Неточные совпадения
— Он дурно выбирал свои знакомства, — вмешалась княгиня Анна Михайловна. — Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что́
делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в
солдаты, а сын Безухова выслан в Москву. Анатоля Курагина — того отец как-то замял. Но выслали-таки из Петербурга.
— Бонапарте в рубашке родился.
Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу
сделал.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами
солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и
сделал на караул.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных.
Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что-нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а
делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
Хорошо, выходит этот обер-вор: тоже вздумал учить меня: «Это разбой!» — «Разбой, говорю, не тот
делает, кто берет провиант, чтобы кормить своих
солдат, а тот кто берет его, чтобы класть в карман!» Хорошо.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне
солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им
делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m-lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же
сделал распоряжение об отдаче его в
солдаты.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда-то спешащего, много
солдат, но так же как и всегда ездили извозчики, купцы стояли у лавок, и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте, все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что
делать, и все старались успокоивать друг друга.
— Нынче не то, что
солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, — сказал с грустною улыбкой
солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. — Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одно слово — Москва. Один конец
сделать хотят. — Несмотря на неясность слов
солдата, Пьер понял всё то, что̀ он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не
делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкою улыбкой, учтиво сторонясь пред
солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами, так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое
солдаты имеют к своим животным, собакам, петухам, козлам, и вообще животным, живущим при воинских командах.
Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и
делали свое дело с напряженным щегольством.
— Разбойники, чтò
делают! — закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. — Беги к резервам, приводи ящики! — крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему
солдату.
В то время, как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие-то люди что-то
делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что-то внизу и видел одного, замеченного им
солдата, который, порываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «братцы!» и видел еще что-то странное.
В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкающей стрельбы ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские
солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что
делать друг с другом, кричали и бежали назад.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона,
делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным и куда бежать пешим
солдатам.
Все распоряжения о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших
солдат — стрелять, когда конных — топтать русских пеших, все эти распоряжения
делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона.
Все генералы, офицеры,
солдаты французской армии знали, что этого нельзя было
сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Товарищи рассказывали офицеру, что крик толпы и визги бабы произошли оттого, что наехавший на эту толпу генерал Ермолов, узнав, что
солдаты разбредаются по лавкам, а толпы жителей запружают мост, приказал снять орудия с передков и
сделать пример, что он будет стрелять по мосту.
Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях
солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтоб они вводили лошадей.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении с опущенными, длинными ресницами и как будто не видала и не чувствовала того, что
делал с нею
солдат.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять, по одному или по два? — По два, — холодно-спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах
солдат и заметно было, что все торопились и торопились не так, как торопятся, чтобы
сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтоб окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один всё крестился, другой чесал спину и
делал губами движение подобное улыбке.
Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
На всех лицах русских, на лицах французских
солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто же это
делает наконец? Они все страдают, так же, как и я. Кто же? Кто же?» на секунду блеснуло в душе Пьера.
Платону Каратаеву должно было быть за 50 лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним
солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выказывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (чтò он часто
делал), были все хороши, и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и всё тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой всё, чтò было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный trésor. [сокровище.] Увидав обоз, загромождавший армию, Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своею опытностью войны, не велел сжечь все лишние повозки, как он это
сделал с повозками маршала, подходя к Москве; он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали
солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своею простотой, отдававший всё, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своею силой, которую он показал
солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своею непонятною для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не
делая, думать, представлялся
солдатам несколько таинственным и высшим существом.
В избе, мимо которой проходили
солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось
сделать фланговый марш влево, отрезать вице-короля и захватить его.
— Все одно конец
сделаем, не будет ходить, — зевая сказал старый
солдат.
С дворовыми он не любил иметь никакого дела, называл их дармоедами и, как все говорили, распустил и избаловал их; когда надо было
сделать какое-нибудь распоряжение насчет дворового, в особенности когда надо было наказывать, он бывал в нерешительности и советовался со всеми в доме: только когда возможно было отдать в
солдаты вместо мужика дворового, он
делал это без малейшего колебания.