Неточные совпадения
Бывало, покуда поправляет Карл Иваныч лист с диктовкой, выглянешь в ту сторону, видишь черную головку матушки, чью-нибудь спину и смутно слышишь оттуда говор и смех;
так сделается досадно, что нельзя там
быть, и думаешь: «Когда же
я буду большой, перестану учиться и всегда
буду сидеть
не за диалогами, а с теми, кого
я люблю?» Досада перейдет в грусть, и, бог знает отчего и о чем,
так задумаешься, что и
не слышишь, как Карл Иваныч сердится за ошибки.
На лошади же он
был очень хорош — точно
большой. Обтянутые ляжки его лежали на седле
так хорошо, что
мне было завидно, — особенно потому, что, сколько
я мог судить по тени,
я далеко
не имел
такого прекрасного вида.
Вдруг Жиран завыл и рванулся с
такой силой, что
я чуть
было не упал.
Я оглянулся. На опушке леса, приложив одно ухо и приподняв другое, перепрыгивал заяц. Кровь ударила
мне в голову, и
я все забыл в эту минуту: закричал что-то неистовым голосом, пустил собаку и бросился бежать. Но
не успел
я этого сделать, как уже стал раскаиваться: заяц присел, сделал прыжок и
больше я его
не видал.
Уже два листа бумаги
были испорчены…
не потому, чтобы
я думал что-нибудь переменить в них: стихи
мне казались превосходными; но с третьей линейки концы их начинали загибаться кверху все
больше и
больше,
так что даже издалека видно
было, что это написано криво и никуда
не годится.
Третий лист
был так же крив, как и прежние; но
я решился
не переписывать
больше. В стихотворении своем
я поздравлял бабушку, желал ей много лет здравствовать и заключал
так...
Может
быть, потому, что ему надоедало чувствовать беспрестанно устремленными на него мои беспокойные глаза, или просто,
не чувствуя ко
мне никакой симпатии, он заметно
больше любил играть и говорить с Володей, чем со
мною; но
я все-таки
был доволен, ничего
не желал, ничего
не требовал и всем готов
был для него пожертвовать.
Сонечка занимала все мое внимание:
я помню, что, когда Володя, Этьен и
я разговаривали в зале на
таком месте, с которого видна
была Сонечка и она могла видеть и слышать нас,
я говорил с удовольствием; когда
мне случалось сказать, по моим понятиям, смешное или молодецкое словцо,
я произносил его громче и оглядывался на дверь в гостиную; когда же мы перешли на другое место, с которого нас нельзя
было ни слышать, ни видеть из гостиной,
я молчал и
не находил
больше никакого удовольствия в разговоре.
Я не мог надеяться на взаимность, да и
не думал о ней: душа моя и без того
была преисполнена счастием.
Я не понимал, что за чувство любви, наполнявшее мою душу отрадой, можно
было бы требовать еще
большего счастия и желать чего-нибудь, кроме того, чтобы чувство это никогда
не прекращалось.
Мне и
так было хорошо. Сердце билось, как голубь, кровь беспрестанно приливала к нему, и хотелось плакать.
Я остановился у двери и стал смотреть; но глаза мои
были так заплаканы и нервы
так расстроены, что
я ничего
не мог разобрать; все как-то странно сливалось вместе: свет, парча, бархат,
большие подсвечники, розовая, обшитая кружевами подушка, венчик, чепчик с лентами и еще что-то прозрачное, воскового цвета.
В голову никому
не могло прийти, глядя на печаль бабушки, чтобы она преувеличивала ее, и выражения этой печали
были сильны и трогательны; но
не знаю почему,
я больше сочувствовал Наталье Савишне и до сих пор убежден, что никто
так искренно и чисто
не любил и
не сожалел о maman, как это простодушное и любящее созданье.
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. Человек десять осталось,
не больше; а прочие все выздоровели. Это уж
так устроено,
такой порядок. С тех пор, как
я принял начальство, — может
быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной
не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и
не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Он
больше виноват: говядину
мне подает
такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда,
я должен
был выбросить его за окно. Он
меня морил голодом по целым дням… Чай
такой странный: воняет рыбой, а
не чаем. За что ж
я… Вот новость!
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому
не учите, это
я делаю
не то чтоб из предосторожности, а
больше из любопытства: смерть люблю узнать, что
есть нового на свете.
Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь —
так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!
—
Я больше тебя знаю свет, — сказала она. —
Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он с ней говорил об тебе. Этого
не было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти женщины остаются в презрении и
не мешают семье. Они какую-то черту проводят непроходимую между семьей и этим.
Я этого
не понимаю, но это
так.
—
Мне очень жаль, что тебя
не было, — сказала она. —
Не то, что тебя
не было в комнате…
я бы
не была так естественна при тебе…
Я теперь краснею гораздо
больше, гораздо, гораздо
больше, — говорила она, краснея до слез. — Но что ты
не мог видеть в щелку.