Неточные совпадения
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою
для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого
сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
И едва она
сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего
для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй.
— Мне
сделали пропозицию насчет вас, — сказал он, неестественно улыбаясь. — Вы, я думаю, догадались, — продолжал он, — что князь Василий приехал сюда и привез с
собой своего воспитанника (почему-то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не
для моих прекрасных глаз. Мне вчера
сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
Кроме того,
для того чтобы рассказать всё, как было, надо было
сделать усилие над
собой, чтобы рассказывать только то, что̀ было.
— Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко
сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому
себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно
для этого выбраны.
Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им
для себя руководством о том, что́ он должен был
делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась бо́льшая часть его крестьян.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой
для себя,
для него,
для крестьян —
сделал уступки.
— Да мы знаем, но то зло, которое я знаю
для себя, я не могу
сделать другому человеку, — всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи.
— А любовь к ближнему, а самопожертвование? — заговорил Пьер. — Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не
делать зла, чтоб не раскаиваться, этого мало. Я жил так, я жил
для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить
для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что́ вы говорите. — Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между
собой соединятся — тогда всё будет возможно
для ордена, который втайне успел уже
сделать многое ко благу человечества».
Отец с наружным спокойствием, но внутреннею злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто-нибудь хотел изменить жизнь, вносить в нее что-нибудь новое, когда жизнь
для него уже кончилась. — «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы
делали, что́ хотели», говорил
себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется
сделать что-то
для человечества», — говорил он
себе в минуты гордости.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им
делать нечего, старательно изыскивают
себе занятие,
для того чтобы легче переносить опасность.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь
для него
сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к
себе.
— Ах, Боже мой, граф! есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, — вдруг неожиданно
для самой
себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. — Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом) не можешь
для него
сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно — уйти, а куда мне уйти?
— Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Я ничего не
сделаю, не бойтесь,] — сказал Пьер отвечая на испуганный жест Анатоля. — Письма — раз, — сказал Пьер, как будто повторяя урок
для самого
себя. — Второе, — после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, — вы завтра должны уехать из Москвы.
Каждый человек живет
для себя, пользуется свободой
для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас
сделать или не
сделать такое-то действие; но как скоро он
сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда-нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр) никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении
себя, как ему казалось, по произволу)
делать для общего дела,
для истории то, что̀ должно было совершиться.
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был Неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему велено было опять поступить на службу и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «je vous ai fait Roi pour régner à ma manière, mais pas à la vôtre» [я вас
сделал королем
для того, чтобы царствовать не по-своему, а по-моему] — он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший конь, почуяв
себя в упряжке, заиграл в оглоблях и разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
— Такие предложения как то, чтоб очистить Одер и Вислу, можно
делать принцу Баденскому, а не мне, — совершенно неожиданно
для себя, почти вскрикнул Наполеон.
Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека
себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно
для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии всё то, что̀ он
делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что̀ хорошо и дурно, но потому что он
делал это.
Я полагаю, — говорил он воодушевляясь, — что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему и бр… chair à canon, [мясо
для пушек,] которую мы из
себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего от просил уволить
себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности, ж что она всё готова
сделать для него и
для мужиков.
Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней
сделала бы счастье графини — его матери и поправила бы дела его отца; и даже — Николай чувствовал это —
сделала бы счастье княжны Марьи.
Наполеон в Бородинском сражении исполнял свое дело представителя власти так же хорошо и еще лучше, чем в других сражениях. Он не
сделал ничего вредного
для хода сражения: он склонялся на мнения более благоразумные; он не путал, не противоречил сам
себе, не испугался и не убежал с поля сражения, а с своим большим тактом и опытом войны, спокойно и достойно исполнял свою роль кажущегося начальствованья.
— Граф,
сделайте одолжение, позвольте мне… ради Бога… где-нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с
собой нет… Мне на возу всё равно… — Еще не успел договорить офицер, как денщик с тою же просьбой
для своего господина обратился к графу.
Сам же он был занят только тою ролью, которую он
для себя сделал.
«Но я не
для себя сделал это.
— Parole d’honneur, sans parler de ce que je vous dois, j’ai de l’amitié pour vous. Puis-je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C’est à la vie et à la mort. C’est la main sur le coeur que je vous le dis, [ — Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я
сделать для вас что-нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] — сказал он, ударяя
себя в грудь.
Но как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтоб исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому
себе, что не отрекается от своего намерения и
делает всё
для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, чтò он
сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие-то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила
себе, что только она с своею порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плёрёзы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца.
Он точно так же, как и прежде, как и после в 13-м году, употреблял всё свое уменье и силы на то, чтобы
сделать наилучшее
для себя и своей армии.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с
собой всё, чтò было награблено. Наполеон тоже увозил с
собой свой собственный trésor. [сокровище.] Увидав обоз, загромождавший армию, Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своею опытностью войны, не велел сжечь все лишние повозки, как он это
сделал с повозками маршала, подходя к Москве; он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся
для провианта, больных и раненых.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала
сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел итти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова
собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11-м году
для заключения мира с Турцией, помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот-то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у зàмка, в котором должен был остановиться Кутузов.
— Да, это было счастье, — сказала она тихим грудным голосом; —
для меня наверное это было счастье. — Она помолчала. — И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… — Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленках и вдруг, видимо
сделав усилие над
собой, подняла голову и быстро начала говорить...
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье — надо
сделать всё
для того, чтобы быть с ней мужем и женой», сказал он
себе.
Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши, и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было
для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья
для себя и вина
для сына, то денег, чтобы
сделать подарок-сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал
себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за всё, чтò она
делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
И должно быть потому, что Николай не позволял
себе мысли о том, что он
делает что-нибудь
для других,
для добродетели, — всё, чтò он
делал, было плодотворно: состояние его быстро увеличивалось; соседние мужики приходили просить его, чтоб он купил их, и долго после его смерти в народе хранилась набожная память об его управлении. «Хозяин был… Наперед мужицкое, а потом свое. Ну и потачки не давал. Одно слово, — хозяин!»
Прошедшая жизнь Пьера, его несчастия до 12-го года (о которых он из слышанных слов составил
себе смутное, поэтическое представление), его приключения в Москве, плен, Платон Каратаев (о котором он слыхал от Пьера), его любовь к Наташе (которую тоже особенною любовью любил мальчик) и главное, его дружба к отцу, которого не помнил Николинька, всё это
делало из Пьера
для него героя и святыню.
Но взгляды эти кроме того говорили еще другое; они говорили о том, что она
сделала уже свое дело в жизни, о том, что она не вся в том, чтò теперь видно в ней, о том, что и все мы будем такие же, и что радостно покоряться ей, сдерживать
себя для этого когда-то дорогого, когда-то такого же полного, как и мы, жизни, а теперь жалкого существа. Memento mori, [Помни о смерти,] говорили эти взгляды.