Неточные совпадения
Чего он хотел от нее, он сам
не знал. Но ему казалось, что когда она вошла к нему в комнату, ему
нужно было сделать что-то, что все при этом делают, а он
не сделал этого.
В душе Нехлюдова в этот последний проведенный у тетушек день, когда свежо было воспоминание ночи, поднимались и боролись между собой два чувства: одно — жгучие, чувственные воспоминания животной любви, хотя и далеко
не давшей того, что она обещала, и некоторого самодовольства достигнутой цели; другое — сознание того, что им сделано что-то очень дурное, и что это дурное
нужно поправить, и поправить
не для нее, а для себя.
В глубине, в самой глубине души он знал, что поступил так скверно, подло, жестоко, что ему, с сознанием этого поступка, нельзя
не только самому осуждать кого-нибудь, но смотреть в глаза людям,
не говоря уже о том, чтобы считать себя прекрасным, благородным, великодушным молодым человеком, каким он считал себя. А ему
нужно было считать себя таким для того, чтобы продолжать бодро и весело жить. А для этого было одно средство:
не думать об этом. Так он и сделал.
— Теперь, если хотите, обратитесь к адвокату.
Нужно найти повод к кассации. Это всегда можно найти. На Дворянскую, — отвечал он извозчику, — 30 копеек, никогда больше
не плачу.
— Филипп, вы
не ту гардину, — у большого окна, — страдальчески проговорила Софья Васильевна, очевидно жалевшая себя за те усилия, которые ей
нужно было сделать, чтобы выговорить эти слова, и тотчас же для успокоения поднося ко рту рукой, покрытой перстнями, пахучую дымящуюся пахитоску.
Но когда он вместе с присяжными вошел в залу заседания, и началась вчерашняя процедура: опять «суд идет», опять трое на возвышении в воротниках, опять молчание, усаживание присяжных на стульях с высокими спинками, жандармы, портрет, священник, — он почувствовал, что хотя и
нужно было сделать это, он и вчера
не мог бы разорвать эту торжественность.
Ведь очевидно, что мальчик этот
не какой-то особенный злодей, а самый обыкновенный — это видят все — человек, и что стал он тем, что есть, только потому, что находился в таких условиях, которые порождают таких людей. И потому, кажется, ясно, что, для того чтобы
не было таких мальчиков,
нужно постараться уничтожить те условия, при которых образуются такие несчастные существа.
Но Нехлюдов,
не слушая его, прошел в дверь и обратился к встретившему его чиновнику, прося его доложить прокурору, что он присяжный, и что ему
нужно видеть его по очень важному делу.
— Маслову? Как же, знаю. Обвинялась в отравлении, — сказал прокурор спокойно. — Для чего же вам
нужно видеть ее? — И потом, как бы желая смягчить, прибавил: — Я
не могу разрешить вам этого,
не зная, для чего вам это
нужно.
Но Нехлюдов, поглощенный своими мыслями,
не обратил внимания на это и продолжал итти туда, куда шло больше посетителей, т. е. в мужское отделение, а
не в женское, куда ему
нужно было.
Смотритель, тот самый, который направил Нехлюдова в женское отделение, очевидно заинтересованный им, пришел в это отделение и, увидав Нехлюдова
не у решетки, спросил его, почему он
не говорит с той, с кем ему
нужно. Нехлюдов высморкался и, встряхнувшись, стараясь иметь спокойный вид, отвечал...
Теперь этот чисто одетый, выхоленный господин с надушенной бородой был для нее
не тот Нехлюдов, которого она любила, а только один из тех людей, которые, когда им
нужно было, пользовались такими существами, как она, и которыми такие существа, как она, должны были пользоваться как можно для себя выгоднее.
Но Аграфена Петровна доказала ему, что
не было никакого резона до зимы что-либо изменять в устройстве жизни; летом квартиры никто
не возьмет, а жить и держать мебель и вещи где-нибудь да
нужно.
— Я учительница, но хотела бы на курсы, и меня
не пускают.
Не то что
не пускают, они пускают, но надо средства. Дайте мне, и я кончу курс и заплачу вам. Я думаю, богатые люди бьют медведей, мужиков поят — всё это дурно. Отчего бы им
не сделать добро? Мне
нужно бы только 80 рублей. А
не хотите, мне всё равно, — сердито сказала она.
— Что он у вас спрашивает, кто вы? — спросила она у Нехлюдова, слегка улыбаясь и доверчиво глядя ему в глаза так просто, как будто
не могло быть сомнения о том, что она со всеми была, есть и должна быть в простых, ласковых, братских отношениях. — Ему всё
нужно знать, — сказала она и совсем улыбнулась в лицо мальчику такой доброй, милой улыбкой, что и мальчик и Нехлюдов — оба невольно улыбнулись на ее улыбку.
Масленникова Нехлюдову
нужно было просить о двух вещах: о переводе Масловой в больницу и о 130 бесписьменных, безвинно содержимых в остроге. Как ни тяжело ему было просить человека, которого он
не уважал, это было единственное средство достигнуть цели, и надо было пройти через это.
Поговорив, сколько
нужно было, и так бессодержательно, как тоже
нужно было, для того чтобы
не нарушить приличия, Нехлюдов встал и подошел к Масленникову.
— Видеться можно, — сказал он, — только, пожалуйста, насчет денег, как я просил вас… А что насчет перевода ее в больницу, как писал его превосходительство, так это можно, и врач согласен. Только она сама
не хочет, говорит: «очень мне
нужно за паршивцами горшки выносить…» Ведь это, князь, такой народ, — прибавил он.
И удивительное дело, что
нужно для себя, он никак
не мог решить, а что
нужно делать для других, он знал несомненно.
Знал несомненно, что
нужно было
не оставлять Катюшу, помогать ей, быть готовым на всё, чтобы искупить свою вину перед ней.
Знал несомненно, что
нужно было изучить, разобрать, уяснить себе, понять все эти дела судов и наказаний, в которых он чувствовал, что видит что-то такое, чего
не видят другие.
Что выйдет из всего этого — он
не знал, но знал несомненно, что и то, и другое, и третье ему необходимо
нужно делать.
Молодой доктор, весь пропитанный карболовой кислотой, вышел к Нехлюдову в коридор и строго спросил его, что ему
нужно. Доктор этот делал всякие послабления арестантам и потому постоянно входил в неприятные столкновения с начальством тюрьмы и даже с старшим доктором. Опасаясь того, чтобы Нехлюдов
не потребовал от него чего-нибудь незаконного, и, кроме того, желая показать, что он ни для каких лиц
не делает исключений, он притворился сердитым.
— Так я оставлю en blanc [пробел] что тебе
нужно о стриженой, а она уж велит своему мужу. И он сделает. Ты
не думай, что я злая. Они все препротивные, твои protégées, но je ne leur veux pas de mal. [я им зла
не желаю.] Бог с ними! Ну, ступай. А вечером непременно будь дома. Услышишь Кизеветера. И мы помолимся. И если ты только
не будешь противиться, ça vous fera beaucoup de bien. [это тебе принесет большую пользу.] Я ведь знаю, и Элен и вы все очень отстали в этом. Так до свиданья.
Главные качества графа Ивана Михайловича, посредством которых он достиг этого, состояли в том, что он, во-первых, умел понимать смысл написанных бумаг и законов, и хотя и нескладно, но умел составлять удобопонятные бумаги и писать их без орфографических ошибок; во-вторых, был чрезвычайно представителен и, где
нужно было, мог являть вид
не только гордости, но неприступности и величия, а где
нужно было, мог быть подобострастен до страстности и подлости; в-третьих, в том, что у него
не было никаких общих принципов или правил, ни лично нравственных ни государственных, и что он поэтому со всеми мог быть согласен, когда это
нужно было, и, когда это
нужно было, мог быть со всеми несогласен.
— Что делать, милый князь.
Не было достаточных поводов, — сказал он, пожимая узкими плечами и закрывая глаза, и прошел куда ему было
нужно.
И потому для уяснения этого вопроса он взял
не Вольтера, Шопенгауера, Спенсера, Конта, а философские книги Гегеля и религиозные сочинения Vіnеt, Хомякова и, естественно, нашел в них то самое, что ему было
нужно: подобие успокоения и оправдания того религиозного учения, в котором он был воспитан и которое разум его давно уже
не допускал, но без которого вся жизнь переполнялась неприятностями, а при признании которого все эти неприятности сразу устранялись.
Он никогда
не осуждал ни людей ни мероприятия, а или молчал или говорил смелым, громким, точно он кричал, голосом то, что ему
нужно было сказать, часто при этом смеясь таким же громким смехом.
Он непременно хотел знать, зачем Нехлюдову
нужно видеть офицера и кто он, очевидно чуя добычу и
не желая упустить ее.
Главное, ему
нужно было очиститься от вшей, от которых он никогда
не мог вполне освободиться после посещения этапов.