Неточные совпадения
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись,
стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого
человека, заметила, что он что-то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту.
— Aucun, [Никакого,] — возразил виконт. — После убийства герцога даже самые пристрастные
люди перестали видеть в нем героя. Si même ça été un héros pour certaines gens, — сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, — depuis l’assassinat du duc il y a un martyr de plus dans le ciel, un héros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых
людей, то после убиения герцога одним мучеником
стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
— Свобода и равенство, — презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, — всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедовал свободу и равенство. Разве после революции
люди стали счастливее? Напротив. Мы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
— Да уж я верно не
стану перед гостями бегать за молодым
человеком…
Француз-доктор, — стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, — неслышными шагами
человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись,
стал щупать пульс и задумался.
— За мою руку держись, уронишь так, — послышался ему испуганный шопот одного из слуг, — снизу… еще один, — говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами
людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему
стало жалко несчастного, стоявшего перед ним
человека; но надо было до конца довести начатое дело.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон. По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди, по четыре
человека в ряд, растянулся по мосту и
стал выходить на ту сторону.
Гусара подхватили четыре
человека и
стали поднимать.
Переехав дорогу, они
стали круто спускаться и на спуске увидали несколько
человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые.
В начале действий он знал только то, что по всему его полку
стали летать ядра и гранаты и бить
людей, что потом кто-то закричал: «конница», и наши
стали стрелять.
Как не верилось двадцать лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где-то там у ней под сердцем, закричало бы и
стало сосать грудь и
стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и
людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
Этот невысокий
человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально-холодным взглядом
стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и, видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу.
Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих
людей, и ему
стало страшно.
Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли
людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил...
Пьер понемногу
стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней
людей.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его
стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового
человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького
человека, с белыми руками, который что-то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо
стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что-нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи,
стал себе воображать состояние своего внутреннего
человека и осенившую меня милость Божию.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой
человек, казалось князю Андрею. Всё, что́ прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг
стало ему ясно и непривлекательно.
— Да, как
человек, всё как должно быть, и
стал, и
стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; — только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ
человека или гроба, она ничего не видала. Она часто
стала мигать и отошла от зеркала.
Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких
людях: m-lle Bourienne, с которою она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь
стала ей неприятна и она по некоторым причинам
стала отдаляться от нее...
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и
стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много
людей в черных мантиях.
Люди стали махать руками, и в руках у них было что-то в роде кинжалов; потом прибежали еще какие-то
люди и
стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье.
Каждый
человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое-то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени,
становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький
человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье,
стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева и, подойдя к нему, тотчас же
стал говорить, как
человек, дорожащий всякою минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что̀ нужно сказать.
Балашеву
становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить свое достоинство и чувствовал необходимость возражать; но, как
человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором очевидно находился Наполеон.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «садись!» — солдаты перекрестились и
стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «марш!» и, вытянувшись в четыре
человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшею впереди пехотой и батареей.
Эскадрон объехал пехоту и батарею, также торопившуюся итти скорее, спустился под гору и, пройдя через какую-то пустую без жителей деревню, опять поднялся на гору. Лошади
стали взмыливаться,
люди раскраснелись.
Толстый
человек поднялся, нахмурившись пожал плечами, и очевидно желая выразить твердость,
стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические
люди.
— Хотите пороху понюхать? — сказал он Пьеру. — Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. — И. как это часто бывает с старыми
людьми, Кутузов
стал рассеянно оглядываться, как будто забыв всё, чтò ему нужно было сказать или сделать.
Бенигсен остановился на флешах и
стал смотреть вперед на Шевардинский редут (бывший еще вчера нашим), на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся
людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Ну, у отца твоего немец-лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками
станешь ходить за отцом, и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой
человек.
В Бородинском сражении Наполеон ни в кого не стрелял и никого не убил. Всё это делали солдаты.
Стало быть, не он убивал
людей.
Стало быть и то, каким образом эти
люди убивали друг друга происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч
людей, участвовавших в общем деле.
Но когда все убедились, что этот
человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкою улыбкой, учтиво сторонясь пред солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами, так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему
стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным, собакам, петухам, козлам, и вообще животным, живущим при воинских командах.
Они вновь устраивали их, но
людей всё
становилось меньше.
Над всем полем, прежде столь весело-красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма, и пахло странною кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и
стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных и на изнуренных, и на сомневающихся
людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно,
люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что̀ вы делаете?»
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения.
Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно-взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого-то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы, проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Ежели бы она
стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий
человек, который может всё то, что̀ хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными
стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, понравились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми
людьми. Она вместе с Маврой Кузьминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
— Генерал приказал, во что бы то ни
стало, сейчас выгнать всех. Что̀ ж, это ни на что̀ не похоже! Половина
людей разбежалась.
Народ молчал и только всё теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего-то неизвестного, непонятного и страшного,
становилось невыносимо.
Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие всё то, чтò происходило пред ними, все с испуганно-широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
У Яузского моста всё еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска.
Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими, не то гневными, не то испуганными глазами, подошел к Кутузову и
стал по-французски говорить ему что-то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше, и есть одна армия.
Мюрат подвинулся к переводчику и велел спросить, где русcкие войска. Один из русских
людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг
стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что вероятно там засада.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько
человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из-под ворот, как только офицер с командой
стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Как только
люди полков
стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско, и образовались и не жители и не солдаты, а что-то среднее, называемое мародерами.
Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел облокотившись на руки над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим,
стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того непреодолимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда
людей, которые отпечатались у него в душе под названием: они.