Неточные совпадения
— Ежели еще
год Бонапарте останется на престоле Франции, — продолжал виконт начатый разговор,
с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за
ходом своих мыслей, — то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями, общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег,
ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митинька так вел дела, что долги неудержимо росли
с каждым
годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе
с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Первые 15
лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся
с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь
ход жизни на несколько
лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. — Какая причина этого движения, или по каким законам происходило оно? спрашивает ум человеческий.
Неточные совпадения
— Не выношу кротких! Сделать бы меня всемирным Иродом, я бы как раз объявил поголовное истребление кротких, несчастных и любителей страдания. Не уважаю кротких! Плохо
с ними, неспособные они, нечего
с ними делать. Не гуманный я человек, я как раз железо произвожу, а — на что оно кроткому? Сказку Толстого о «Трех братьях» помните? На что дураку железо, ежели он обороняться не хочет? Избу кроет соломой, землю пашет сохой, телега у него на деревянном
ходу, гвоздей потребляет полфунта в
год.
Щепетильную застенчивость, осторожность и опрятность прежних
лет заменило небрежное молодечество, неряшество нестерпимое; он на
ходу качался вправо и влево, бросался в кресла, обрушался на стол, разваливался, зевал во все горло;
с теткой,
с людьми обращался резко.
Еще в семи — и восьмидесятых
годах он был таким же, как и прежде, а то, пожалуй, и хуже, потому что за двадцать
лет грязь еще больше пропитала пол и стены, а газовые рожки за это время насквозь прокоптили потолки, значительно осевшие и потрескавшиеся, особенно в подземном
ходе из общего огромного зала от входа
с Цветного бульвара до выхода на Грачевку.
Зима была студеная, и в скиты проезжали через курень Бастрык, минуя Талый. Чистое болото промерзло, и
ход был везде. Дорога сокращалась верст на десять, и вместо двух переездов делали всего один. Аглаида всю дорогу думала о брате Матвее,
с которым она увидалась ровно через два
года. И его прошибла слеза, когда он увидел ее в черном скитском одеянии.
Сенатора прислали
с целой ордой правоведцев; они все очищают только бумаги, и никакой решительно пользы не будет от этой дорогой экспедиции. Кончится тем, что сенатору, [Сенатор — И. Н. Толстой.] которого я очень хорошо знаю
с давних
лет, дадут ленту, да и баста. Впрочем, это обыкновенный
ход вещей у нас. Пора перестать удивляться и желать только, чтобы, наконец, начали добрые, терпеливые люди думать: нет ли возможности как-нибудь иначе все устроить? Надобно надеяться, что настанет и эта пора.