Неточные совпадения
— И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не
были отец, я бы ни в чем не
могла упрекнуть вас, — сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая
глаза.
Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли, ее
глаза из-под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не
могла ни на мгновение обмануть никого, и видно
было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим cousin, [двоюродного брата] как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
Пьер опустил
глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не
мог уже этого сделать. Не
мог, как не
может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она
была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не
было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен
была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в
глазах людей связывается с нею, что он не
может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не
может и оторваться от нее, что это
будет ужасно, но что он должен
будет связать с нею свою судьбу.
«Так уж всё кончено! — думал он. — И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого, так уверены, что это
будет, что я не
могу, не
могу обмануть их. Но как это
будет? Не знаю; а
будет, непременно
будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых
глаз его.
Наташа удивленно, любопытными
глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что̀ говорила Соня,
была правда, что
была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это
могло быть, но не понимала.
Соня красная, как кумач, тоже держалась за его руку и вся сияла в блаженном взгляде, устремленном в его
глаза, которых она ждала. Соне минуло уже 16 лет, и она
была очень красива, особенно в эту минуту счастливого, восторженного оживления. Она смотрела на него, не спуская
глаз, улыбаясь и задерживая дыхание. Он благодарно взглянул на нее; но всё еще ждал и искал кого-то. Старая графиня еще не выходила. И вот послышались шаги в дверях. Шаги такие быстрые, что это не
могли быть шаги его матери.
Но это
была она в новом, незнакомом еще ему, сшитом без него платье. Все оставили его, и он побежал к ней. Когда они сошлись, она упала на его грудь рыдая. Она не
могла поднять лица и только прижимала его к холодным снуркам его венгерки. Денисов, никем не замеченный, войдя в комнату, стоял тут же и, глядя на них, тер себе
глаза.
— Отчего мне не говорить! Я
могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des amants), а я этого не сделала, — сказала она. Пьер хотел что-то сказать, взглянул на нее странными
глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не
мог дышать. Он знал, что ему надо что-то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что́ он хотел сделать,
было слишком страшно.
— Вот, вот — слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень
буду любить его, — сказала Лиза, блестящими, счастливыми
глазами глядя на золовку. Княжна Марья не
могла поднять головы: она плакала.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они
были, и бывал на балах adolescentes [«подростающих»] y Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими
глазами, что не только она без краски не
могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
— Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, — сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. — Никто один не
может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен
быть достойным жилищем Великого Бога, — сказал масон и закрыл
глаза.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он
может встретить государя и при нем
быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив
глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей-то знакомый голос окликнул его и чья-то рука остановила его.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человека, с белыми руками, который что-то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в
глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или
может быть еще что-нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
— Но вы им не хотели воспользоваться, князь, — сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. — Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, — прибавил он, — то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, чтó
может вас интересовать, и кроме того
буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. — Он, закрыв
глаза, поклонился, и à la française, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь
быть незамеченным, вышел из залы.
— Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой
может повредить тебе в
глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он,
может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила,
может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил
глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
«Как
могут они
быть недовольны чем-то, — думала Наташа. — Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На
глаза Наташи все бывшие на бале
были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не
мог обидеть друг друга, и потому все должны
были быть счастливы.
— Сказала ли вам maman, что это не
может быть раньше года? — сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее
глаза.
Наташа подняла на него испуганные
глаза, но такое самоуверенно-нежное выражение
было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не
могла глядя на него сказать того, что́ она имела сказать ему.
Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который
мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена
была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на
глаза.
— Хотя это и
было с
глазу на
глаз, — продолжал Анатоль, — но я не
могу…
― Да вы ― вы, ― сказала она, с восторгом произнося это слово вы, ― другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не
может быть. Ежели бы вас не
было тогда, да и теперь, я не знаю, чтò бы
было со мною, потому что… ― Слезы вдруг полились ей в
глаза; она повернулась, подняла ноты к
глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
— Который? Который? — плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все
были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из-за слез, выступивших ему от радости на
глаза, не
мог ясно разглядеть, сосредоточил на нем весь свой восторг, хотя это
был не государь, закричал «ура!» неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он
будет военным.
Все
глаза смотрели на нее, с одинаковым выражением, значения которого она не
могла понять.
Было ли это любопытство, преданность, благодарность пли испуг и недоверие, но выражение на всех лицах
было одинаковое.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитою кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно не переставая стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь, адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не
могла сомкнуть
глаз от этого стона и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы
быть подальше от этого раненого.
Ежели бы это
был пример из истории Китая, мы бы
могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда чтò не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы
могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на
глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта
была величайшая из всех известных войн…
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах всё то, чтò
могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, чтò они пережили и перечувствовали, не
могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их
глазах таинства.
— Да, да, так, так… — говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. — Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного:
быть вполне хорошим, что он не
мог бояться смерти. Недостатки, которые
были в нем — если они
были — происходили не от него. Так он смягчился? — говорил Пьер. — Какое счастье, что он свиделся с вами, — сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез
глазами.
Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными
глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, чтò он не высказал,
может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, чтò сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи, и что пора спать.
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа
была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в
глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а
есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не
может быть», говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Николай оставил книжку и посмотрел на жену. Лучистые
глаза вопросительно (одобрял или не одобрял он дневник?) смотрели на него. Не
могло быть сомнения не только в одобрении, но в восхищении Николая перед своею женой.