любви и неизбежно вытекающее из него руководство в поступках.
Учение Христа выясняет, почему этот закон есть высший закон жизни человеческой, и с другой стороны показывает
тот ряд поступков, которые человек должен или не должен делать вследствие признания истинности этого
учения.
В особенности ясно и определенно выражено в христианском
учении то, что исполнение этого закона, так как это есть высший закон, не может допускать, как это допускали прежние
учения, никаких исключений, что любовь, определяемая этим законом, есть только тогда любовь, когда она не допускает никаких исключений и одинаково обращена как на иноземцев, разноверцев, так и врагов, ненавидящих и делающих нам зло.
В этом уяснении
того, почему закон этот — высший закон жизни людей, и в точном определении неизбежно вытекающих из него поступков, в этом
тот шаг вперед, который сделало христианское
учение, и в этом главное его значение и благодетельность.
Учение всё в
том, что
то, что мы называем собою, нашей жизнью, есть ограниченное в нас нашим телом божественное начало, проявляющееся в нас любовью, и что потому истинная жизнь каждого человека, божественная, свободная, проявляется в любви.
Вот это-то признание закона любви высшим законом жизни человеческой и ясно выраженное руководство поведения, вытекающее из христианского
учения о любви, одинаковой к врагам, к людям ненавидящим, обижающим, проклинающим нас, и составляют
ту особенность
учения Христа, которая, давая
учению о любви и вытекающему из него руководству точное, определенное значение, неизбежно влечет за собой полное изменение установившегося устройства жизни не только христианских, но и всех народов мира.
Шаг этот в
том, что все прежние религиозные и нравственные
учения о любви, признавая, как это и не могло быть иначе, благодетельность любви для жизни человечества, вместе с
тем допускали возможность таких условий, при которых исполнение закона любви становилось необязательным, могло быть обойдено.
А как только закон любви переставал быть высшим, неизменным законом жизни людей, так уничтожалась вся благодетельность закона, и
учение о любви сводилось к ни к чему не обязывающим красноречивым поучениям и словам, оставлявшим весь склад жизни народов таким же, каким он был и до
учения о любви,
то есть основанным на одном насилии.
Христианство,
то есть
учение о законе любви, допускающее исключения в виде насилия во имя других законов, есть такое же внутреннее противоречие, как холодный огонь или горячий лед.
Так что казалось бы очевидно, что допущение хотя какого бы
то ни было исключения из требования исполнения закона любви уничтожает всё значение, весь смысл, всю благодетельность закона любви, лежащего в основе и всякого религиозного
учения и всякого нравственного
учения.
Казалось бы, это так очевидно, что совестно доказывать это, а между
тем люди христианского мира, — как признающие себя верующими, так считающие себя неверующими, но признающие нравственный закон, — и
те и другие смотрят на
учение о любви, отрицающее всякое насилие, и в особенности на вытекающее из этого
учения положение о непротивлении злу злом, как на нечто фантастическое, невозможное и совершенно неприложимое к жизни.
Одни рабочие, огромное большинство их, держатся по привычке прежнего церковного лжехристианского
учения, не веря уже в него, а веря только в древнее «око за око» и основанное на нем государственное устройство; другая же часть, каковы все тронутые цивилизацией рабочие (особенно в Европе), хотя и отрицают всякую религию, бессознательно в глубине души верят, верят в древний закон «око за око» и, следуя этому закону, когда не могут иначе, ненавидя существующее устройство, подчиняются; когда же могут иначе,
то самыми разнообразными насильническими средствами стараются уничтожить насилие.
Но думаю, что теперь, именно теперь, после жалкой, глупой русской революции и в особенности после ужасного по своей дерзкой, бессмысленной жестокости подавления ее, русские, менее других цивилизованные,
то есть менее умственно развращенные и удерживающие еще смутное представление о сущности христианского
учения, русские, преимущественно земледельческие люди, поймут, наконец, где средство спасения, и первые начнут применять его.
Марцеллий был сотником в троянском легионе. Поверив в
учение Христа и убедившись в
том, что война — нехристианское дело, он в виду всего легиона снял с себя военные доспехи, бросил их на землю и объявил, что, став христианином, он более служить не может. Его послали в тюрьму, но он и там говорил: «Нельзя христианину носить оружие». Его казнили.
Число людей, признающих несовместимость христианства с покорностью государству, постоянно увеличивалось; в наше же время, в особенности с
тех пор, как правительством было введено самое очевидно противоположное христианскому
учению требование общей воинской повинности, несогласие людей христианского понимания с государственным устройством стало всё чаще и чаще проявляться.
Закон же государственный со своим требованием военной службы,
то есть готовности к убийству по воле других людей, не может не быть противоположен всякому религиозно-нравственному закону, всегда основанному на любви к ближнему, как все религиозные
учения, не только христианское, но и магометанское, и буддийское, и браминское, и конфуцианское.
Часто как самое убедительное доказательство неистинности, а главное, неисполнимости
учения Христа приводится
то, что
учение это, известное людям 1900 лет, не было принято во всем его значении, а принято только внешним образом. «Если столько уже лет оно известно и все-таки не стало руководством жизни людей, если столько мучеников и исповедников христианства бесцельно погибло, не изменив существующего строя,
то это очевидно показывает, что
учение это не истинно и неисполнимо», говорят люди.
То, что христианское
учение не было принято во всем его значении тогда же, когда оно появилось, а было только принято во внешнем, извращенном виде, было и неизбежно и необходимо.
Люди, тогда огромное большинство людей, не были в состоянии понять
учение Христа одним духовным путем: надо было привести их к пониманию его
тем, чтобы, изведав
то, что всякое отступление от
учения — погибель, они узнали бы это на жизни, своими боками.
И в наше время дело дошло до
того, что христианская истина, прежде познававшаяся только немногими людьми, одаренными живым религиозным чувством, теперь, в некоторых проявлениях своих, в виде социалистических
учений, сделалась истиной, доступной каждому самому простому человеку, жизнь же общества самым грубым и очевидным образом на каждом шагу противоречит этой истине.
Только освободись люди нашего мира от
того обмана извращения христианского
учения церковной веры и утвержденного на ней не только оправдания, но возвеличения, несовместимого с христианством, основанного на насилии, государственного устройства, и само собой устранится в душах людей не только христианского, но и всего мира главная помеха к религиозному сознанию высшего закона любви без возможности исключений и насилия, который 1900 лет
тому назад был открыт человечеству и который теперь один только удовлетворяет требованиям человеческой совести.
Ведь не могут же русские люди нашего времени — я думаю, что не ошибаясь скажу, чующие уже, хотя и в неясном виде, сущность истинного
учения Христа, — серьезно верить в
то, что призвание человека в этом мире состоит в
том, чтобы данный ему короткий промежуток времени между рождением и смертью употребить на
то, чтобы говорить речи в палатах или собраниях товарищей социалистов или в судах, судить своих ближних, ловить, запирать, убивать их, или кидать в них бомбы, или отбирать у них земли, или заботиться о
том, чтобы Финляндия, Индия, Польша, Корея были бы присоединены к
тому, что называется Россией, Англией, Пруссией, Японией, или о
том, чтобы освободить насилием эти земли и быть для
того готовым к массовым убийствам друг друга.
Только пойми, кто ты, и как, с одной стороны, ничтожно
то, что ты ошибочно называешь собою, признавая себя в своем теле, как необъятно велико
то, что ты сознаешь истинно собою, — твое духовное существо, — только пойми это и начни каждый час своей жизни жить не для внешних целей, а для исполнения
того истинного назначения твоей жизни, которое открыто тебе и мудростью всего мира, и
учением Христа, и твоим собственным сознанием, начни жить, полагая цель и благо твоей жизни в
том, чтобы с каждым днем всё больше и больше освобождать дух свой от обманов плоти, всё больше и больше совершенствоваться в любви, что в сущности одно и
то же; только начни делать это — и с первого часа, дня ты почувствуешь, какое новое и радостное чувство сознания полной свободы и блага всё больше и больше будет вливаться в твою душу и — что больше всего поразит тебя — как
те самые внешние условия, которыми ты так был озабочен и которые всё-таки так далеки были от твоих желаний, — как эти условия сами собой (оставляя тебя в твоем внешнем положении или выводя из него) перестанут быть препятствиями и будут только всё большими и большими радостями твоей жизни.
Приемы же и средства борьбы у
тех и других одинаково чужды свойствам человеческой души и основам христианского
учения и, одинаково озлобляя людей и доводя их до высшей степени неразумия и озверения, не только не достигают
той цели, которую они выставляют, но, напротив, только отдаляют людей от возможности достижения ее.
Но горе было в
том, что к
тому времени, когда христианское
учение в его истинном значении стало выясняться людям, большая часть христианского мира уже привыкла считать истиной
те внешние религиозные формы, которые не только скрывают от людей истинный смысл христианского
учения, но и утверждают прямо противоположные христианскому
учению государственные установления.
Так что для восприятия христианского
учения в его истинном значении людям христианского мира, более или менее понявшим истину христианства, нужно освободиться не только от веры в ложные формы извращенного христианского
учения, но еще и от веры в необходимость, неизбежность
того государственного устройства, которое установилось на этой ложной церковной вере.
Так что хотя освобождение от ложных религиозных форм, всё убыстряясь и убыстряясь, совершается, люди нашего времени, откинув веру в догматы, таинства, чудеса, святость библии и другие установления церкви, не могут все-таки освободиться от
тех ложных государственных
учений, которые основались на извращенном христианстве и скрывают истинное.
Одни люди, большинство рабочего народа, продолжая по преданию исполнять
то, чего требуют церкви, и отчасти вера в это
учение, без малейшего сомнения верят, именно верят, и в
то, возникшее в церковной вере и основанное на насилии государственное устройство, которое ни в каком случае не может быть совместимо с христианским
учением в его истинном значении.
От этого происходит и
то, что наиболее резкое отрицание
учения о непротивлении и непонимание его всегда пропорционально степени власти, богатства, цивилизации людей.
Так что если бы решение вопроса об освобождении себя от извращенного христианского
учения и вытекающего из него допущения насилия, нарушающего любовь, и признание христианского
учения в его истинном значении зависело только от людей цивилизованных, пользующихся в нашем обществе в материальном отношении лучшим, в сравнении с большинством рабочего народа, положением,
то предстоящий переход людей от жизни, основанной на насилии, к жизни, основанной на любви, еще не был бы так близок и настоятелен, как он близок и настоятелен теперь и особенно у нас в России, где огромное большинство народа, более двух третей, еще не развращено ни богатством, ни властью, ни цивилизацией.
Но как ни странно кажется мне ослепление людей, верящих в необходимость, неизбежность насилия, как ни неотразимо очевидна для меня неизбежность непротивления, не разумные доводы убеждают меня и могут неотразимо убедить людей в истине непротивления, убеждает только сознание человеком своей духовности, основное выражение которого есть любовь. Любовь же, истинная любовь, составляющая сущность души человека,
та любовь, которая открыта
учением Христа, исключает возможность мысли о каком бы
то ни было насилии.