Неточные совпадения
Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп,
как она говорила (грипп был
тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех...
— Mais, ma pauvre Catiche, c’est clair, comme le jour. [Но, милая Катишь, это ясно,
как день.] Он один
тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему-нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
—
Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна:
как ты не понимаешь, — ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухов, и
тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s’en suit, [и всего, что отсюда вытекает.] ничего не останется. Это верно.
— Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет.
Как он замирится,
тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То-то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
Билибин любил разговор так же,
как он любил работу, только
тогда, когда разговор мог быть изящно-остроумен.
— Нет, голубчик, — говорил приятный и
как будто знакомый князю Андрею голос, — я говорю, что коли бы возможно было знать, что́ будет после смерти,
тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так-то, голубчик.
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только
тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня,
как им овладело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
— Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты — дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить,
как можно поскорее и повернее,
тогда всё исправно.
Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя-то, говорит,
как не бояться? да
как увидишь его, и страх прошел,
как бы только не ушел! Ну, так-то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
И я не понимал
тогда,
как я был счастлив!
Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать, и надели на него такой же белый кожаный фартук,
какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и
тогда великий мастер обратился к нему.
— Ах это ужасно, ужасно! — сказал Пьер. — Я не понимаю только —
как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но
тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам.
Тогда я не ем, не умываюсь… ну,
как же вы?…
«
Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся —
тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Как и всегда, и
тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок.
Только
тогда она вспомнила,
как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимою для девушки на бале.
— Я думаю, никто так не был courtisée, [предметом ухаживанья,]
как она, — говорила Вера; — но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, — обратилась она к Пьеру, — даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous, [между нами будь сказано,] очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежного…] говорила она, намекая на бывшую в ходу
тогда карту любви.
Ее
как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще
тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и,
как кажется, неравнодушен к ней.
Еще
тогда,
как только я увидала его, я почувствовала что-то особенное».
В-четвертых, наконец, — сказал отец, насмешливо глядя на сына, «я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за-границу, полечись, сыщи,
как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что́ хочешь, так велики,
тогда женись.
И он и она любили вспоминать о том,
как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем; теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами:
тогда притворными, теперь простыми и искренними.
Что́,
как нет во мне того, что́ он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно-веселое расположение духа, и
тогда она особенно любила слушать и смотреть,
как князь Андрей смеялся.
Впрочем, писал он,
тогда еще дело не было так окончательно решено,
как теперь.
Ему становилось вполне хорошо только
тогда, когда он, сам не замечая
как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее.
— Ах, Боже мой, граф! есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, — вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. — Ах,
как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом) не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить.
Тогда одно — уйти, а куда мне уйти?
«Боже мой, ежели бы он был тут,
тогда бы я не так
как прежде, с какою-то глупою робостью перед чем-то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться,
как он смеялся
тогда, и глаза его —
как я вижу эти глаза! — думала Наташа.
— Без объявления войны вступить в Россию! Я помирюсь только
тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, — сказал он.
Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
Un souverain ne doit être à l’armée que quand il est général, [Государь должен находиться при армии только
тогда, когда он полководец,] — сказал он, очевидно посылая эти слова прямо
как вызов в лицо государя.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности
как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще
тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежнею силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое-нибудь дело.
После тех нечаянных слов о том, что ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова,
тогда так утешившие ее, были сказаны,
как говорятся всякие бессмысленные слова, для утешения плачущего ребенка.
— Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, — продолжал Пьер, — мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество комюникировать нам, сколько у нас войска, в
каком положении находятся наши войска и армии, и
тогда…
В исторических сочинениях о 1812-м годе авторы-французы очень любят говорить о том,
как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии,
как он искал сражения,
как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что
тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы-русские еще более любят говорить о том,
как с начала кампании существовал план Скифской войны заманиванья Наполеона в глубь России и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому-то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, на проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий.
Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты,
как забыты теперь тысячи и миллионы противуположных намеков и предположений, бывших в ходу
тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых.
И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в росписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное
как и
тогда, волнует его.
Я слышала из-за двери,
как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: «Бог мой!» Отчего я не взошла
тогда?
Но так
как атака на наш левый фланг произошла вечером вслед за отступлением нашего ариергарда, т. е. непосредственно после сражения при Гридневой, и так
как русские военачальники не хотели или не успели начать
тогда же 24-го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24-го числа, и очевидно вело к проигрышу и того, которое было дано 26-го числа.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую
как градом рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши, [Род укрепления. [Прим. Толстого. ]] тоже
тогда еще копаемые.
— Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только
тогда, когда стòит того итти на верную смерть,
как теперь.
И
тогда интенсивность войск была бы не та,
как теперь.
Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкою улыбкой, учтиво сторонясь пред солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами, так же спокойно,
как по бульвару,
тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным, собакам, петухам, козлам, и вообще животным, живущим при воинских командах.
— Вы очень пылки, Бельяр, — сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. — Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и
тогда приезжайте ко мне. — Не успел еще Бельяр скрыться из вида,
как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения. — Eh bien qu’est ce qu’il y a? [Ну, что еще?] — сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
Да, это было то самое тело, та самая chair à canon, [мясо для пушек.] вид которой еще
тогда,
как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы
какого бы то ни было движения только
тогда, когда он рассматривает произвольно-взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого-то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы, проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к 10, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что́ стрелка приходит на 10 часов
тогда,
как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (
как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (
тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
— Я никогда не радовалась
тогда, — сказала графиня, — когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И
как бы это хорошо было!
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда всё население,
как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства:
тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленною.
— Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие Божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, — кричал он, всё возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел, так,
как он побледнел
тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся. Пош… пошел скорее! — крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так
как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, чтò совершалось
тогда в России.
То, что он встретил ее
тогда в таких особенных условиях и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему
как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание.
Я видела, что он лежит на постели, — говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, — и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, — говорила Соня, убеждаясь по мере того,
как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела
тогда.
Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, чтò ей пришло в голову; но то, чтò она придумала
тогда, представлялось ей столь же действительным,
как и всякое другое воспоминание.