Неточные совпадения
«Однако когда-нибудь же
нужно; ведь
не может же это так остаться», сказал он, стараясь придать себе смелости. Он выпрямил грудь, вынул папироску, закурил, пыхнул два раза, бросил ее в перламутровую раковину-пепельницу, быстрыми шагами прошел мрачную гостиную и отворил другую дверь в спальню жены.
— Что вам
нужно? — сказала она быстрым,
не своим, грудным голосом.
Ему бы смешно показалось, если б ему сказали, что он
не получит места с тем жалованьем, которое ему
нужно, тем более, что он и
не требовал чего-нибудь чрезвычайного; он хотел только того, что получали его сверстники, а исполнять такого рода должность мог он
не хуже всякого другого.
Для чего этим трем барышням
нужно было говорить через день по-французски и по-английски; для чего они в известные часы играли попеременкам на фортепиано, звуки которого слышались у брата наверху, где занимались студенты; для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев; для чего в известные часы все три барышни с М-llе Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в своих атласных шубках — Долли в длинной, Натали в полудлинной, а Кити в совершенно короткой, так что статные ножки ее в туго-натянутых красных чулках были на всем виду; для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе,
нужно было ходить по Тверскому бульвару, — всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном мире, он
не понимал, но знал, что всё, что там делалось, было прекрасно, и был влюблен именно в эту таинственность совершавшегося.
Теперь она верно знала, что он затем и приехал раньше, чтобы застать ее одну и сделать предложение. И тут только в первый раз всё дело представилось ей совсем с другой, новой стороны. Тут только она поняла, что вопрос касается
не ее одной, — с кем она будет счастлива и кого она любит, — но что сию минуту она должна оскорбить человека, которого она любит. И оскорбить жестоко… За что? За то, что он, милый, любит ее, влюблен в нее. Но, делать нечего, так
нужно, так должно.
Теперь, — хорошо ли это, дурно ли, — Левин
не мог
не остаться; ему
нужно было узнать, что за человек был тот, кого она любила.
— Я писал и вам и Сергею Иванычу, что я вас
не знаю и
не хочу знать. Что тебе, что вам
нужно?
Любовь к женщине он
не только
не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому
не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого
нужно было отказаться!
— Но ей всё
нужно подробно. Съезди, если
не устала, мой друг. Ну, тебе карету подаст Кондратий, а я еду в комитет. Опять буду обедать
не один, — продолжал Алексей Александрович уже
не шуточным тоном. — Ты
не поверишь, как я привык…
— Он всё
не хочет давать мне развода! Ну что же мне делать? (Он был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать. Как вы мне посоветуете? Камеровский, смотрите же за кофеем — ушел; вы видите, я занята делами! Я хочу процесс, потому что состояние мне
нужно мое. Вы понимаете ли эту глупость, что я ему будто бы неверна, с презрением сказала она, — и от этого он хочет пользоваться моим имением.
Кофе так и
не сварился, а обрызгал всех и ушел и произвел именно то самое, что было
нужно, то есть подал повод к шуму и смеху и залил дорогой ковер и платье баронессы.
— Определить, как вы знаете, начало туберкулезного процесса мы
не можем; до появления каверн нет ничего определенного. Но подозревать мы можем. И указание есть: дурное питание, нервное возбуждение и пр. Вопрос стоит так: при подозрении туберкулезного процесса что
нужно сделать, чтобы поддержать питание?
— К чему тут еще Левин?
Не понимаю, зачем тебе
нужно мучать меня? Я сказала и повторяю, что я горда и никогда, никогда я
не сделаю того, что ты делаешь, — чтобы вернуться к человеку, который тебе изменил, который полюбил другую женщину. Я
не понимаю,
не понимаю этого! Ты можешь, а я
не могу!
Вронский поехал во Французский театр, где ему действительно
нужно было видеть полкового командира,
не пропускавшего ни одного представления во Французском театре, с тем чтобы переговорить с ним о своем миротворстве, которое занимало и забавляло его уже третий день. В деле этом был замешан Петрицкий, которого он любил, и другой, недавно поступивший, славный малый, отличный товарищ, молодой князь Кедров. А главное, тут были замешаны интересы полка.
Алексей Александрович ничего особенного и неприличного
не нашел в том, что жена его сидела с Вронским у особого стола и о чем-то оживленно разговаривала; но он заметил, что другим в гостиной это показалось чем-то особенным и неприличным, и потому это показалось неприличным и ему. Он решил, что
нужно сказать об этом жене.
Теперь же, хотя убеждение его о том, что ревность есть постыдное чувство и что
нужно иметь доверие, и
не было разрушено, он чувствовал, что стоит лицом к лицу пред чем-то нелогичным и бестолковым, и
не знал, что надо делать.
«И ужаснее всего то, — думал он, — что теперь именно, когда подходит к концу мое дело (он думал о проекте, который он проводил теперь), когда мне
нужно всё спокойствие и все силы души, теперь на меня сваливается эта бессмысленная тревога. Но что ж делать? Я
не из таких людей, которые переносят беспокойство и тревоги и
не имеют силы взглянуть им в лицо».
— Я
не стану тебя учить тому, что ты там пишешь в присутствии, — сказал он, — а если
нужно, то спрошу у тебя. А ты так уверен, что понимаешь всю эту грамоту о лесе. Она трудна. Счел ли ты деревья?
Как ни старался Левин преодолеть себя, он был мрачен и молчалив. Ему
нужно было сделать один вопрос Степану Аркадьичу, но он
не мог решиться и
не находил ни формы, ни времени, как и когда его сделать. Степан Аркадьич уже сошел к себе вниз, разделся, опять умылся, облекся в гофрированную ночную рубашку и лег, а Левин все медлил у него в комнате, говоря о разных пустяках и
не будучи в силах спросить, что хотел.
Две страсти эти
не мешали одна другой. Напротив, ему
нужно было занятие и увлечение, независимое от его любви, на котором он освежался и отдыхал от слишком волновавших его впечатлений.
Вронский взял письмо и записку брата. Это было то самое, что он ожидал, — письмо от матери с упреками за то, что он
не приезжал, и записка от брата, в которой говорилось, что
нужно переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть дорогой. В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
«Да, она прежде была несчастлива, но горда и спокойна; а теперь она
не может быть спокойна и достойна, хотя она и
не показывает этого. Да, это
нужно кончить», решил он сам с собою.
— Да, — сказал Алексей Александрович и, встав, заложил руки и потрещал ими. — Я заехал еще привезть тебе денег, так как соловья баснями
не кормят, — сказал он. — Тебе
нужно, я думаю.
Кити с гордостью смотрела на своего друга. Она восхищалась и ее искусством, и ее голосом, и ее лицом, но более всего восхищалась ее манерой, тем, что Варенька, очевидно, ничего
не думала о своем пении и была совершенно равнодушна к похвалам; она как будто спрашивала только:
нужно ли еще петь или довольно?
Кити держала ее за руку и с страстным любопытством и мольбой спрашивала ее взглядом: «Что же, что же это самое важное, что дает такое спокойствие? Вы знаете, скажите мне!» Но Варенька
не понимала даже того, о чем спрашивал ее взгляд Кити. Она помнила только о том, что ей нынче
нужно еще зайти к М-me Berthe и поспеть домой к чаю maman, к 12 часам. Она вошла в комнаты, собрала ноты и, простившись со всеми, собралась уходить.
Кроме того, Константину Левину было в деревне неловко с братом еще и оттого, что в деревне, особенно летом, Левин бывал постоянно занят хозяйством, и ему
не доставало длинного летнего дня, для того чтобы переделать всё, что
нужно, а Сергей Иванович отдыхал.
— Самолюбия, — сказал Левин, задетый за живое словами брата, — я
не понимаю. Когда бы в университете мне сказали, что другие понимают интегральное вычисление, а я
не понимаю, тут самолюбие. Но тут надо быть убежденным прежде, что
нужно иметь известные способности для этих дел и, главное, в том, что все эти дела важны очень.
— Может быть, всё это хорошо; но мне-то зачем заботиться об учреждении пунктов медицинских, которыми я никогда
не пользуюсь, и школ, куда я своих детей
не буду посылать, куда и крестьяне
не хотят посылать детей, и я еще
не твердо верю, что
нужно их посылать? — сказал он.
Но быть гласным, рассуждать о том, сколько золотарей
нужно и как трубы провести в городе, где я
не живу; быть присяжным и судить мужика, укравшего ветчину, и шесть часов слушать всякий вздор, который мелют защитники и прокуроры, и как председатель спрашивает у моего старика Алешки-дурачка: «признаете ли вы, господин подсудимый, факт похищения ветчины?» — «Ась?»
— Я
не буду судиться. Я никогда
не зарежу, и мне этого нe
нужно. Ну уж! — продолжал он, опять перескакивая к совершенно нейдущему к делу, — наши земские учреждения и всё это — похоже на березки, которые мы натыкали, как в Троицын день, для того чтобы было похоже на лес, который сам вырос в Европе, и
не могу я от души поливать и верить в эти березки!
Но это
не к делу, а к делу то, что мне только
нужно поправить твое сравнение.
— Хочешь пройтись, пойдем вместе, — сказал он,
не желая расставаться с братом, от которого так и веяло свежестью и бодростью. — Пойдем, зайдем и в контору, если тебе
нужно.
Но пришло время, я поняла, что я
не могу больше себя обманывать, что я живая, что я
не виновата, что Бог меня сделал такою, что мне
нужно любить и жить.
И он знает всё это, знает, что я
не могу раскаиваться в том, что я дышу, что я люблю; знает, что, кроме лжи и обмана, из этого ничего
не будет; но ему
нужно продолжать мучать меня.
Для чего она сказала это, чего она за секунду
не думала, она никак бы
не могла объяснить. Она сказала это по тому только соображению, что, так как Вронского
не будет, то ей надо обеспечить свою свободу и попытаться как-нибудь увидать его. Но почему она именно сказала про старую фрейлину Вреде, к которой ей
нужно было, как и ко многим другим, она
не умела бы объяснить, а вместе с тем, как потом оказалось, она, придумывая самые хитрые средства для свидания с Вронским,
не могла придумать ничего лучшего.
— Мне
нужно, чтоб я
не встречал здесь этого человека и чтобы вы вели себя так, чтобы ни свет, ни прислуга
не могли обвинить вас… чтобы вы
не видали его. Кажется, это
не много. И за это вы будете пользоваться правами честной жены,
не исполняя ее обязанностей. Вот всё, что я имею сказать вам. Теперь мне время ехать. Я
не обедаю дома.
— Я несогласен, что
нужно и можно поднять еще выше уровень хозяйства, — сказал Левин. — Я занимаюсь этим, и у меня есть средства, а я ничего
не мог сделать. Банки
не знаю кому полезны. Я, по крайней мере, на что ни затрачивал деньги в хозяйстве, всё с убытком: скотина — убыток, машина — убыток.
— Ну вот, вы сами говорите! Чтоб она
не носила лечить криксу на насесть, для этого
нужно… — весело улыбаясь, сказал Свияжский.
Главное же — ему
нужно было ехать
не откладывая: надо успеть предложить мужикам новый проект, прежде чем посеяно озимое, с тем чтобы сеять его уже на новых основаниях.
Для того же, чтобы теоретически разъяснить всё дело и окончить сочинение, которое, сообразно мечтаниям Левина, должно было
не только произвести переворот в политической экономии, но совершенно уничтожить эту науку и положить начало новой науке — об отношениях народа к земле,
нужно было только съездить за границу и изучить на месте всё, что там было сделано в этом направлении и найти убедительные доказательства, что всё то, что там сделано, —
не то, что
нужно.
―
Не вхожу в подробности о том, для чего женщине
нужно видеть любовника.
Алексей Александрович сел, чувствуя, что слова его
не имели того действия, которое он ожидал, и что ему необходимо
нужно будет объясняться и что, какие бы ни были его объяснения, отношения его к шурину останутся те же.
Он долго
не мог понять того, что она написала, и часто взглядывал в ее глаза. На него нашло затмение от счастия. Он никак
не мог подставить те слова, какие она разумела; но в прелестных сияющих счастием глазах ее он понял всё, что ему
нужно было знать. И он написал три буквы. Но он еще
не кончил писать, а она уже читала за его рукой и сама докончила и написала ответ: Да.
«Неужели будет приданое и всё это?—подумал Левин с ужасом. — А впрочем, разве может приданое, и благословенье, и всё это — разве это может испортить мое счастье? Ничто
не может испортить!» Он взглянул на Кити и заметил, что ее нисколько, нисколько
не оскорбила мысль о приданом. «Стало быть, это
нужно», подумал он.
Княгиня подошла к мужу, поцеловала его и хотела итти; но он удержал ее, обнял и нежно, как молодой влюбленный, несколько раз, улыбаясь, поцеловал ее. Старики, очевидно, спутались на минутку и
не знали хорошенько, они ли опять влюблены или только дочь их. Когда князь с княгиней вышли, Левин подошел к своей невесте и взял ее за руку. Он теперь овладел собой и мог говорить, и ему многое
нужно было сказать ей. Но он сказал совсем
не то, что
нужно было.
— Хорошо, после, но непременно скажите. Я
не боюсь ни чего. Мне
нужно всё знать. Теперь кончено.
— Помни одно, что мне
нужно было одно прощение, и ничего больше я
не хочу… Отчего ж он
не придет? — заговорила она, обращаясь в дверь к Вронскому. — Подойди, подойди! Подай ему руку.
В такие минуты в особенности Алексей Александрович чувствовал себя совершенно спокойным и согласным с собой и
не видел в своем положении ничего необыкновенного, ничего такого, что бы
нужно было изменить.
— Нет, побудьте, пожалуйста. Мне
нужно сказать вам… нет, вам, — обратилась она к Алексею Александровичу, и румянец покрыл ей шею и лоб. — Я
не хочу и
не могу иметь от вас ничего скрытого, — сказала она.
— Следовательно, ты находишь, что его
нужно прекратить? — перебил его Алексей Александрович. — Но как? — прибавил он, сделав непривычный жест руками пред глазами, —
не вижу никакого возможного выхода.