Неточные совпадения
Когда нам объявили, что скоро будут именины бабушки и что нам должно приготовить к этому дню подарки, мне пришло
в голову написать ей
стихи на этот случай, и я тотчас же прибрал два
стиха с рифмами, надеясь также скоро прибрать остальные.
Против моего ожидания, оказалось, что, кроме двух
стихов, придуманных мною сгоряча, я, несмотря на все усилия, ничего дальше не мог сочинить. Я стал читать
стихи, которые были
в наших книгах; но ни Дмитриев, ни Державин не помогли мне — напротив, они еще более убедили меня
в моей неспособности. Зная, что Карл Иваныч любил списывать стишки, я стал потихоньку рыться
в его бумагах и
в числе немецких стихотворений нашел одно русское, принадлежащее, должно быть, собственно его перу.
Стихотворение это, написанное красивым круглым почерком на тонком почтовом листе, понравилось мне по трогательному чувству, которым оно проникнуто; я тотчас же выучил его наизусть и решился взять за образец. Дело пошло гораздо легче.
В день именин поздравление из двенадцати
стихов было готово, и, сидя за столом
в классной, я переписывал его на веленевую бумагу.
Уже два листа бумаги были испорчены… не потому, чтобы я думал что-нибудь переменить
в них:
стихи мне казались превосходными; но с третьей линейки концы их начинали загибаться кверху все больше и больше, так что даже издалека видно было, что это написано криво и никуда не годится.
И я написал последний
стих. Потом
в спальне я прочел вслух все свое сочинение с чувством и жестами. Были
стихи совершенно без размера, но я не останавливался на них; последний же еще сильнее и неприятнее поразил меня. Я сел на кровать и задумался…
— Ну, так и быть! — сказал я
в сильном нетерпении, с досадой сунул
стихи под подушку и побежал примеривать московское платье.
У Карла Иваныча
в руках была коробочка своего изделия, у Володи — рисунок, у меня —
стихи; у каждого на языке было приветствие, с которым он поднесет свой подарок.
В ту минуту, как Карл Иваныч отворил дверь залы, священник надевал ризу и раздались первые звуки молебна.
Я не мог прийти
в себя от мысли, что вместо ожидаемого рисунка при всех прочтут мои никуда не годные
стихи и слова: как родную мать, которые ясно докажут, что я никогда не любил и забыл ее.
Как передать мои страдания
в то время, когда бабушка начала читать вслух мое стихотворение и когда, не разбирая, она останавливалась на середине
стиха, чтобы с улыбкой, которая тогда мне казалась насмешливою, взглянуть на папа, когда она произносила не так, как мне хотелось, и когда, по слабости зрения, не дочтя до конца, она передала бумагу папа и попросила его прочесть ей все сначала?
Я ожидал того, что он щелкнет меня по носу этими
стихами и скажет: «Дрянной мальчишка, не забывай мать… вот тебе за это!» — но ничего такого не случилось; напротив, когда все было прочтено, бабушка сказала: «Charmant», [Прелестно (фр.).] и поцеловала меня
в лоб.
Коробочка, рисунок и
стихи были положены рядом с двумя батистовыми платками и табакеркой с портретом maman на выдвижной столик вольтеровского кресла,
в котором всегда сиживала бабушка.
— Подруги упрекают меня, дескать — польстилась девушка на деньги, — говорила Телепнева, добывая щипчиками конфекты из коробки. — Особенно язвит Лидия, по ее законам необходимо жить с милым и чтобы — в шалаше. Но — я бытовая и водевильная, для меня необходим приличный домик и свои лошади. Мне заявлено: «У вас, Телепнева, совершенно отсутствует понимание драматизма». Это сказал не кто-нибудь, а — сам, он, который сочиняет драмы. А с милым без драмы — не прожить, как это доказано
в стихах и прозе…
— Ах, вот еще кто был, вас спрашивал — эта мамзель, француженка, мамзель Альфонсина де Вердень. Ах как поет хорошо и декламирует тоже прекрасно
в стихах! Потихоньку к князю Николаю Ивановичу тогда проезжала, в Царское, собачку, говорит, ему продать редкую, черненькую, вся в кулачок…
Неточные совпадения
Но когда он убедился, что злодеяние уже совершилось, то чувства его внезапно
стихают, и одна только жажда водворяется
в сердце его — это жажда безмолвия.
Когда запели причастный
стих,
в церкви раздались рыдания,"больше же всех вопили голова и предводитель, опасаясь за многое имение свое".
Но страннее всего, что он был незнаком даже со
стихами Державина: Калигула! твой конь
в сенате Не мог сиять, сияя
в злате: Сияют добрые дела!
Даже сочинены были
стихи,
в которых автор добирался до градоначальниковой родительницы и очень неодобрительно отзывался о ее поведении.
Когда чтец кончил, председатель поблагодарил его и прочел присланные ему
стихи поэта Мента на этот юбилей и несколько слов
в благодарность стихотворцу. Потом Катавасов своим громким, крикливым голосом прочел свою записку об ученых трудах юбиляра.