Неточные совпадения
Управляющий писал, что ему, Нехлюдову, необходимо самому приехать, чтобы утвердиться в правах наследства и, кроме того, решить вопрос о том, как продолжать хозяйство: так ли, как оно велось при покойнице, или, как он это и предлагал покойной княгине и теперь предлагает молодому князю, увеличить инвентарь и всю раздаваемую
крестьянам землю обрабатывать самим.
Точно так же, когда Нехлюдов, достигнув совершеннолетия, отдал то небольшое имение, которое он наследовал от отца,
крестьянам, потому что считал несправедливым владенье
землею, — этот поступок его привел в ужас его мать и родных и был постоянным предметом укора и насмешки над ним всех его родственников.
Ему не переставая рассказывали о том, что
крестьяне, получившие
землю, не только не разбогатели, но обеднели, заведя у себя три кабака и совершенно перестав работать.
Для этого он решил не обрабатывать
землю самому, а, отдав ее по недорогой цене
крестьянам, дать им возможность быть независимыми от землевладельцев вообще.
Из конторских книг и разговоров с приказчиком он узнал, что, как и было прежде, две трети лучшей пахотной
земли обрабатывались своими работниками усовершенствованными орудиями, остальная же треть
земли обрабатывалась
крестьянами наймом по пяти рублей за десятину, т. е. за пять рублей
крестьянин обязывался три раза вспахать, три раза заскородить и засеять десятину, потом скосить, связать или сжать и свезти на гумно, т. е. совершить работы, стоящие по вольному дешевому найму по меньшей мере десять рублей за десятину.
Так, за запольные
земли, отдаваемые внаймы
крестьянам, бралось за десятину в четыре раза больше того, что цена ее могла приносить по расчету из пяти процентов.
Теперь же он просил управляющего собрать на другой день сходку
крестьян трех деревень, окруженных
землею Кузминского, для того, чтобы объявить им о своем намерении и условиться в цене за отдаваемую
землю.
Он шел исполнить то желание
крестьян, об исполнении которого они и не смели думать, — отдать им за дешевую цену
землю, т. е. он шел сделать им благодеяние, а ему было чего-то совестно.
Только потому Нехлюдов мог заключить, что предложение его им выгодно, что когда зашла речь о том, кто берет
землю — всё ли общество или товарищество, то начались жестокие споры между теми
крестьянами, которые хотели выключить слабосильных и плохих плательщиков из участия в
земле, и теми, которых хотели выключить.
Всё устроилось так, как этого хотел и ожидал Нехлюдов:
крестьяне получили
землю процентов на 30 дешевле, чем отдавалась
земля в округе; его доход с
земли уменьшился почти на половину, но был с избытком достаточен для Нехлюдова, особенно с прибавлением суммы, которую он получил за проданный лес и которая должна была выручиться за продажу инвентаря.
Зная, что человек не может иметь права на
землю, он признал это право за собой и подарил
крестьянам часть того, на что он знал в глубине души, что не имел права.
Приказчик улыбался, делая вид, что он это самое давно думал и очень рад слышать, но в сущности ничего не понимал, очевидно не оттого, что Нехлюдов неясно выражался, но оттого, что по этому проекту выходило то, что Нехлюдов отказывался от своей выгоды для выгоды других, а между тем истина о том, что всякий человек заботится только о своей выгоде в ущерб выгоде других людей, так укоренилась в сознании приказчика, что он предполагал, что чего-нибудь не понимает, когда Нехлюдов говорил о том, что весь доход с
земли должен поступать в общественный капитал
крестьян.
Нехлюдов продолжал говорить о том, как доход
земли должен быть распределен между всеми, и потому он предлагает им взять
землю и платить зa нее цену, какую они назначат, в общественный капитал, которым они же будут пользоваться. Продолжали слышаться слова одобрения и согласия, но серьезные лица
крестьян становились всё серьезнее и серьезнее, и глаза, смотревшие прежде на барина, опускались вниз, как бы не желая стыдить его в том, что хитрость его понята всеми, и он никого не обманет.
— Вы, стало быть, отказываетесь, не хотите взять
землю? — спросил Нехлюдов, обращаясь к нестарому, с сияющим лицом босому
крестьянину в оборванном кафтане, который держал особенно прямо на согнутой левой руке свою разорванную шапку так, как держат солдаты свои шапки, когда по команде снимают их.
— Ну, вот, — сказал Нехлюдов, — вы мне скажите, если бы царь сказал, чтобы
землю отобрать от помещиков и раздать
крестьянам…
На это Нехлюдов возразил, что дело идет не о дележе в одном обществе, а о дележе
земли вообще по разным губерниям. Если
землю даром отдать
крестьянам, то за что же одни будут владеть хорошей, а другие плохой
землей? Все захотят на хорошую
землю.
— Да дела, братец. Дела по опеке. Я опекун ведь. Управляю делами Саманова. Знаешь, богача. Он рамоли. А 54 тысячи десятин
земли, — сказал он с какой-то особенной гордостью, точно он сам сделал все эти десятины. — Запущены дела были ужасно.
Земля вся была по
крестьянам. Они ничего не платили, недоимки было больше 80-ти тысяч. Я в один год всё переменил и дал опеке на 70 процентов больше. А? — спросил он с гордостью.
В Панове
земля была отдана
крестьянам под условием уплачивания ими ренты для общих их крестьянских потребностей.
В Кузминском же дело оставалось еще так, как он сам устроил его, т. е. что деньги за
землю должен был получать он, но нужно было установить сроки и определить, сколько брать из этих денег для жизни и сколько оставить в пользу
крестьян.
Неточные совпадения
Сова — замоскворецкая // Княгиня — тут же мычется, // Летает над
крестьянами, // Шарахаясь то о
землю, // То о кусты крылом…
Недаром наши странники // Поругивали мокрую, // Холодную весну. // Весна нужна
крестьянину // И ранняя и дружная, // А тут — хоть волком вой! // Не греет
землю солнышко, // И облака дождливые, // Как дойные коровушки, // Идут по небесам. // Согнало снег, а зелени // Ни травки, ни листа! // Вода не убирается, //
Земля не одевается // Зеленым ярким бархатом // И, как мертвец без савана, // Лежит под небом пасмурным // Печальна и нага.
Крестьяне наши трезвые, // Поглядывая, слушая, // Идут своим путем. // Средь самой средь дороженьки // Какой-то парень тихонький // Большую яму выкопал. // «Что делаешь ты тут?» // — А хороню я матушку! — // «Дурак! какая матушка! // Гляди: поддевку новую // Ты в
землю закопал! // Иди скорей да хрюкалом // В канаву ляг, воды испей! // Авось, соскочит дурь!»
Крестьяне рассмеялися // И рассказали барину, // Каков мужик Яким. // Яким, старик убогонький, // Живал когда-то в Питере, // Да угодил в тюрьму: // С купцом тягаться вздумалось! // Как липочка ободранный, // Вернулся он на родину // И за соху взялся. // С тех пор лет тридцать жарится // На полосе под солнышком, // Под бороной спасается // От частого дождя, // Живет — с сохою возится, // А смерть придет Якимушке — // Как ком
земли отвалится, // Что на сохе присох…
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит, поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! //
Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к вечеру покинули // Бурливое село…