Он не спал всю ночь и, как это случается со многими и многими, читающими Евангелие, в первый раз, читая, понимал во всем их значении слова, много раз читанные и незамеченные. Как губка воду, он впитывал в себя то нужное, важное и радостное, что открывалось ему в этой книге. И всё, что он читал, казалось ему знакомо, казалось, подтверждало, приводило
в сознание то, что он знал уже давно, прежде, но не сознавал вполне и не верил. Теперь же он сознавал и верил.
Неточные совпадения
В душе Нехлюдова
в этот последний проведенный у тетушек день, когда свежо было воспоминание ночи, поднимались и боролись между собой два чувства: одно — жгучие, чувственные воспоминания животной любви, хотя и далеко не давшей
того, что она обещала, и некоторого самодовольства достигнутой цели; другое —
сознание того, что им сделано что-то очень дурное, и что это дурное нужно поправить, и поправить не для нее, а для себя.
В глубине,
в самой глубине души он знал, что поступил так скверно, подло, жестоко, что ему, с
сознанием этого поступка, нельзя не только самому осуждать кого-нибудь, но смотреть
в глаза людям, не говоря уже о
том, чтобы считать себя прекрасным, благородным, великодушным молодым человеком, каким он считал себя. А ему нужно было считать себя таким для
того, чтобы продолжать бодро и весело жить. А для этого было одно средство: не думать об этом. Так он и сделал.
Он молился, просил Бога помочь ему, вселиться
в него и очистить его, а между
тем то, о чем он просил, уже совершилось. Бог, живший
в нем, проснулся
в его
сознании. Он почувствовал себя Им и потому почувствовал не только свободу, бодрость и радость жизни, но почувствовал всё могущество добра. Всё, всё самое лучшее, что только мог сделать человек, он чувствовал себя теперь способным сделать.
С этим чувством
сознания своего долга он выехал из дома и поехал к Масленникову — просить его разрешить ему посещения
в остроге, кроме Масловой, еще и
той старушки Меньшовой с сыном, о которой Маслова просила его. Кроме
того, он хотел просить о свидании с Богодуховской, которая могла быть полезна Масловой.
С приятным
сознанием своей твердости против доводов управляющего и готовности на жертву для крестьян Нехлюдов вышел из конторы, и, обдумывая предстоящее дело, прошелся вокруг дома, по цветникам, запущенным
в нынешнем году (цветник был разбит против дома управляющего), по зарастающему цикорием lawn-tennis’y и по липовой алее, где он обыкновенно ходил курить свою сигару, и где кокетничала с ним три года
тому назад гостившая у матери хорошенькая Киримова.
Приказчик улыбался, делая вид, что он это самое давно думал и очень рад слышать, но
в сущности ничего не понимал, очевидно не оттого, что Нехлюдов неясно выражался, но оттого, что по этому проекту выходило
то, что Нехлюдов отказывался от своей выгоды для выгоды других, а между
тем истина о
том, что всякий человек заботится только о своей выгоде
в ущерб выгоде других людей, так укоренилась
в сознании приказчика, что он предполагал, что чего-нибудь не понимает, когда Нехлюдов говорил о
том, что весь доход с земли должен поступать
в общественный капитал крестьян.
Но, несмотря на самое точное и добросовестное исполнение всего
того, что от него требовалось, он не нашел
в этой службе удовлетворения своей потребности быть полезным и не мог вызвать
в себе
сознания того, что он делает
то, что должно.
В Сенате ему было лучше, но
то же
сознание неудовлетворительности преследовало его.
И он усвоил себе все
те обычные софизмы о
том, что отдельный разум человека не может познать истины, что истина открывается только совокупности людей, что единственное средство познания ее есть откровение, что откровение хранится церковью и т. п.; и с
тех пор уже мог спокойно, без
сознания совершаемой лжи, присутствовать при молебнах, панихидах, обеднях, мог говеть и креститься на образа и мог продолжать служебную деятельность, дававшую ему
сознание приносимой пользы и утешение
в нерадостной семейной жизни.
Маслова женским чутьем очень скоро догадалась об этом, и
сознание того, что она могла возбудить любовь
в таком необыкновенном человеке, подняло ее
в своем собственном мнении.
Как ни знакомо было Нехлюдову это зрелище, как ни часто видел он
в продолжение этих трех месяцев всё
тех же 400 человек уголовных арестантов
в самых различных положениях: и
в жаре,
в облаке пыли, которое они поднимали волочащими цепи ногами, и на привалах по дороге, и на этапах
в теплое время на дворе, где происходили ужасающие сцены открытого разврата, он всё-таки всякий раз, когда входил
в середину их и чувствовал, как теперь, что внимание их обращено на него, испытывал мучительное чувство стыда и
сознания своей виноватости перед ними.
Неточные совпадения
Но он не без основания думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных сил.] есть все-таки сечение, и это
сознание подкрепляло его.
В ожидании этого исхода он занимался делами и писал втихомолку устав «о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие,
то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя
в действии облегчит».
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но было бы скучно. Разумеется, я, может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к
той сфере деятельности, которую я избрал, и что
в моих руках власть, какая бы она ни была, если будет,
то будет лучше, чем
в руках многих мне известных, — с сияющим
сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому,
тем я больше доволен.
Но помощь Лидии Ивановны всё-таки была
в высшей степени действительна: она дала нравственную опору Алексею Александровичу
в сознании ее любви и уважения к нему и
в особенности
в том, что, как ей утешительно было думать, она почти обратила его
в христианство,
то есть из равнодушно и лениво верующего обратила его
в горячего и твердого сторонника
того нового объяснения христианского учения, которое распространилось
в последнее время
в Петербурге.
Когда она вошла
в спальню, Вронский внимательно посмотрел на нее. Он искал следов
того разговора, который, он знал, она, так долго оставаясь
в комнате Долли, должна была иметь с нею. Но
в ее выражении, возбужденно-сдержанном и что-то скрывающем, он ничего не нашел, кроме хотя и привычной ему, но всё еще пленяющей его красоты,
сознания ее и желания, чтоб она на него действовала. Он не хотел спросить ее о
том, что они говорили, но надеялся, что она сама скажет что-нибудь. Но она сказала только:
Смутное
сознание той ясности,
в которую были приведены его дела, смутное воспоминание о дружбе и лести Серпуховского, считавшего его нужным человеком, и, главное, ожидание свидания — всё соединялось
в общее впечатление радостного чувства жизни. Чувство это было так сильно, что он невольно улыбался. Он спустил ноги, заложил одну на колено другой и, взяв ее
в руку, ощупал упругую икру ноги, зашибленной вчера при падении, и, откинувшись назад, вздохнул несколько раз всею грудью.