Нехлюдов заехал к тетушкам потому, что имение их
было по дороге к прошедшему вперед его полку, и потому, что они его очень об этом просили, но, главное, заехал он теперь для того, чтобы увидать Катюшу.
Неточные совпадения
Дороги до церкви не
было ни на колесах ни на санях, и потому Нехлюдов, распоряжавшийся как дома у тетушек, велел оседлать себе верхового, так называемого «братцева» жеребца и, вместо того чтобы лечь спать, оделся в блестящий мундир с обтянутыми рейтузами, надел сверху шинель и поехал на разъевшемся, отяжелевшем и не перестававшем ржать старом жеребце, в темноте,
по лужам и снегу, к церкви.
Некоторое время в церкви
было молчание, и слышались только сморкание, откашливание, крик младенцев и изредка звон цепей. Но вот арестанты, стоявшие посередине, шарахнулись, нажались друг на друга, оставляя
дорогу посередине, и
по дороге этой прошел смотритель и стал впереди всех, посередине церкви.
И они ничего больше не говорили. Слышен
был только топот лошадиных ног
по жесткой
дороге.
Убеждения графа Ивана Михайловича с молодых лет состояли в том, что как птице свойственно питаться червяками,
быть одетой перьями и пухом и летать
по воздуху, так и ему свойственно питаться
дорогими кушаньями, приготовленными
дорогими поварами,
быть одетым в самую покойную и
дорогую одежду, ездить на самых покойных и быстрых лошадях, и что поэтому это всё должно
быть для него готово.
Офицер требовал, чтобы
были надеты наручни на общественника, шедшего в ссылку и во всю
дорогу несшего на руках девочку, оставленную ему умершей в Томске от тифа женою. Отговорки арестанта, что ему нельзя в наручнях нести ребенка, раздражили бывшего не в духе офицера, и он избил непокорившегося сразу арестанта. [Факт, описанный в книге Д. А. Линева: «
По этапу».]
Полуэтап
был расположен так же, как и все этапы и полуэтапы
по сибирской
дороге: во дворе, окруженном завостренными бревнами-палями,
было три одноэтажных жилых дома.
Как ни знакомо
было Нехлюдову это зрелище, как ни часто видел он в продолжение этих трех месяцев всё тех же 400 человек уголовных арестантов в самых различных положениях: и в жаре, в облаке пыли, которое они поднимали волочащими цепи ногами, и на привалах
по дороге, и на этапах в теплое время на дворе, где происходили ужасающие сцены открытого разврата, он всё-таки всякий раз, когда входил в середину их и чувствовал, как теперь, что внимание их обращено на него, испытывал мучительное чувство стыда и сознания своей виноватости перед ними.
Выехав опять на накатанную
дорогу, ямщик поехал еще скорей, но беспрестанно должен
был съезжать с накатанного, чтобы объезжать тянувшиеся
по дороге в обе стороны обозы.
Строгость смотрителя происходила преимущественно оттого, что в переполненной вдвое против нормального тюрьме в это время
был повальный тиф. Извозчик, везший Нехлюдова, рассказал ему
дорогой, что «в тюрьме гораздо народ теряется. Какая-то на них хворь напала. Человек
по двадцати в день закапывают».
Погода переменилась. Шел клочьями спорый снег и уже засыпал
дорогу, и крышу, и деревья сада, и подъезд, и верх пролетки, и спину лошади. У англичанина
был свой экипаж, и Нехлюдов велел кучеру англичанина ехать в острог, сел один в свою пролетку и с тяжелым чувством исполнения неприятного долга поехал за ним в мягкой, трудно катившейся
по снегу пролетке.
— Ну, плохой антихрист, который
будет по дорогам бегать! К настоящему-то сами все придут и сами поклонятся. На, радуйся, все мы твои, как рыба в неводу… Глад-то будет душевный, а не телесный. Понял?
Неточные совпадения
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств
дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно
было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не знает.
На
дороге обчистил меня кругом пехотный капитан, так что трактирщик хотел уже
было посадить в тюрьму; как вдруг,
по моей петербургской физиономии и
по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора.
Коли вы больше спросите, // И раз и два — исполнится //
По вашему желанию, // А в третий
быть беде!» // И улетела пеночка // С своим родимым птенчиком, // А мужики гуськом // К
дороге потянулися // Искать столба тридцатого.
Так, например, наверное обнаружилось бы, что происхождение этой легенды чисто административное и что Баба-яга
была не кто иное, как градоправительница, или, пожалуй, посадница, которая, для возбуждения в обывателях спасительного страха, именно этим способом путешествовала
по вверенному ей краю, причем забирала встречавшихся
по дороге Иванушек и, возвратившись домой, восклицала:"Покатаюся, поваляюся, Иванушкина мясца
поевши".
Хотя оно
было еще не близко, но воздух в городе заколебался, колокола сами собой загудели, деревья взъерошились, животные обезумели и метались
по полю, не находя
дороги в город.