Неточные совпадения
Старая барышня сделала выговор и за сливки и за то, что пустили родившую женщину в скотную, и
хотела уже уходить, как, увидав ребеночка, умилилась над ним и вызвалась
быть его крестной матерью.
За нее сватались, но она ни за кого не
хотела итти, чувствуя, что жизнь ее с теми трудовыми людьми, которые сватались за нее,
будет трудна ей, избалованной сладостью господской жизни.
Но он
был опытнее и хитрее ее, главное,
был хозяин, который мог посылать ее куда
хотел, и, выждав минуту, овладел ею.
Выбрав из десятка галстуков и брошек те, какие первые попались под руку, — когда-то это
было ново и забавно, теперь
было совершенно всё равно, — Нехлюдов оделся в вычищенное и приготовленное на стуле платье и вышел,
хотя и не вполне свежий, но чистый и душистый, в длинную, с натертым вчера тремя мужиками паркетом столовую с огромным дубовым буфетом и таким же большим раздвижным столом, имевшим что-то торжественное в своих широко расставленных в виде львиных лап резных ножках.
Причина эта заключалась не в том, что он 10 лет тому назад соблазнил Катюшу и бросил ее, это
было совершенно забыто им, и он не считал это препятствием для своей женитьбы; причина эта
была в том, что у него в это самое время
была с замужней женщиной связь, которая,
хотя и
была разорвана теперь с его стороны, не
была еще признана разорванной ею.
Вот это-то и
было причиной, по которой Нехлюдов считал себя не в праве, если бы даже и
хотел этого, сделать предложение Корчагиной.
Служить он не
хотел, а между тем уже
были усвоены роскошные привычки жизни, от которых он считал, что не может отстать.
Они провожали товарища, много
пили и играли до 2 часов, а потом поехали к женщинам в тот самый дом, в котором шесть месяцев тому назад еще
была Маслова, так что именно дело об отравлении он не успел прочесть и теперь
хотел пробежать его.
— В этом признаю. Только я думала, как мне сказали, что они сонные, что от них ничего не
будет. Не думала и не
хотела. Перед Богом говорю — не
хотела, — сказала она.
— Стало
быть, признаю, только я думала, сонные порошки. Я дала только, чтобы он заснул, — не
хотела и не думала.
— Как
было? — вдруг быстро начала Маслова. — Приехала в гостиницу, провели меня в номер, там он
был, и очень уже пьяный. — Она с особенным выражением ужаса, расширяя глаза, произносила слово он. — Я
хотела уехать, он не пустил.
— Приехала домой, — продолжала Маслова, уже смелее глядя на одного председателя, — отдала хозяйке деньги и легла спать. Только заснула — наша девушка Берта будит меня. «Ступай, твой купец опять приехал». Я не
хотела выходить, но мадам велела. Тут он, — она опять с явным ужасом выговорила это слово: он, — он всё
поил наших девушек, потом
хотел послать еще за вином, а деньги у него все вышли. Хозяйка ему не поверила. Тогда он меня послал к себе в номер. И сказал, где деньги и сколько взять. Я и поехала.
— Что говорила? Ничего я не говорила. Что
было, то я всё рассказала, и больше ничего не знаю. Что
хотите со мной делайте. Не виновата я, и всё.
Когда он
был девственником и
хотел остаться таким до женитьбы, то родные его боялись за его здоровье, и даже мать не огорчилась, а скорее обрадовалась, когда узнала, что он стал настоящим мужчиной и отбил какую-то французскую даму у своего товарища.
Он чувствовал, что влюблен, но не так, как прежде, когда эта любовь
была для него тайной, и он сам не решался признаться себе в том, что он любит, и когда он
был убежден в том, что любить можно только один paз, — теперь он
был влюблен, зная это и радуясь этому и смутно зная,
хотя и скрывая от себя, в чем состоит любовь, и что из нее может выйти.
Чего он
хотел от нее, он сам не знал. Но ему казалось, что когда она вошла к нему в комнату, ему нужно
было сделать что-то, что все при этом делают, а он не сделал этого.
В душе Нехлюдова в этот последний проведенный у тетушек день, когда свежо
было воспоминание ночи, поднимались и боролись между собой два чувства: одно — жгучие, чувственные воспоминания животной любви,
хотя и далеко не давшей того, что она обещала, и некоторого самодовольства достигнутой цели; другое — сознание того, что им сделано что-то очень дурное, и что это дурное нужно поправить, и поправить не для нее, а для себя.
Он думал еще и о том, что,
хотя и жалко уезжать теперь, не насладившись вполне любовью с нею, необходимость отъезда выгодна тем, что сразу разрывает отношения, которые трудно бы
было поддерживать. Думал он еще о том, что надо дать ей денег, не для нее, не потому, что ей эти деньги могут
быть нужны, а потому, что так всегда делают, и его бы считали нечестным человеком, если бы он, воспользовавшись ею, не заплатил бы за это. Он и дал ей эти деньги, — столько, сколько считал приличным по своему и ее положению.
Сначала он всё-таки
хотел разыскать ее и ребенка, но потом, именно потому, что в глубине души ему
было слишком больно и стыдно думать об этом, он не сделал нужных усилий для этого разыскания и еще больше забыл про свой грех и перестал думать о нем.
Председатель, который гнал дело как мог скорее, чтобы
поспеть к своей швейцарке,
хотя и знал очень хорошо, что прочтение этой бумаги не может иметь никакого другого следствия, как только скуку и отдаление времени обеда, и что товарищ прокурора требует этого чтения только потому, что он знает, что имеет право потребовать этого, всё-таки не мог отказать и изъявил согласие. Секретарь достал бумагу и опять своим картавящим на буквы л и р унылым голосом начал читать...
Смысл его речи, за исключением цветов красноречия,
был тот, что Маслова загипнотизировала купца, вкравшись в его доверие, и, приехав в номер с ключом за деньгами,
хотела сама всё взять себе, но,
будучи поймана Симоном и Евфимьей, должна
была поделиться с ними. После же этого, чтобы скрыть следы своего преступления, приехала опять с купцом в гостиницу и там отравила его.
Хотел он подпустить красноречия, сделав обзор того, как
была вовлечена в разврат Маслова мужчиной, который остался безнаказанным, тогда как она должна
была нести всю тяжесть своего падения, но эта его экскурсия в область психологии совсем не вышла, так что всем
было совестно.
Председатель говорил, а по бокам его члены с глубокомысленным видом слушали и изредка поглядывали на часы, находя его речь
хотя и очень хорошею, т. е. такою, какая она должна
быть, но несколько длинною. Такого же мнения
был и товарищ прокурора, как и все вообще судейские и все бывшие в зале. Председатель кончил резюме.
По всему тому, что происходило на судебном следствии, и по тому, как знал Нехлюдов Маслову, он
был убежден, что она не виновна ни в похищении ни в отравлении, и сначала
был и уверен, что все признают это; но когда он увидал, что вследствие неловкой защиты купца, очевидно основанной на том, что Маслова физически нравилась ему, чего он и не скрывал, и вследствие отпора на этом именно основании старшины и, главное, вследствие усталости всех решение стало склоняться к обвинению, он
хотел возражать, но ему страшно
было говорить за Маслову, — ему казалось, что все сейчас узнают его отношения к ней.
Хотя Нехлюдов хорошо знал и много paз и за обедом видал старого Корчагина, нынче как-то особенно неприятно поразило его это красное лицо с чувственными смакующими губами над заложенной за жилет салфеткой и жирная шея, главное — вся эта упитанная генеральская фигура. Нехлюдов невольно вспомнил то, что знал о жестокости этого человека, который, Бог знает для чего, — так как он
был богат и знатен, и ему не нужно
было выслуживаться, — сек и даже вешал людей, когда
был начальником края.
Он извинился зa то, что опоздал, и
хотел сесть на пустое место на конце стола между Мисси и Катериной Алексеевной, но старик Корчагин потребовал, чтобы он, если уже не
пьет водки, то всё-таки закусил бы у стола, на котором
были омары, икра, сыры, селедки.
Мисси очень
хотела выйти замуж, и Нехлюдов
был хорошая партия. Кроме того, он нравился ей, и она приучила себя к мысли, что он
будет ее (не она
будет его, а он ее), и она с бессознательной, но упорной хитростью, такою, какая бывает у душевно больных, достигала своей цели. Она заговорила с ним теперь, чтобы вызвать его на объяснение.
Тогда он
был бодрый, свободный человек, перед которым раскрывались бесконечные возмояжости, — теперь он чувствовал себя со всех сторон пойманным в тенетах глупой, пустой, бесцельной, ничтожной жизни, из которых он не видел никакого выхода, да даже большей частью и не
хотел выходить.
Маслова
хотела сказать, что ее привели из суда, но она так устала, что ей лень
было говорить.
Маслова
хотела ответить и не могла, а, рыдая, достала из калача коробку с папиросами, на которой
была изображена румяная дама в очень высокой прическе и с открытой треугольником грудью, и подала ее Кораблевой.
Маслова достала из калача же деньги и подала Кораблевой купон. Кораблева взяла купон, посмотрела и,
хотя не знала грамоте, поверила всё знавшей Хорошавке, что бумажка эта стоит 2 рубля 50 копеек, и полезла к отдушнику за спрятанной там склянкой с вином. Увидав это, женщины — не-соседки по нарам — отошли к своим местам. Маслова между тем вытряхнула пыль из косынки и халата, влезла на нары и стала
есть калач.
— Очень благодарю вас, Аграфена Петровна, за все заботы обо мне, но мне теперь не нужна такая большая квартира и вся прислуга. Если же вы
хотите помочь мне, то
будьте так добры распорядиться вещами, убрать их покамест, как это делалось при мама. А Наташа приедет, она распорядится. (Наташа
была сестра Нехлюдова.)
Но когда он вместе с присяжными вошел в залу заседания, и началась вчерашняя процедура: опять «суд идет», опять трое на возвышении в воротниках, опять молчание, усаживание присяжных на стульях с высокими спинками, жандармы, портрет, священник, — он почувствовал, что
хотя и нужно
было сделать это, он и вчера не мог бы разорвать эту торжественность.
Когда же он, больной и испорченный от нездоровой работы, пьянства, разврата, одурелый и шальной, как во сне, шлялся без цели по городу и сдуру залез в какой-то сарай и вытащил оттуда никому ненужные половики, мы все достаточные, богатые, образованные люди, не то что позаботились о том, чтобы уничтожить те причины, которые довели этого мальчика до его теперешнего положения, а
хотим поправить дело тем, что
будем казнить этого мальчика.
Как только сделан
был первый перерыв, Нехлюдов встал и вышел в коридор с намерением уже больше не возвращаться в суд. Пускай с ним делают, что
хотят, но участвовать в этой ужасной и гадкой глупости он более не может.
— Нехлюдов, знаете, который еще в Красноперском уезде, в земстве, разные странные заявления делал. И представьте, он присяжный, и в числе подсудимых оказалась женщина или девушка, приговоренная в каторгу, которая, как он говорит,
была им обманута, и он теперь
хочет жениться на ней.
— Скажи ему, что нет и нынче не
будет. Он в гостях, чего пристают, — послышался женский голос из-за двери, и опять послышалась рапсодия, но опять остановилась, и послышался звук отодвигаемого стула. Очевидно, рассерженная пьянистка сама
хотела сделать выговор приходящему не в урочный час назойливому посетителю.
Нынче на суде она не узнала его не столько потому, что, когда она видела его в последний раз, он
был военный, без бороды, с маленькими усиками и
хотя и короткими, но густыми вьющимися волосами, а теперь
был старообразный человек, с бородою, сколько потому, что она никогда не думала о нем.
В поле, под ногами, не
было видно дороги, а в лесу
было черно, как в печи, и Катюша,
хотя и знала хорошо дорогу, сбилась с нее в лесу и дошла до маленькой станции, на которой поезд стоял 3 минуты, не загодя, как она надеялась, а после второго звонка.
— Или карцера
захотели! — закричал надзиратель и хлопнул рыжую по жирной голой спине так, что щелкнуло на весь коридор. — Чтоб голосу твоего не слышно
было.
Хотя большинство из них, проделав несколько опытов приобретения удобств в этой жизни посредством молитв, молебнов, свечей, и не получило их, — молитвы их остались неисполненными, — каждый
был твердо уверен, что эта неудача случайная, и что это учреждение, одобряемое учеными людьми и митрополитами,
есть всё-таки учреждение очень важное и которое необходимо если не для этой, то для будущей жизни.
Несколько человек мужчин и женщин, большей частью с узелками, стояли тут на этом повороте к тюрьме, шагах в ста от нее. Справа
были невысокие деревянные строения, слева двухэтажный дом с какой-то вывеской. Само огромное каменное здание тюрьмы
было впереди, и к нему не подпускали посетителей. Часовой солдат с ружьем ходил взад и вперед, строго окрикивая тех, которые
хотели обойти его.
Чуя же, что Нехлюдов
хочет вывести ее в другой мир, она противилась ему, предвидя, что в том мире, в который он привлекал ее, она должна
будет потерять это свое место в жизни, дававшее ей уверенность и самоуважение.
Далее: «Во-вторых, защитник Масловой, — продолжал он читать, —
был остановлен во время речи председателем, когда, желая охарактеризовать личность Масловой, он коснулся внутренних причин ее падения, на том основании, что слова защитника якобы не относятся прямо к делу, а между тем в делах уголовных, как то
было неоднократно указываемо Сенатом, выяснение характера и вообще нравственного облика подсудимого имеет первенствующее значение,
хотя бы для правильного решения вопроса о вменении» — два, — сказал он, взглянув на Нехлюдова.
— Уйди от меня. Я каторжная, а ты князь, и нечего тебе тут
быть, — вскрикнула она, вся преображенная гневом, вырывая у него руку. — Ты мной
хочешь спастись, — продолжала она, торопясь высказать всё, что поднялось в ее душе. — Ты мной в этой жизни услаждался, мной же
хочешь и на том свете спастись! Противен ты мне, и очки твои, и жирная, поганая вся рожа твоя. Уйди, уйди ты! — закричала она, энергическим движением вскочив на ноги.
— Что вы жениться
хотите — не
будет этого никогда. Повешусь скорее! Вот вам.
Охота
была счастливая, убили двух медведей и обедали, собираясь уезжать, когда хозяин избы, в которой останавливались, пришел сказать, что пришла дьяконова дочка,
хочет видеться с князем Нехлюдовым.
— Я учительница, но
хотела бы на курсы, и меня не пускают. Не то что не пускают, они пускают, но надо средства. Дайте мне, и я кончу курс и заплачу вам. Я думаю, богатые люди бьют медведей, мужиков
поят — всё это дурно. Отчего бы им не сделать добро? Мне нужно бы только 80 рублей. А не
хотите, мне всё равно, — сердито сказала она.
Нехлюдову приятно
было теперь вспомнить всё это; приятно
было вспомнить, как он чуть не поссорился с офицером, который
хотел сделать из этого дурную шутку, как другой товарищ поддержал его и как вследствие этого ближе сошелся с ним, как и вся охота
была счастливая и веселая, и как ему
было хорошо, когда они возвращались ночью назад к станции железной дороги.
С этим чувством сознания своего долга он выехал из дома и поехал к Масленникову — просить его разрешить ему посещения в остроге, кроме Масловой, еще и той старушки Меньшовой с сыном, о которой Маслова просила его. Кроме того, он
хотел просить о свидании с Богодуховской, которая могла
быть полезна Масловой.