Неточные совпадения
Тетка, видя на ней модное платье, накидку и шляпу, с уважением приняла ее и уже
не смела предлагать ей поступить
в прачки, считая, что она теперь стала на высшую ступень
жизни.
У них
в их глуши было тихо,
не было развлечений; тетушки же нежно любили своего племянника и наследника, и он любил их, любил их старомодность и простоту
жизни.
Нехлюдов
в это лето у тетушек переживал то восторженное состояние, когда
в первый раз юноша
не по чужим указаниям, а сам по себе познает всю красоту и важность
жизни и всю значительность дела, предоставленного
в ней человеку, видит возможность бесконечного совершенствования и своего и всего мира и отдается этому совершенствованию
не только с надеждой, но и с полной уверенностью достижения всего того совершенства, которое он воображает себе.
Часто по ночам,
в особенности лунным, он
не мог спать только потому, что испытывал слишком большую волнующую радость
жизни, и, вместо сна, иногда до рассвета ходил по саду с своими мечтами и мыслями.
В особенности развращающе действует на военных такая
жизнь потому, что если невоенный человек ведет такую
жизнь, он
в глубине души
не может
не стыдиться такой
жизни. Военные же люди считают, что это так должно быть, хвалятся, гордятся такою
жизнью, особенно
в военное время, как это было с Нехлюдовым, поступившим
в военную службу после объявления войны Турции. «Мы готовы жертвовать
жизнью на войне, и потому такая беззаботная, веселая
жизнь не только простительна, но и необходима для нас. Мы и ведем ее».
Так смутно думал Нехлюдов
в этот период своей
жизни; чувствовал же он во всё это время восторг освобождения от всех нравственных преград, которые он ставил себе прежде, и
не переставая находился
в хроническом состоянии сумасшествия эгоизма.
Член
в золотых очках ничего
не сказал и мрачно и решительно смотрел перед собой,
не ожидая ни от своей жены ни от
жизни ничего хорошего.
А между тем
в глубине своей души он уже чувствовал всю жестокость, подлость, низость
не только этого своего поступка, но всей своей праздной, развратной, жестокой и самодовольной
жизни, и та страшная завеса, которая каким-то чудом всё это время, все эти 12 лет скрывала от него и это его преступление и всю его последующую
жизнь, уже колебалась, и он урывками уже заглядывал за нее.
— Она и опиумом могла лишить
жизни, — сказал полковник, любивший вдаваться
в отступления, и начал при этом случае рассказывать о том, что у его шурина жена отравилась опиумом и умерла бы, если бы
не близость доктора и принятые во время меры. Полковник рассказывал так внушительно, самоуверенно и с таким достоинством, что ни у кого
не достало духа перебить его. Только приказчик, заразившись примером, решился перебить его, чтобы рассказать свою историю.
Все так устали, так запутались
в спорах, что никто
не догадался прибавить к ответу: да, но без намерения лишить
жизни.
То, а
не другое решение принято было
не потому, что все согласились, а, во-первых, потому, что председательствующий, говоривший так долго свое резюме,
в этот раз упустил сказать то, что он всегда говорил, а именно то, что, отвечая на вопрос, они могут сказать: «да—виновна, но без намерения лишить
жизни»; во-вторых, потому, что полковник очень длинно и скучно рассказывал историю жены своего шурина; в-третьих, потому, что Нехлюдов был так взволнован, что
не заметил упущения оговорки об отсутствии намерения лишить
жизни и думал, что оговорка: «без умысла ограбления» уничтожает обвинение; в-четвертых, потому, что Петр Герасимович
не был
в комнате, он выходил
в то время, как старшина перечел вопросы и ответы, и, главное, потому, что все устали и всем хотелось скорей освободиться и потому согласиться с тем решением, при котором всё скорей кончается.
— Да как же, — сказал он. — Мы
не поставили
в ответе: «виновна, но без намерения лишить
жизни». Мне сейчас секретарь говорил, — прокурор подводит ее под 15 лет каторги.
Тогда он был бодрый, свободный человек, перед которым раскрывались бесконечные возмояжости, — теперь он чувствовал себя со всех сторон пойманным
в тенетах глупой, пустой, бесцельной, ничтожной
жизни, из которых он
не видел никакого выхода, да даже большей частью и
не хотел выходить.
С Нехлюдовым
не раз уже случалось
в жизни то, что он называл «чисткой души». Чисткой души называл он такое душевное состояние, при котором он вдруг, после иногда большого промежутка времени, сознав замедление, а иногда и остановку внутренней
жизни, принимался вычищать весь тот сор, который, накопившись
в его душе, был причиной этой остановки.
Он молился, просил Бога помочь ему, вселиться
в него и очистить его, а между тем то, о чем он просил, уже совершилось. Бог, живший
в нем, проснулся
в его сознании. Он почувствовал себя Им и потому почувствовал
не только свободу, бодрость и радость
жизни, но почувствовал всё могущество добра. Всё, всё самое лучшее, что только мог сделать человек, он чувствовал себя теперь способным сделать.
Что же мы делаем? Мы хватаем такого одного случайно попавшегося нам мальчика, зная очень хорошо, что тысячи таких остаются
не пойманными, и сажаем его
в тюрьму,
в условия совершенной праздности или самого нездорового и бессмысленного труда,
в сообщество таких же, как и он, ослабевших и запутавшихся
в жизни людей, а потом ссылаем его на казенный счет
в сообщество самых развращенных людей из Московской губернии
в Иркутскую.
Хотя большинство из них, проделав несколько опытов приобретения удобств
в этой
жизни посредством молитв, молебнов, свечей, и
не получило их, — молитвы их остались неисполненными, — каждый был твердо уверен, что эта неудача случайная, и что это учреждение, одобряемое учеными людьми и митрополитами, есть всё-таки учреждение очень важное и которое необходимо если
не для этой, то для будущей
жизни.
Но,
не будучи
в силах разобраться
в этом, она поступила и теперь, как поступала всегда: отогнала от себя эти воспоминания и постаралась застлать их особенным туманом развратной
жизни; так точно она сделала и теперь.
Мы
не видим
в этих людях извращения понятия о
жизни, о добре и зле для оправдания своего положения только потому, что круг людей с такими извращенными понятиями больше, и мы сами принадлежим к нему.
И для того чтобы
не терять своего значения
в жизни, она инстинктивно держалась такого круга людей, которые смотрели на
жизнь так же, как и она.
Но Аграфена Петровна доказала ему, что
не было никакого резона до зимы что-либо изменять
в устройстве
жизни; летом квартиры никто
не возьмет, а жить и держать мебель и вещи где-нибудь да нужно.
Правда, что после военной службы, когда он привык проживать около двадцати тысяч
в год, все эти знания его перестали быть обязательными для его
жизни, забылись, и он никогда
не только
не задавал себе вопроса о своем отношении к собственности и о том, откуда получаются те деньги, которые ему давала мать, но старался
не думать об этом.
Нехлюдов приехал
в Кузминское около полудня. Во всем упрощая свою
жизнь, он
не телеграфировал, а взял со станции тарантасик парой. Ямщик был молодой малый
в нанковой, подпоясанной по складкам ниже длинной талии поддевке, сидевший по-ямски, бочком, на козлах и тем охотнее разговаривавший с барином, что, пока они говорили, разбитая, хромая белая коренная и поджарая, запаленная пристяжная могли итти шагом, чего им всегда очень хотелось.
«Всё это так, — говорил другой голос, — но, во-первых, ты
не проведешь же всей
жизни в Сибири.
Он
не только вспомнил, но почувствовал себя таким, каким он был тогда, когда он четырнадцатилетним мальчиком молился Богу, чтоб Бог открыл ему истину, когда плакал ребенком на коленях матери, расставаясь с ней и обещаясь ей быть всегда добрым и никогда
не огорчать ее, — почувствовал себя таким, каким он был, когда они с Николенькой Иртеневым решали, что будут всегда поддерживать друг друга
в доброй
жизни и будут стараться сделать всех людей счастливыми.
Нехлюдов вспомнил, как он
в Кузминском стал обдумывать свою
жизнь, решать вопросы о том, что и как он будет делать, и вспомнил, как он запутался
в этих вопросах и
не мог решить их: столько было соображений по каждому вопросу.
«Да, да, — думал он. — Дело, которое делается нашей
жизнью, всё дело, весь смысл этого дела непонятен и
не может быть понятен мне: зачем были тетушки, зачем Николенька Иртенев умер, а я живу? Зачем была Катюша? И мое сумасшествие? Зачем была эта война? И вся моя последующая беспутная
жизнь? Всё это понять, понять всё дело Хозяина —
не в моей власти. Но делать Его волю, написанную
в моей совести, — это
в моей власти, и это я знаю несомненно. И когда делаю, несомненно спокоен».
— Наш народ
не согласишь ни
в жизнь, — сказал сердитый старик.
Денежные же милостыни, которые раздавал здесь Нехлюдов, были вызваны тем, что он здесь
в первый раз узнал ту степень бедности и суровости
жизни, до которой дошли крестьяне, и, пораженный этой бедностью, хотя и знал, что это неразумно,
не мог
не давать тех денег, которых у него теперь собралось
в особенности много, так как он получил их и за проданный еще
в прошлом году лес
в Кузминском и еще задатки за продажу инвентаря.
Посидев на лавочке
в коридоре, она вернулась
в каморку и,
не отвечая товарке, долго плакала над своей погубленною
жизнью.
Со времени своего последнего посещения Масленникова,
в особенности после своей поездки
в деревню, Нехлюдов
не то что решил, но всем существом почувствовал отвращение к той своей среде,
в которой он жил до сих пор, к той среде, где так старательно скрыты были страдания, несомые миллионами людей для обеспечения удобств и удовольствий малого числа, что люди этой среды
не видят,
не могут видеть этих страданий и потому жестокости и преступности своей
жизни.
А между тем
в эту среду влекли его привычки его прошедшей
жизни, влекли и родственные и дружеские отношения и, главное, то, что для того, чтобы делать то, что теперь одно занимало его: помочь и Масловой и всем тем страдающим, которым он хотел помочь, он должен был просить помощи и услуг от людей этой среды,
не только
не уважаемых, но часто вызывающих
в нем негодование и презрение.
Вообще Петербург,
в котором он давно
не был, производил на него свое обычное, физически подбадривающее и нравственно-притупляющее впечатление: всё так чисто, удобно, благоустроенно, главное — люди так нравственно нетребовательны, что
жизнь кажется особенно легкой.
«
Не успеешь оглянуться, как втянешься опять
в эту
жизнь», — подумал он, испытывая ту раздвоенность и сомнения, которые
в нем вызывала необходимость заискивания
в людях, которых он
не уважал. Сообразив, куда прежде, куда после ехать, чтоб
не возвращаться, Нехлюдов прежде всего направился
в Сенат. Его проводили
в канцелярию, где он
в великолепнейшем помещении увидал огромное количество чрезвычайно учтивых и чистых чиновников.
И он точно
не сомневался
в этом
не потому, что это было так, а потому, что если бы это было
не так, ему бы надо было признать себя
не почтенным героем, достойно доживающим хорошую
жизнь, а негодяем, продавшим и на старости лет продолжающим продавать свою совесть.
Он
не на словах только, а
в действительности целью своей молодой
жизни ставил служение людям.
После первого ребенка жена
не захотела больше иметь детей и стала вести роскошную светскую
жизнь,
в которой и он волей-неволей должен был участвовать.
Ребенок, девочка с золотистыми длинными локонами и голыми ногами, было существо совершенно чуждое отцу,
в особенности потому, что оно было ведено совсем
не так, как он хотел этого. Между супругами установилось обычное непонимание и даже нежелание понять друг друга и тихая, молчаливая, скрываемая от посторонних и умеряемая приличиями борьба, делавшая для него
жизнь дома очень тяжелою. Так что семейная
жизнь оказалась еще более «
не то», чем служба и придворное назначение.
Надо было, присутствуя при этих службах, одно из двух: или притворяться (чего он с своим правдивым характером никогда
не мог), что он верит
в то, во что
не верит, или, признав все эти внешние формы ложью, устроить свою
жизнь так, чтобы
не быть
в необходимости участвовать
в том, что он считает ложью.
И потому для уяснения этого вопроса он взял
не Вольтера, Шопенгауера, Спенсера, Конта, а философские книги Гегеля и религиозные сочинения Vіnеt, Хомякова и, естественно, нашел
в них то самое, что ему было нужно: подобие успокоения и оправдания того религиозного учения,
в котором он был воспитан и которое разум его давно уже
не допускал, но без которого вся
жизнь переполнялась неприятностями, а при признании которого все эти неприятности сразу устранялись.
И он усвоил себе все те обычные софизмы о том, что отдельный разум человека
не может познать истины, что истина открывается только совокупности людей, что единственное средство познания ее есть откровение, что откровение хранится церковью и т. п.; и с тех пор уже мог спокойно, без сознания совершаемой лжи, присутствовать при молебнах, панихидах, обеднях, мог говеть и креститься на образа и мог продолжать служебную деятельность, дававшую ему сознание приносимой пользы и утешение
в нерадостной семейной
жизни.
Она вдруг стала серьезной, недовольной своею
жизнью и, чего-то ищущая, к чему-то стремящаяся,
не то что притворилась, а действительно усвоила себе точно то самое душевное настроение, — хотя она словами никак
не могла бы выразить,
в чем оно состояло, —
в каком был Нехлюдов
в эту минуту.
— Отвратительна животность зверя
в человеке, — думал он, — но когда она
в чистом виде, ты с высоты своей духовной
жизни видишь и презираешь ее, пал ли или устоял, ты остаешься тем, чем был; но когда это же животное скрывается под мнимо-эстетической, поэтической оболочкой и требует перед собой преклонения, тогда, обоготворяя животное, ты весь уходишь
в него,
не различая уже хорошего от дурного.
Из этих людей особенно
в этом отношении поразил его рецидивист вор Охотин, незаконный сын проститутки, воспитанник ночлежного дома, очевидно до 30 лет
жизни никогда
не встречавший людей более высокой нравственности, чем городовые, и смолоду попавший
в шайку воров и вместе с тем одаренный необыкновенным даром комизма, которым он привлекал к себе людей.
Это была привлекательная, страстная натура, человек, желавший во что бы то ни стало наслаждаться, никогда
не видавший людей, которые бы для чего-либо воздерживались от своего наслаждения и никогда
не слыхавший слова о том, чтобы была какая-нибудь другая цель
в жизни, кроме наслаждения.
Не говоря уже о том, что по лицу этому видно было, какие возможности духовной
жизни были погублены
в этом человеке, — по тонким костям рук и скованных ног и по сильным мышцам всех пропорциональных членов видно было, какое это было прекрасное, сильное, ловкое человеческое животное, как животное,
в своем роде гораздо более совершенное, чем тот буланый жеребец, зa порчу которого так сердился брандмайор.
Переходы от двадцати до тридцати верст пешком при хорошей пище, дневном отдыхе после двух дней ходьбы физически укрепили ее; общение же с новыми товарищами открыло ей такие интересы
в жизни, о которых она
не имела никакого понятия.
Стала она революционеркой, как она рассказывала, потому, что с детства чувствовала отвращение к господской
жизни, а любила
жизнь простых людей, и ее всегда бранили за то, что она
в девичьей,
в кухне,
в конюшне, а
не в гостиной.
Религиозное учение это состояло
в том, что всё
в мире живое, что мертвого нет, что все предметы, которые мы считаем мертвыми, неорганическими, суть только части огромного органического тела, которое мы
не можем обнять, и что поэтому задача человека, как частицы большого организма, состоит
в поддержании
жизни этого организма и всех живых частей его.
Он боялся, чтобы под влиянием тех тяжелых и развращающих условий,
в которых она находилась во время переезда, она
не впала бы вновь
в то прежнее состояние разлада самой с собой и отчаянности
в жизни,
в котором она раздражалась против него и усиленно курила и пила вино, чтобы забыться.