Неточные совпадения
Он говорил на
том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с
теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуcя в свете и при дворе значительному
человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже
того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий
людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
И, отделавшись от молодого
человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на
тот пункт, где ослабевал разговор.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой
человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой
тому обществу, в котором он находился.
— J’espère enfin, — продолжала Анна Павловна, — que ça a été la goutte d’eau qui fera déborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец,
та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого
человека, который угрожает всему.]
— Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, — продолжал виконт начатый разговор, с видом
человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, —
то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями, общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
— Aucun, [Никакого,] — возразил виконт. — После убийства герцога даже самые пристрастные
люди перестали видеть в нем героя. Si même ça été un héros pour certaines gens, — сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, — depuis l’assassinat du duc il y a un martyr de plus dans le ciel, un héros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых
людей,
то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, как у других
людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка,
то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое — детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе
тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как
человек, давно имеющий что-нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить...
Проводив одного гостя, граф возвращался к
тому или
той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом
человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности
человека шел провожать, оправлял редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать.
Польщенный молодой
человек с кокетливою улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающеюся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая
того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони.
— Сейчас, сейчас. Эй, кто там? — крикнул он таким голосом, каким кричат только
люди, уверенные, что
те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. — Послать ко мне Митеньку!
— Вот что́, мой милый, — сказал граф вошедшему почтительному молодому
человеку. — Принеси ты мне… — он задумался. — Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как
тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
— Экое золото у меня этот Митенька, — прибавил граф улыбаясь, когда молодой
человек вышел. — Нет
того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал
того, что у других
людей могли быть тоже свои интересы.
Княжна улыбнулась, как улыбаются
люди, которые думают, что знают дело больше, чем
те, с кем разговаривают.
Ежели ты мне не веришь,
то поверь
людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он
то же сказал.
— Да, я была глупа, я еще верила в
людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только
те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
— Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что все это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты
тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными
тех людей…
—
Тех людей, которые всем пожертвовали для него, — подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, — чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, — прибавила она со вздохом, — я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
В
то время как он сходил с подножки, два
человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены.
Все
те же
люди, почти в
тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной.
Француз-доктор, — стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в
той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, — неслышными шагами
человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался.
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал
той красно-желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на
то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению
людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел
тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять
человеку.
Теперь
та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные
люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает
того, чтó делается теперь и имеет еще совершиться в спальне.
Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с
тех пор как молодой
человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безуховым и владельцем одного из лучших состояний России, — я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери-невесты, и самых барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным.
Мне кажется только, что христианская любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, отраднее и лучше, чем
те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого
человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.
Мне казалось, что у него было всегда прекрасное сердце, а это
то качество, которое я более всего ценю в
людях.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из-под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую
тему разговора отца — подтруниванье над теперешними военными
людьми, а особенно над Бонапартом.
Старый князь, казалось, был убежден не только в
том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая-то кукольная комедия, в которую играли нынешние
люди, притворяясь, что делают дело.
Она и Михаил Иваныч — два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим
людей за
то добро, которое они нам сделали, сколько за
то добро, которое мы им сделали».
— Одно, чтó тяжело для меня, — я тебе по правде скажу, André, — это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как
человек с таким огромным умом не может видеть
того, чтó ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
Кутузов и австрийский генерал о чем-то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в
то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2000
людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
— Ну да, ну да, — сказал полковой командир, — всё надо пожалеть молодого
человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы
того…
И перед роту с разных рядов выбежало
человек двадцать. Барабанщик-запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То-то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с
тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Несмотря на
то, что еще не много времени прошло с
тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид
человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
— А, Бондаренко, друг сердечный, — проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади, гусару. — Вы̀води, дружок, — сказал он с
тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые
люди, когда они счастливы.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в
то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним
человека; но надо было до конца довести начатое дело.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон. По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди, по четыре
человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на
ту сторону.
— Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки-то бы повытерлись, — обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; — а
то не
человек, а птица сидит!
Все офицеры и
люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о
том, что̀ было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска.
Так ежели и не думает,
то чувствует всякий
человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
Эскадрон перешел мост и вышел из-под выстрелов, не потеряв ни одного
человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили
ту сторону.
Опять на всех веселых лицах
людей эскадрона появилась
та серьезная черта, которая была на них в
то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
Между
тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели
то на эту небольшую кучку
людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста,
то на
ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можо было признать за орудия.
В ночь сражения, взволнованный, но не усталый (несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных
людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в
ту же ночь отправлен курьером в Брюнн.
То перебирая впечатления прошедшего сражения,
то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство
человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею
тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного
человека после лагеря.
Но в
то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка
человека, принимающего одного за другим много просителей.