— Так я хотела сказать, — продолжала она, — по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и
писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain [Лоррен] приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии,
написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
В вечер 26-го августа, и Кутузов и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и
писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтоб он хотел кого-нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Неточные совпадения
— Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, — ежели граф
написал письмо
государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухов, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s’en suit, [и всего, что отсюда вытекает.] ничего не останется. Это верно.
— Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их
государю передать после моей смерти. Теперь здесь вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто
напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
— Мне просить
государя! — сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезною раздражительностью. — О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь; я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и
пишу им, вот и
пишу: «ежели бы я был казнокрад…»
Следовательно стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и
написать поискуснее бумажку, или Наполеону
написать к Александру: Monsieur, mon frère, je consens à rendre le duché au duc d'Oldenbourg [
Государь, брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] и войны бы не было.
Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этою целью, несмотря на то. что император Наполеон сам
писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frère [
Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны, и что всегда будет любить и уважать его — он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку.
Возвратившись домой с бала,
государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел
написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
Государь не
написал этих слов в письме к Наполеону, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, как делается последняя попытка к примирению; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Он
пишет Аракчееву: «Воля
государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу.
(Он
писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено
государем и потому, на сколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию
государя.
Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее...
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по-русски, чувствовал себя всё-таки растроганным, когда он явился пред notre très gracieux souverain [наш всемилостивейший повелитель] (как он
писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes éclairaient sa route. [пламя которой освещало его путь.]
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье
писал своему
Государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он
писал...
В особенности после соединения армии блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна, это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и
написал Бенигсену, доносившему отдельно
государю, — следующее письмо...
Но без императора всероссийского нельзя было того сделать; они и
пишут государю императору нашему прошение на гербовой бумаге: «Что так, мол, и так, позвольте нам Наполеондера выкопать!» — «А мне что, говорит, плевать на то, пожалуй, выкапывайте!» Стали они рыться и видят гроб въявь, а как только к нему, он глубже в землю уходит…
Воротились мы в домы и долго ждали, не передумает ли царь, не вернется ли? Проходит неделя, получает высокопреосвященный грамоту;
пишет государь, что я-де от великой жалости сердца, не хотя ваших изменных дел терпеть, оставляю мои государства и еду-де куда бог укажет путь мне! Как пронеслася эта весть, зачался вопль на Москве: «Бросил нас батюшка-царь! Кто теперь будет над нами государить!»
Неточные совпадения
Кончились выборы: предводитель берет лист бумаги и говорит: «Заключимте, милостивые
государи, наши заседания посильным пожертвованием в пользу бедных нашей губернии да на школы, на больницы», — и
пишет двести, триста рублей.
Другая записка была от бывшего товарища Нехлюдова, флигель-адъютанта Богатырева, которого Нехлюдов просил лично передать приготовленное им прошение от имени сектантов
государю. Богатырев своим крупным, решительным почерком
писал, что прошение он, как обещал, подаст прямо в руки
государю, но что ему пришла мысль: не лучше ли Нехлюдову прежде съездить к тому лицу, от которого зависит это дело, и попросить его.
Полежаев вспомнил слова
государя и
написал ему письмо.
Девушка, перепуганная будущностью, стала
писать просьбу за просьбой; дело дошло до
государя, он велел переследовать его и прислал из Петербурга чиновника. Вероятно, средства Ярыжкиной не шли до подкупа столичных, министерских и жандармских следопроизводителей, и дело приняло иной оборот. Помещица отправилась в Сибирь на поселение, ее муж был взят под опеку, все члены уголовной палаты отданы под суд: чем их дело кончилось, не знаю.
Говорят, будто я обязан этим усердию двух-трех верноподданных русских, живших в Ницце, и в числе их мне приятно назвать министра юстиции Панина; он не мог вынести, что человек, навлекший на себя высочайший гнев Николая Павловича, не только покойно живет, и даже в одном городе с ним, но еще
пишет статейки, зная, что
государь император этого не жалует.