На одной из станций он обогнал обоз русских раненых.
Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что-то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые, молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» говорили после Тарутинского сражения
русские офицеры и генералы, точно так же, как говорят и теперь, давая чувствовать, что кто-то там глупый делает так навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение — Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое, всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Неточные совпадения
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием
русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя
офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил...
Как только он узнал, что
русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему-то именно предназначено вывести
русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных
офицеров и откроет ему первый путь к славе!
— Глянь-ка, глянь, — говорил один солдат товарищу, указывая на
русского мушкатера-солдата, который с
офицером подошел к цепи и что-то часто и горячо говорил с французским гренадером. — Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз-то за ним не поспевает. Ну-ка ты, Сидоров!
На заре 17-го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский
офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с
русским императором.
Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими
русскими ранеными и пленными
офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
— Нынче так много пленных, чуть не вся
русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, — сказал другой
офицер.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки
русские и французские
офицеры. Толпы
офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского-французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два
офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые, прошли мимо Ростова.
Унтер-офицер, нахмурившись и проворчав какое-то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на
русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что̀ ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер-офицер послал солдата к
офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер-офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на
русского генерала.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда
офицера из деревни.
Русские казаки и трубач и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами
русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности.
— Я
офицер. Мне бы видеть нужно, — сказал
русский приятный и барский голос.
Мюрат подвинулся к переводчику и велел спросить, где русcкие войска. Один из
русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский
офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что вероятно там засада.
— Parlez-vous français? [ — По французски знаешь?] — повторил ему вопрос
офицер, держась вдали от него. — Faites venir l'interprête. [ — Позовите переводчика.] — Из-за рядов выехал маленький человечек в штатском
русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза из одного московского магазина.
В числе мужчин был один пленный итальянец —
офицер французской армии и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его —
русского героя.
Офицер этот, вероятно штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем
русским, назвав Пьера: celui qui n’avoue pas son nom. [тем, который не хочет назвать своего имени.]
На всех лицах
русских, на лицах французских солдат,
офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто же это делает наконец? Они все страдают, так же, как и я. Кто же? Кто же?» на секунду блеснуло в душе Пьера.
Пьер видел, как француз избил
русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер-офицеру за побег
русского солдата и угрожал ему судом.
Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского
офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести
офицера, Рамбалю передали, чтоб он шел.
— Да, кажется, вот так: «Стройны, дескать, наши молодые джигиты, и кафтаны на них серебром выложены, а молодой
русский офицер стройнее их, и галуны на нем золотые. Он как тополь между ними; только не расти, не цвести ему в нашем саду». Печорин встал, поклонился ей, приложив руку ко лбу и сердцу, и просил меня отвечать ей, я хорошо знаю по-ихнему и перевел его ответ.